настроением в дружине. – Гли-ко, собаки начали от нас носы воротить.

– Зато медведи стали точить когти, – засмеялся Охрим. – Чую, братья, будет нам тут и обед, и медовуха. К ратникам спешил староста Серёнска, за которым не поспевали несколько

помощников, обремененных мечами. По улице к ним бежали горожане, облаченные

кто во что и вооруженные кто чем успел, лица у всех выражали любопытство, смешанное с долей доброжелательности. Это придало Вятке забот, он повернулся

к отряду и скомандовал:

– Пока не обзаведемся припасами, строя не покидать и не

растелешиваться.

– Вятка, под такой охраной разве далеко уйдешь? – отозвался кто-то из

дружинников под общий смех. – Как бы серёнцы нас самих не полонили, вота

будет потеха.

В хоромах Евстафия было жарко натоплено, дым от печки поднимался

крутыми космами к продуху под крышей, иногда порывы ветра заталкивали его

обратно и он начинал стелиться по бревенчатым стенам, ища новый выход.

Длинные сенцы соединяли все помещения в единое целое. В клети, пристроенной

к терему, сохли натянутые на роготули шкурки белок, колонков и горностаев с

лисами, там же были бычьи и медвежьи шкуры, между ними ходили телята с

козлятами, выскочившие из яслей. В прихожей бегала челядь с разносолами на

больших тарелках, с мазями и тряпками для перевязки ран. На женской половине

в светелке висели образа, перед которыми горели лучины, полати были

застелены покрывалами, сплетенными из лыка, поверх лежали аксамитовые

накидки. Оттуда выбегали бабы и девки, это были жены, сестры и дочери

большого семейства Евстафия, они помогали челяди управиться с делами. Вятка

вместе с Темрюком и другими помощниками сидели в гриднице на лавках, поставленных вокруг крепкого стола из дуба с яствами на нем, они уже

загрузили припасы в рогожки и навьючили их на мунгальских коней, готовясь

отправляться в обратную дорогу. Супружница старшины, живая баба за тридцать

пять весей, прикладывала к ране на щеке Бранка толченую смесь из

подорожника, кипрея и тысячелистника, залитую медом и какой-то вонючей

смолой. Этой же мазью она снабдила других ратников, пострадавших во время

стычки с ордынцами, их врачевали в прихожей. Старшина серёнской дружины

Евстафий, крупный мужик в бахтерце и при мече небывалых размеров в ножнах, украшенных рубиновыми камнями, взялся за серебряный кубок с рубинами же по

его бокам, наполненный хмельным пивом, и сказал: – Дорогие гости, вы подтвердили плохие вести, которые принесли сбеги, добравшиеся на наш погост несмотря на распутицу. Теперь мы будем знать, кто

может нагрянуть в эти глухие края, чтобы дать поганым достойный отпор, а до

этого дня мы жили только слухами о нашествии на Русь ордынского войска, – он

поднялся из-за стола и перекрестился двуперстием на темные образа в углу

гридницы. Но потом махнул рукой и воздел глаза к потолку. – Помогите нам

боги Перун и Сварог, освети ратный успех бог Ярила, а дух вятичей всегда был

непокорный. Козельск ордынцам не одолеть, за это мы зелье в кубках и

пригубим.

Ратники, бывшие за столом, поднялись и разом воздели кубки с пенным

напитком, никто из них не сомневался в словах Евстафия, так-же, как все

желали своим истобам только мира.

– Вот и ладно! – одобрил порыв гостей серёнский старшина, когда те

стукнули донцами чаш о столешницу. – Передайте козлянам мою веру в крепость

духа малолетнего князя Василия Титыча и его матушки княгини Марии

Дмитриевны. А мы послужим им здесь верой и правдой.

– Исполать тебе, старшина Евстафий, за хлеб, да за соль, – поклонились

гости. – Пусть скрины и поруби Серёнска всегда будут полны добра.

