вокруг догорающего костра:

– А то не они показались? – он махнул рукой по направлению к краю

поляны, на который вышли первые лошади. – Вишь ты, сами на свет потянулись.

– А ни то, гли-ко, какие у них зубы, ажник наперед выперлись, –

подхватил шутку Охрим. – Враз откусят что надо по самую хряпку.

Вятка ухмыльнулся и прояснил картину: – Обратно коней пригнали рыси, волки и медведи, если бы они не

вернулись, те их давно бы обглодали. У зверья по весне тоже имеется свой

голодный промежуток.

Ратники побросали трупы кипчаков в овраг за поляной, прикрыли

сухостоем, чтобы звери не сразу смогли добраться, и двинулись по тропе, укрытой снегом вперемешку с прошлогодней листвой. Впереди вышагивал Темрюк, за ним шел, как вначале пути, Вятка, ведя на поводу двух ордынских скакунов, за воеводой спешили неразлучные его друзья с остальными ратниками, одарившими себя лошадьми. Замыкал поезд не слишком разговорчивый Прокуда.

Ехать верхом было почти невозможно, потому что тропа была узкая, а ветви

деревьев свисали низко, по такому пути могли продвигаться только невысокие

ордынцы, пригинавшиеся к самым гривам низкорослых коней. Но когда воины

зажгли факелы, то никаких следов от копыт не обнаружили, это означало, что

нехристи пришли на поляну, где отыскали свою смерть, с другой стороны.

Надежды на то, что Серёнск еще не найден врагами и что припасы остались

нетронутыми, значительно прибавилось. Скоро небо, загороженное ветвями, начало сереть, в предутренних сумерках тропу все чаще стали перебегать

олени, косули, зайцы и целые кабаньи выводки, спешащие заполнить опустевшие

за ночь желудки молодой травой, желудями и кореньями. Наконец она взбежала

на вершину пологого бугра, впереди показался просвет, за которым открылось

внизу небольшое поле с несколькими истобами, клетями, порубами и стожками

сена между ними, истаявшими за зиму, укрытое синеватой утренней дымкой, подсвеченной розовыми лучами солнца. Даже с бугра было видно, что мощные

заворины на дверях клетей остались нетронутыми. Вокруг лесного погоста был

вырыт, как вокруг крепости, ров с валом по его краю, за ним высились стены

сажени в четыре с несколькими вежами по углам и с проездной башней

посередине с крепкими воротами. В центре городка был выстроен невысокий

терем с резным крыльцом, огороженный заостренными столбами, это был детинец, в котором жила семья серёнского старшины. Темрюк тряхнул плечами и оглянулся

на Вятку:

– Вота мы и дошли, все тут покамест осталось в нетронутом виде, – он

улыбнулся, показав сквозь пшеничные усы белые зубы. – Как выйдем на луг, так

нас обложат серёнские собаки, их тут страсть как много, есть такие, которых

отсельцы спускают на медведя.

– Дивное место, не сразу отыщешь, – сказал Вятка, оглядывая поле, окруженное со всех сторон черной стеной леса. – Мстислав Святославич, наш

удельный князь, знал, где прятать от ворогов козельские припасы.

– На то он был и добрый князь, что слава о нем на Руси не угасла до сей

поры, – согласился Темрюк. – Когда Мстислава Святославича призвали на

Черниговский трон, он и стольный Чернигов укрепил по подобию нашего

Козельска. Ни одна ганзейская рать со степной ордой не сумели взять его

приступом.

В это время на колокольне деревянной церквушки, построенной на подворье

детинца, зазвонил колокол, и сразу по округе разлился собачий лай, а на

единственной улице показались ратники, облаченные в броню. Их было мало, да

и всех жителей городка посчитали бы мальцы, постигавшие науки в монашеских

кельях при монастырях, черкавшие гусиными перьями буквы по листам харатьи –

пергамента, и складывая из них первые слова. Но по тому, как быстро

построились вои в единый клин и ощетинились копьями, закрывшись каплевидными

щитами, можно было угадать, что взять с наскока их не удалось бы никому.

