— Да, да!.. Я тоже… соскучился, я тоже сильно-сильно… тебя ждал!

Чувствую мягкую, покорную податливость её тела. Я просто слепну, я теряю рассудок от новизны и силы ощущений, от нахлынувших чувств. Меня сводит с ума её голос, тонкий запах духов, и её нежность. Целую её шею, нежный изгиб, переходящий в ложбинку груди, плечи, снова губы, глаза…

— Светланка! А-а-а! — рычу не в силах удержаться.

Светлана обвисает в моих руках, запрокидывает голову, её волосы широко и свободно рассыпаются. Они приятно пахнут и нежно щекочут. Её спина вдруг резко напрягается, я неожиданно остро чувствую крутую впадину низа ее живота…

— О-о!

Взяв моё лицо в свои ладони, нос к носу, она смотрит мне в глаза напряженным взглядом глубоко-глубоко, прямо в меня, и долго, долго потом целует в губы своими пухлыми и нежными губами. Я чувствую её упругий и требовательный язык.

— А-а-а! — на вдохе вдруг шепчет Светлана, запрокидывая назад голову. Короткая дрожь сотрясает её тело, приятным и тяжелым вихрем чувств мгновенно отозвавшись глубоко во мне…

— Пашенька, милый! — ловлю её еле слышное. Голова её расслабленно опускается на моё плечо. — Как я скучала!

От всего этого фейерверка эмоций я совсем на пределе. Я уже не могу сдержаться — моё естество и моя психика не могут выдержать такие перегрузки. Это невозможно… это выше передела допустимого… это… Такая нежная… желанная… она рядом, она… Мощная и сладостная вспышка где-то глубоко во мне, во всем теле, внизу живота — трах-тарарах, находит выход переполнившей энергии. О-ох! — душу в себе рвущийся стон.

Не удержал, не смог — в паху стало мокро и неприятно. «Стыду-уха!» — проносится в голове, и я непроизвольно отстраняюсь от девушки. Светлана видимо почувствовала моё состояние и кажется всё поняла. Её глаза искрятся счастьем и пониманием. Она, мягко улыбаясь, нежно гладит меня по щеке и с виноватой улыбкой шепчет:

— Прости меня, Пашенька! Прости, глупую. Я так больше не буду делать. Ладно? Я не хотела так. Мне самой… трудно.

— Да… л-ладно, — отвожу взгляд.

— Мне так хорошо с тобой, Пашенька, если б ты знал!

— Мне тоже… очень хорошо! Ты здорово выглядишь. — Лепечу я.

— Ой, Пашенька, для тебя я хочу выглядеть в сто раз лучше. — Тянет меня за собой. — Иди сюда.

Только сейчас замечаю, что мы так и стоим у двери.

В маленькой комнате «для свиданий» — старый журнальный столик с облезлым лаком и обожженными полукружьями от чифирных кружек. Два продавленных кресла интеллигентного в прошлом вида. Односпальный топчан, обтянутый чёрным, местами истертым дерматином. На столике графин с желтого цвета водой, рядом белесый, давно немытый стакан. На подоконнике цветочный горшок с засохшим некогда цветком, и грязная столовская алюминиевая миска — теперь, в худшие, надо полагать, свои времена, выполняющая роль неряшливой пепельницы. В воздухе стойкий горький и затхлый запах плохих папирос, пыли, влаги и сапожного крема. Серый с зеленым окрас стен, тёмно-коричневый зашарканный пол. Под потолком, над серединой комнаты, пыльная трёхрожковая инвалидка люстра, с разноразмерными лампочками без плафонов.

Грустно всё, уныло, запущено.

«Свиданную» эстетику дополняет наружная электророзетка с треснутым корпусом и двухкнопочный выключатель. Комната свиданий, одним словом.

В этой комнате днем иногда отдыхает, а ночью по очереди спит наряд, укрывшись, когда одеялом, если прихватят из каптерки, когда шинелью или чьим-нибудь бушлатом. Здесь же отдыхающая смена варит крепкий чай большим кипятильником прямо в «люминиевых» кружках, либо в этом вот, граненом стакане. Курят, что найдется. Сушат на батарее, либо на сапогах, влажные портянки и сами сапоги. Принимают ночных гостей, вернее визитёрш, правильнее сказать молодых женщин, кто просто случайно… совсем-совсем случайно зашел погреться, либо спросить: а как пройти к автобусу? а можно, мальчики, от вас позвонить? — когда дежурное начальство куда-то там, на время, отлучилось.

