— Экий ты! — засмеялась Ольга, — не знаю, там видно будет.
Мал ушёл обнадеженный.
Обрадованный явился Мал в Искоростень.
Однако предложение Ольги было встречено в Искоростене с недоверием.
— Опять обманет, — говорили наученные опытом искоростенцы.
— Трудно верить ей. Ох как хитра и люта!
Нашлись, впрочем, и другие.
— Совсем примучила она нас, — говорили эти, — что ей теперь и взять с нас...
— Уж что-нибудь да возьмёт...
— Пусть бы взяла, только бы отошла! Хотя бы вздохнуть...
— Ей и самой уйти нужно... Дружина-то вон её... по домам хочет...
— Ещё бы, столько времени стоять...
— Да и видят, что всё задаром, силён наш Искоростень, и запасов много. Измором не сдадимся...
Однако искоростенцам хотелось как можно скорее изжить свою беду. Подходило время охот и, если Ольга ещё простоит под Искоростенем, то они упустят время и лов весь пропадёт. Поэтому им было выгодно откупиться от грозной киевской княгини, тем более что и та, как они теперь знали, желала бы уйти из-под Искоростеня и возвратиться в Киев.
— Что же, пусть возьмёт, что ей нужно, только бы из города на лов выходить можно было! — раздавались голоса.
— Пусть тогда послов засылает!
Это решение было объявлено киевлянам, и, не теряя времени, вступили в переговоры.
— Шлёт вам привет свой князь наш стольный Святослав и княгиня Ольга, — говорили киевляне, — а вы бы, древлянские мужи, не упорствовали и нашей княгине покорились бы... С чего вы сидите? Велела вам сказать княгиня наша слово ласковое: вот все города ваши и веси покорились под княгинину власть и взялись платить дань, теперь они и поля свои обрабатывают, и на ловлю ходят, а вы одни только запёрлись и хотите голодной помереть смертью, чем на дань согласиться.
Пока говорили речь киевские посланцы, сама Ольга с воеводами приблизилась к. переговорщикам.
Те подумали, что это клонится к их пользе, и низким поклоном приветствовали княгиню.
И та отвечала им так ласково и милостиво, что у них сразу веселее на сердцах стало.
— Вот, слышали вы, что посланные мои говорят, — спросила Ольга, — что вы теперь на это в ответ им скажете?
— Мы рады бы платить дань, княгиня, — ответили древляне, — но ведь ты хочешь мстить за мужа?
— Я отомстила уже за мужа не раз, в Киеве и здесь, у вас на тризне, более я мстить не хочу, а хочу дань брать и, помирившись с вами, пойду прочь.
Древляне даже вопреки своему обычаю и торговаться не стали; так они были обрадованы словам киевской княгини.
— Чем же ты хочешь брать с нас дань, княгиня? — спросили они, — рады мы давать тебе и мехами, и мёдом.
Ольга сделала вид, что задумалась.
— Знаю я, — говорила она, — нет теперь у вас ни мёда, ни мехов... Да и не нужно мне их. Беру я дань только в знак того, что вы мне покорились, и потому требую от вас немного...
— Что хочешь, княгиня? Не томи. Скорее скажи.
— Вот что, дайте мне от каждого двора по три голубя и по три воробья, — сказала Ольга.
Видя их изумление, княгиня тотчас же пояснила им, почему она требует с них такую незначительную дань.
— Не хочу я на вас налагать тяжёлой дани, как то делал муж мой, а прошу с вас мало потому, что вы изнемогли в осаде и надо дать вам оправиться, чтобы вы больше потом могли принести мне.
В самом деле, какой был расчёт Ольге совсем уж примучивать древлян так, чтобы никогда они оправиться не могли. Ей можно было взять с них гораздо более, когда они оправятся и примутся за свои промыслы. Это было так ясно, что древлянские переговорщики ни на минуту не усомнились в дружелюбии киевской княгини. Они поспешили в город поделиться радостною вестью.
Ольга при переговорах поставила только одно условие — чтобы собранные птицы были доставлены в её становище немедленно.
Голуби и воробьи были собраны, и толпы древлян потянулись к киевскому становищу с птицами в руках. Их встретили очень радушно в киевском становище; но как только они отдали своих птиц, Ольга предложила им возвращаться по домам.
