— Что такое? Пожар, Иванов, наводнение?

— Не-е… хотя… можно и так сказать. — Вежливо улыбаясь, включается в игру Генка. — Понимаете, товарищ майор, тут такое дело… как бы это сказать…

— Ну-ну… — поощряет майор.

— Можно мне это… до утра сходить в увольнение? У меня это…

— Сестра нашлась. — Сочувственным голосом подсказывает майор.

— Да! — Чуть настораживаясь, тем не менее, радостно и широко улыбаясь, подтверждает Генка. — А откуда вы уже знаете? Кто вам сказал?

— Дед Пихто. — Как бы между прочим, совсем не отвлекаясь от своих сборов, легко, к месту, импровизирует старшина Великжанов.

— Всё шутите, товарищ старшина! — Добродушно отмахивается Генка. — Ну, товарищ майор, правда. — Продолжая широко улыбаться, раскрывает Генка, наконец, свои важные обстоятельства. — Понимаете, та-арищ майор, надо бы это, сходить, хотенчики вот надо свести, чуток. Видите? — Не спуская глаз с майора, вытянув шею, как ворона, крутит Генка остреньким подбородком в разные стороны, демострируя дирижеру свои зардевшиеся щеки, как главный физиологический аргумент. Генка уже идет нахально, открытым текстом. И правильно делает. Он понимает, все достойные поводы уже исчерпаны. После каждого концерта находить по-одной-две сестрёнки — это уже перебор. Нужен какой-то другой ход. А если вот так вот обратиться, прямо, как товарищ к товарищу, по-мужски, то, чем чёрт не шутит. — Видите? — Демонстрирет побудительный фактор. Ждёт.

Майор внимательно разглядывает представленные веские аргументы, оценивает степень наглости Генкиного заявления. После короткого раздумья все же отказывает:

— Нет, Иванов, сегодня не могу. Тебя отпусти, Мартынова отпусти… Того и гляди, Пронин сейчас вот попросится, да? А потом?

— Что потом? — Послушно повторяет Генка.

— Суп с котом. — Опять невинным голосом встревает старшина.

— Вот именно, Иванов, суп. А мы, со старшиной, любим харчо. Понятно?

— Так точно! — внешне нисколько не унывая, рубит Иванов, нет, так нет. — Разрешите идти?

— Это другое дело. Иди, Генаша, иди. Танцуй, давай, пока. — В слух усмехается, — хотенчики у них, понимаешь! Ну, ёпт. Орлы у нас, да, старшина?

— Не орлы, а кони. — Уточняет старшина.

— Не кони, а жеребцы! — Поправляет майор.

— Какие жеребцы, — ягнята! — переглядываясь со своими собратьями, хмыкает сверхсрочник Эпов. Они-то уж точно знают, что такое жеребцы…

Генка уже и не слушает эти комплименты, подхватывает мои инструменты:

— Ну, ты идешь, нет? — Толкает меня вперед. — Говорю тебе пошли быстрее, а то уйдет она.

— Генка, хватит врать… — Нехотя упираюсь, а сам заглядываю ему в глаза, хочу понять — серьезно он говорит или врет. Генка смотрит на меня чистыми, как у младенца глазами:

— Ну, на — на — смотри! — вытаращивает зенки. — Чтоб мне на концерте провалиться! Чтоб я хотенчиками оброс! Мне что, по-шее хочется cхлопотать, да? Идем, тебе говорят, быстрее. — Опять восхищенно закатывается. — Там такая девочка, товарищ младший сержант! Такая девочка… Ух, я бы на твоем месте, уже давно бы там был. Ну!..

— Откуда?.. Да нет… Не может быть. — Сердце радостно колотнулось, но я не поддался, не хочу обманываться. Не на того напали. — А как она сказала-то?

— Кто? Она? — Генка витает где-то в облаках. — А!.. Ну, как, как! Как обычно: позовите мне, говорит, пожалуйста, вашего баяниста.

— И всё?

— А что тебе ещё нужно?

— Ну, а кто она? Откуда?

— А я знаю? Она же твоя, говорит, знакомая!.. Ты и должен знать. Нет? Ничего, идём, идём. Сейчас узнаем.