Утром, убрав комнату от лишних не по уставу предметов, вытряхнув окурки и протащив по полу, туда-сюда, влажную грязную тряпку, редко в неё потом заходят. Тоскливо потому что там, убого, неуютно. Вечером, к сдаче наряда, снова пройдутся по полу мокрой тряпкой. Следующей смене обязательно нужно показать пол только в сыром виде, в подтверждение проведённой уборки, чтобы вопросов не было. Так каждый день, из месяца в месяц, из года…

Армия!..

Сейчас на топчане стоит кожаная дорожная сумка Светланы, лежит белый её плащ, маленькая дамская сумочка и цветной прозрачный шарф. Эти предметы, как яркие цветные украшения, явно выпадают из привычного здесь армейского серого ряда.

— Иди, иди сюда, — тянет за собой Света. — Я с работы и прямо сюда. К тебе.

Осторожно присаживаюсь на краешек топчана. Ощущение в паху жутко отвратительное. Света суетится около своих сумок, а я блаженствую от её вида, от первых страстных минут. Света в белой блузке, синей, чуть выше колен, облегающей, с небольшим разрезом юбке, белых туфлях. Сердце у меня просто обмирает от любви и нежности к ней. Ох, озверел я тут, чувствую, в части, от серо-зеленого цвета и однообразной мужской среды. Вокруг меня и рядом со мной, целых два года одни только зеленые солдатские мундиры и сапоги. А сейчас… Светлана!.. Здесь, рядом со мной! И это не сон! Нет! Она, вот она — рядом. Я могу дотронуться до нее. Даже могу обнять. Поцеловать даже могу, чувствуя её всю-всю, трепетную и нежную!

— Я с ума сходила, не могла дождаться когда сдам пассажиров, багаж, документы, и прочую ерунду и скорее сюда. Еду и боюсь, а вдруг ты где-нибудь не в части… Не выдержу тогда, сойду с ума. Нет, думаю, узнаю где ты и поеду, всё равно найду. Дурочка, да? — опять ловит меня взглядом.

— Ну, нет, конечно. Что ты! Я тебя тоже ждал. Давно, сразу с воскресенья… — признаюсь. Я ей не вру. Мне очень приятно и радостно видеть её, слышать её голос, чувствовать… Я-то уже всё для себя решил: пусть она и не совпадает — но, мне кажется, расхождений всё меньше и меньше! — с тем, моим ночным идеалом, но зато всё остальное в ней такое… такое!.. Даже лучше, чем я мечтал. Я только подумаю о ней, у меня сердце сразу замирает, в животе приятно и тревожно холодеет, а уж про то, что ниже, и говорить не приходится. «Он» — тут как тут, как главный, всё время рвется участвовать в процессе общения… обгоняя даже. Короче говоря, я всё время думаю о ней, я всё время хочу её видеть, и вообще… «Я хочу ви-идеть э-этого челове-ека!» Её! Только её! Хочу и все. Каждый день, каждую минуту.

— Ой, правда? — Бросается мне на шею Светлана. — Мне так приятно это слышать. Паш, говори мне всегда так, ладно? Я так переживала! Не могла эти дни спокойно работать… Нервничала. Из рук всё валилось. Рвалась сюда, всё время торопилась к тебе… Правда. Веришь мне?

— Да. Я тоже… ждал.

— Я всё время вспоминаю тот концерт… Как увидела тебя. Как сразу узнала. Ведь я совсем-совсем случайно пошла на этот концерт, даже и не собиралась. А теперь в ужас прихожу от мысли, а вдруг бы не пошла!.. И не встретила бы тебя. Понимаешь? Не встретила… — уткнувшись в мою гимнастёрку, прячет лицо. Плечи её чуть вздрагивают, она тихонько всхлипывает.

— Свет… Света, ты что? Ну ладно, что ты… — не умело пытаюсь успокаивать. Я действительно это не умею делать, теряюсь, не знаю что сейчас нужно. Как ребёнка, осторожно глажу её по голове. — Ну, что ты… моя хорошая, что ты! Ну, всё, всё. Ну, ладно… Прошло?

— Да, прошло. Извини! Это я от счастья! — снова радостно улыбается. — Мне очень хорошо с тобой! Ты слышишь? Так хорошо, что я даже боюсь…

— Боюсь! Чего?

— Не знаю. Ладно, не будем об этом. — Отмахивается Светлана и вновь улыбается. — Смотри, это тебе! — Из сумки достает и разворачивает сверток. В нём толстый, без воротника, красивый цветной свитер. — Как раз тебе под гимнастерку. Чтобы зимой было тепло. Нравится?

Мне? Нравится ли мне?!.. Я просто дар речи потерял. Осторожно мну рукой край свитера — очень приятный материал, очень мягкий, совсем лёгкий. Пахнет духами Светланы, или самой Светланой. Умм-м! Не знаю как и сказать… Не ожидал.