— Вы уже покорились мне и моему сыну, — сказала она, — так идите в свой город, а я завтра отступлю от него и пойду домой.
Возвратились древляне, крепко заперли ворота Искоростеня. Они так давно не видали отрадного покоя, что поспешили лечь спать.
Не спал один только князь древлянский Мал. Слова Ольги были для него необъяснимы... Она ещё сегодня послала тайно к нему сказать, что завтра они уже перестают быть врагами... Что это могло значить? Если они перестают быть врагами, то, значит, станут друзьями? И Мал, суровый Мал, весь отдался мечтам...
Вдруг он вскочил и кинулся к окну.
Из становища киевлян вдруг поднялась огненная туча...
Тысяча огней, то разгораясь под дуновением ветра, то исчезая, то сливаясь в одно, неслась на Искоростень...
Это была последняя месть киевской княгини Ольги древлянам за мужа.
Всех принесённых ей в дань птиц Ольга раздала своим ратным людям... Едва только наступила ночь, к птицам привязаны были тряпки с серой и огнём. Лишь только уснули измученные древляне, тряпки были зажжены и птицы выпущены на волю.
Голуби понеслись в голубятни, воробьи — под свои стрехи, неся с собой огонь...
Прежде чем успели проснуться искоростенцы, весь их город пылал.
Перепуганные искоростенцы кинулись из города...
Киевляне одних убивали, других хватали в плен, а пожар всё разгорался и разгорался.
Напрасно Мал созывал своих дружинников.
Скоро от Искоростеня остались только угли.
Ольга любовалась пожаром с холма.
— Ну, что, воеводы? — торжествующе спрашивала она у Свенельда и Асмута.
— Скажем тебе, княгиня наша, — отвечали те, — что по мудрости нет тебе равных... Мудр был Олег, но ты, женщина, превосходишь его, и мы кланяемся тебе.
— Отомстила ли я за Игоря?
— И нам бы не суметь так... Мы храбры на ратном поле, но и у нас не хватило бы мудрости расправиться с врагами так, как ты...
Пламя, разгораясь всё более и более, ярко-красным столбом поднялось к небу, потом вдруг упало. Более в Искоростене гореть было нечему.
Ольга села на коня и отправилась осматривать пожарище. Везде, куда ни падал её взор, были груды обгорелых трупов. Ольга равнодушно смотрела на всё.
Вдруг она увидела своих дружинников, ведших к ней ужасного вида человека. Одежда его висела клочьями, волосы обгорели, он весь почернел от копоти.
— Кто это? — спросила Ольга.
— Князь Мал! — ответили дружинники.
Что-то дрогнуло в сердце княгини при взгляде на этого несчастного, но она овладела собой, равнодушно отвела глаза и сказала:
— Убить его!
— Ольга! Ольга, постой! — умоляюще сказал Мал.
Княгиня удержала дружинника.
— Что тебе, князь Мал, или ты такой трус, что боишься умереть, и будешь молить меня о пощаде? — презрительно глядя на несчастного, сказала она.
— Нет, нет... Я умру всё равно... Я люблю тебя... Слышишь, и теперь люблю; но мне жить нельзя, и пощады я не прошу, — прерывающимся голосом говорил князь, — скажи мне только, почему ты не убила меня сразу... Когда я был у тебя перед первыми послами...
— Ты хочешь знать это, Мал? Хорошо, я скажу тебе. Что мне было в твоей смерти, разве можно одной твоей смертью заплатить мне за все? Вот я и отомстила тебе. Я ведь берегла тебя всё это время, я не допускала, чтобы ты умер до последнего мгновения.
— Зачем? Зачем? — стонал Мал.
— Разве легко тебе было узнать, что ты явился причиной гибели всего древлянского народа? Не на твою ли голову сыпались проклятия? Из-за меня весь народ твой возненавидел тебя, считая виновником своих бед. Я сожгла Искоростень... Теперь же ты видишь, всё погибло для древлян: и старейшины их погибли, и лучшие мужи, и рать, и город, и всему, всему ты виновен... Радуйся!..
Мал страшным последним усилием вырвался из рук державших его дружинников. Он кинулся к Ольге, конь её шарахнулся в сторону.