Неужели! Такого ещё не было. За время моей службы мы столько уже много концертов на выезде дали, — не сосчитать, а знакомых девчонок у меня, например, ни одной не нашлось. Ребята наши, сплошь и рядом, уже и земляков разных, и мнимых, и настоящих встречали, и родственников, и одноклассников. А я нет, ни разу. На концертах в зрительный зал уже смотрю просто так, по-необходимости, а куда же еще там прикажете глядеть, когда он прямо передо мной. А знакомых всё нет и нет… не было. Да и некого мне здесь, знаю, на Дальнем Востоке встречать — точно знаю. Иду и, естественно, не верю. Хотя…

Входим в длинный и не очень широкий коридор. По сторонам, редкими парами стоят несколько человек — это уже наши ребята, они в военной форме. Есть и просто девичьи группки. Так, где? Где она?.. Кто? Которая?.. Иду, как танк… Не то, что голову, даже глаза боюсь в сторону повернуть. Трушу! Вот, ситуация!.. Ну, если это хохма, выну из Генки душу, выну… прямо здесь. Сделаю из него огнетушитель.

— Паша! — голос, как тысяча хрустальных колокольчиков! за спиной у меня! неожиданно! Как вспышка справа. Едва не спотыкаюсь — кошмар! — прошел мимо! не заметил! Поворачиваюсь… От стены качнулась фигурка в красивом — колоколом — платье… идет ко мне! Нет, это юбка и кофта с открытыми плечами и руками. Она стояла возле кадушки с большими развесистыми листьями, потому я и не углядел её. Генка тут же встал рядом со мной, как тамада, с умильной улыбкой и руки в стороны — ну, вот, видишь, Пашка? Я же говорил, а ты не верил!

— Здравствуй, Паша! — негромко здоровается со мной молодая симпатичная девушка, вглядываясь в лицо. — Ты меня узнаешь? — чуть смущаясь, спрашивает.

Я её не знаю. Абсолютно! Нет! Это точно. А жаль! Совершенно незнакомое мне лицо, глаза. Кто такая? Но очень красивая. Понятия не имею — кто эта симпатичная девушка.

— А-а!.. Да, да. Здравствуй! — неожиданно для себя вдруг бодро лепечу, внутренне обмирая — соврал! Вот гадство, язык, какой, а? Вылетело. Что делать? Ну, ёшкин ты кот, ситуация. Выскочило! Остается одно, врать дальше — куда уж занесет. Кошмар! Стою, как чужую конфету проглотил — ни выплюнуть, ни насладиться. Улыбаюсь, смотрю на неё и молчу… Что говорить? Лицо у девушки очень приятное, волосы светлые, спереди гладко зачесаны назад, собраны в большой пучок. На ушах маленькие с блестками сережки. Лицо и голос довольно приятные.

— А я вот, увидела тебя и сразу узнала.

— Да? — чуть не выдав своё враньё, невольно удивляюсь я, и тут же поправляюсь. — И я тоже! — Опять соврал! Ну, что ты будешь делать, огорчаюсь про себя, опять выскакивают слова сами собой. Уже злюсь: какой-то дурацкий спектакль у меня получается. Знаю, что не хорошо, что неправильно это, а остановиться не могу, как на рельсы встал. Смущает то, что она, говорит, знает меня, даже утверждает это… Напрягаю память — на сто лет назад, на двести вперед — стараюсь, но не могу её вспомнить, нет и нет. Может она просто обозналась? Точно, она, наверное обозналась. Такое бывает. Случается, говорят. А жаль. Очень бы самое то. Ну, а действительно, кто она, на самом-то деле? Откуда? И лицо приятное… Даже очень… Хорошо бы с ней по настоящему познакомиться, по правде.

— А это Геннадий Иванов. — Заполняя неловкую паузу, представляю Генку. Тот, вежливо улыбаясь и заглядывая нам в глаза, молча крутится рядом, вроде расшаркивается. Понимаю, нужно что-то говорить, не молчать!.. Но…

— Да, а это был Иванов, девушка. — Вдруг, почему-то в прошедшем времени, громко повторяет за моей спиной старшина Великжанов, цепляя Иванова, как бульдозер, и проталкивая его от нас подальше, к выходу. Объясняя на ходу. — Которому здесь совершенно сейчас делать нечего! Да, Иванов?

Ох, молоток старшина, ох, правильно сделал. Действительно, трётся Иванов здесь, меня отвлекает.

Маленький Генка едва успевает кивнуть через плечо:

— Здрасте, девушка!

Девушка, по-моему, и не заметила, что мы были не одни. Она, улыбаясь, не сводит с меня глаз. Страшно смущает меня этим — я не могу оглядеть её всю, чтобы хоть что-то мне подсказало. Не могу перевести дух от нечаянного вранья и сообразить, как же теперь мне выкручиваться? В одном я совершенно твёрдо уверен: я её не знаю! А мы разговариваем уже… Разговариваем! Кошмар! Вот ситуация!

— Я сильно изменилась, нет? — Коротко и изящно поправляя прическу одной рукой, кокетливо спрашивает девушка. Смотрит всё время мне в глаза, не увильнуть.