Отряд ратников устремился к проездной башне, горожане стали занимать за их

спинами другие вежи.

– Вятка, выходи вперед, – прогудел Темрюк. – Пришла пора брататься с

серёнской дружиной, иначе она выйдет за ворота и пройдет нас наскрозь.

– Вижу, что зрелая, – пошевелил плечами воевода. Он отдал поводья

Охриму, стоявшему рядом с ним, поправил на себе пояс с длинным мечом и

засапожным ножом с правой стороны. Пригладив ладонью бороду, покосился на

копье в руках у Темрюка. – Дай-ка сулицу, собаки то здесь что козельские

годовалые телки.

– А ни то, в здешних местах надо держать только таких

выжлецов-охотничьих собак, – засмеялся дружинник. – Держи, Вятка, сулицу, да

не вздумай какую из них ранить – в один миг на куски порвут, окаянные.

Между тем защитники лесной кладовой добежали до взбегов и заняли места

в вежах вокруг проездной башни, луки в их руках приготовились к стрельбе.

Суматоха внутри погоста не утихала, скоро на улице замелькали женские шабуры

с длинными сарафанами под ними, и лопоть-одежда маленьких размеров, пошитая

на детей и подростков. Это бабы с мальцами спешили на помощь своим братьям, семеюшкам и родителям. Вятка одобрительно усмехнулся на слаженные действия

серёнцев и взялся привязывать к наконечнику сулицы кусок беленой понявы, чтобы вступить с ними в переговоры. Но не успели они с Темрюком пройти

половину расстояния, как со стены послышались громкие крики: – Темрюк, хватов сын, ты кого к нам со своей ловитвы привел?

– А пошто сам не торкнулся в воротину? – Это дружина козлян, или к нам на помощь пришли черниговцы? Темрюк шел рядом с Вяткой и улыбался в лопатистую бороду, ему было

приятно, что его здесь не забывали, но с ответом не торопился, соблюдая

ратный устав. Вятка думал по другому, он махнул рукой дружине, оставшейся на

вершине бугра, чтобы вои начали спускаться, затем сказал дружиннику: – Отвечай серёнцам как надоть, индо они продержат нас перед воротами до

вечера, а нам нужно загрузиться припасами до полдня и отправиться в обратный

путь, чтобы вернуться в крепость не среди бела дня.

– Это так, а еще надо проводить хлебный поезд до сбегов, что пошли

обживать Святой холм, – согласился тот, не в силах согнать с лица улыбки.

– Поезд поведут два воя от сотника Рымаря, а нам надо скорее домой, там

ноне каждый ратник наперечет.

– Это так, – снова подтвердил собеседник. Он набрал полную грудь

воздуха и крикнул – Старшина Евстафий, отворяй ворота шире, да встречай

походную козельскую дружину. Выжлецов-то своих придержи, индо порвут нас, медвежьи выследы.

От кучки кметей на башне отделился бородач в тегиляе, надетом на

толстую свитку, он приветственно поднял руку, потом наклонился с навершия

вниз и что-то крикнул воротным. Окованные железом створки громко заскрипели

и открылись вовнутрь погоста, от них начиналась единственная улица, по бокам

которой стояли крытые соломой истобы. Дружина Вятки вошла в городок и ворота

сразу затворились, предоставив ратников пристальному рассмотрению огромной

стаей темно-рыжих и дымчатых выжлецов, кровожадно облизывавших языками морды

со вздернутыми носами. Но это неудобство было еще не главным, за стаей собак

переминались с лапы на лапу несколько медведей с железными кольцами в носах.

Поводки от ошейников находились в руках отроков со смурыми лицами и с

взрослой решительностью в глазах.

– Нас тут встречают как княжьих тиунов, – негромко сказал Темрюк, не

переставая вертеть шеей по разным сторонам. – Того и гляди отдадут на

съедение вон тем зверям.

– Сами звери-то вроде гладкие, значит, еще не оголодали, а мы в весе за

время осады крепости успели потерять, – присмотрелся к животным Бранок. –

Это нас надо подкармливать.

– Для того сюда и пришли, – усмехнулся Вятка, довольный бодрым