– Так оно и будет, потому как наше добро надежно защищено не только

темными лесами и полноводыми реками, но и мечом с вот этими кубками, врученными нам за ратную службу еще Титом Мстиславичем, отцом козельского

князя Василия Титыча, – старшина положил ладонь на рукоять меча, затем

поставил на стол опустевший кубок и повторил напутствие. – С богом, дружинники, доброго вам пути.

Обратная дорога была не так тяжела, как вначале, может быть потому, что

солнце успело пройти по небу только половину пути, и лесной сумрак еще не

давил на плечи ратникам, а может потому, что возвращаться домой всегда было

легче. Когда дружина дошла до поляны, на которой нашли смерть ордынцы, Вятка

хотел было устроить привал, но потом передумал и махнул десницей, указывая

вперед – тяжелый дух от трупов, заваленных в овраге ветками, успел

расползтись по небольшому пространству, затрудняя дыхание. Но Бранок, обладавший острым зрением, вдруг отбежал на другой конец поляны и вскоре все

услышали громкий вопль, оборвавшийся так-же внезапно, как он возник. Ратник

возвращался обратно, волоча за воротник лохматой шубы какое-то существо, спешащее за ним на карачках:

– Видал ты, какие тут дела! – потянулся Охрим пальцами к бороде. –

Откуда здесь объявился этот нехристь?

Бранок бросил на землю сначала кривую саблю, затем подтолкнул к ногам

воеводы странное существо, положив ему на плечо свой тяжелый меч: – Вота, Вятка, поганый туганин прятался в кустах, да не один, – он

провел рукавом фофудьи под носом. – Первого я успел срубить, а то бы получил

от него стрелу каленую, а этот бросился на меня с саблей.

Воевода малой дружины пристально взглянул на ордынца, мелко трясущего

головой и плечами, потом обернулся к ратникам: – Прокуда, обойди со своими воями поляну по кругу, а вдруг еще кто

притаился в кустах, – он снова посмотрел на кипчака. – В той темени они

надысь и проскользнули между наших ног, а потом прятались, надеясь на

подмогу своих. Без лошадей-то они не лучше летучих вампиров без крыльев.

– А ни то, на кривых ногах-то далеко не убегишь, – согласился Бранок, и

снова обратился к другу. – Так что будем делать, воевода, с собой его

заберем или отпустим в овраг, где лежат остальные разбойники?

Вятка проследил за тем, как ратники Прокуды исчезли в густых зарослях

кустов вокруг поляны, он хотел было дождаться результатов разведки, но

Темрюк, стоявший в стороне, громко сплюнул себе под ноги, заставив ордынца

воздеть руки к небу и взвыть волчьим плачем, словно он почуял неладное. И

воевода, нахмурив брови, сказал ровным голосом: – А куда нам такого животного, на цепи его держать и кормить без

толку? – он покривил одну щеку. – У самих припасов не так много.

Бранок понял, о чем ему намекнули, он резко наклонился и дернул

пленного за шубу:

– Тогда пошли, будешь еще тут смердеть, – жестко сказал он. – Твои

кипчаки-кровопийцы хотели нашей крови, да сами лежат в овраге. И тебе место

между ними.

Но ордынец бросился вперед и ухватился грязными руками за воеводины

поршни, он звериным чутьем угадал в нем главного. Воздух огласился

пронзительными воплями, от которых заложило уши, Вятка хотел было отойти

назад и вдруг почувствовал, что кипчак тянется к засапожному ножу у него на

поясе. Он успел выдернуть его из ножен и воткнуть по рукоятку в бритый

затылок нехристя, оголенный воротником со свалявшейся шерстью. Тот подавился

криком и ткнулся плоской мордой в снег, перемешанный с грязью и листьями.

Еще одного ордынца ратники Прокуды не довели до поляны, зарубив на месте и

бросив тело в овраг. Больше дружина не встретила никого до самой реки, на

волнах которой качались порожние ушкуи. Когда пришла пора отправлять поезд с

припасами к сбегам и погружаться на струги самим, возникла проблема с

мунгальскими лошадьми. Загонять их в лодки оказалось опасным, они кусались, косили глазами на воду и старались вырвать поводья из рук.

– Может пустить их рядом с ушкуями? – неуверенно предложил Охрим. –