– …дайте слово сказать! – надрывался Заблоцкий, потрясая листочком меню. – Слушайте, читаю: «Копалуха жареная с гарниром – девяносто семь копеек, уха из налима – двадцать девять копеек, таймень жареный с гарниром – шестьдесят четыре копейки».

За столом дружно грохнули. Тапочкин, кашляя от хохота, воскликнул:

– Общий смех, оживление в зале. Никуда, мальчики, не попрешь – цивилизация!

Спустя четыре дня в Туранской экспедиции была устроена привальная.

Загодя еще рядом с доской приказов и объявлений прикнопили лист ватмана, на котором красной тушью было начертано: «Полевики! Не напивайтесь индивидуально, напьемся коллективно!» В углу листа сразу же появилась карандашная приписка: «Одно другого не исключает».

Как бы то ни было, привальную ожидали с деятельным нетерпением. Избрали оргкомитет. Много спорили о том, где гулять – в экспедиционном красном уголке или в чайной. Умудренный опытом прошлых привальных, отвальных и премиальных, оргкомитет решил: сор из избы не выносить.

Заблоцкий пришел вместе с Князевым, того сразу обступили, Заблоцкий отошел в сторонку и начал осматриваться.

У стены через весь зал тянулся стол, застеленный белой бумагой. Сервизные тарелки (надо же, сервиз на полсотни персон!), граненые стопки, фужеры, салатницы – и все в тон, в цвет. Не знал он, что два года назад геологи купили в складчину четыре одинаковых сервиза – специально для таких торжественных случаев. И еще поразила его закуска. Он ожидал постылые консервы, а увидел твердую колбасу, сыр, маринованные огурцы и томаты, вазы с конфетами и яблоками, селедку, умело украшенную колечками лука, и главное, пожалуй, украшение – четыре огромных блюда с винегретом, от одного вида которого рот наполнялся слюной. А по всему столу графины с водой, и возле каждого тройка бутылок – «Спирт питьевой», «Портвейн 777» и «Советское шампанское».

Дверь поминутно хлопала, зал наполнялся людьми – веселыми, оживленными. Хорошие костюмы, белые сорочки, галстуки, нарядные свитеры – трудно было узнать заросших хриплоголосых бродяг в сапогах и робах, какими впервые увидел их Заблоцкий в коридоре экспедиции. Появились женщины, захлопотали у стола, загремели кастрюльками, пахнуло жарким, соусами. Вот они какие, геологини, те самые, о которых даже Князев говорил с уважением, которые работали в поле наравне с мужчинами и уступали им разве что в физической силе. Прически, туалеты, косметика, куда там! И не конь-бабы – обычные женщины, не старше тридцати. Только руки красные, исцарапанные, потрескавшиеся. Нет еще таких кремов, чтоб возвращали коже белизну и эластичность за неделю.

А кто этот бородач с черной повязкой на глазу? Это и есть Переверцев, их сосед? Ого, как его тискают, как лупят по спине, ну да, он ведь сегодня утром приехал. Смеется, дает трогать бороду. «Пока полевой отчет не защитим, не бреемся!»

Еще какие-то парни, женщины. Что, эта толстуха тоже в маршруты ходила? А, машинистка… Ну вот, садятся за стол.

Заблоцкий сел рядом с Матусевичем, слева седа крепенькая девушка лет двадцати в красном шерстяном платье с короткими рукавами. У нее были очень густые рыжеватые волосы и полная открытая шея. Платье было ей чуточку тесновато.

– Вы новенький? – скороговоркой спросила она Заблоцкого. – Молодой специалист, студент? Я вас раньше не видела. – Не дожидаясь ответа, взяла его тарелку. – Давайте за вами поухаживаю.

Она привстала, накладывая ему всего понемножку, касаясь его то плечом, то коленом. Заблоцкий сжимался от этих мимолетных и нечаянных прикосновений, перед лицом его двигалась обнаженная девичья рука, он уловил запах каких-то недорогих духов.

Пришли опоздавшие. Их встретили криками и смехом, потеснились. Девушка в красном передвинулась на скамейке ближе, Заблоцкий плотно ощутил ее теплое бедро.

– Меня зовут Алексей, – негромко сказал он и хотел добавить, что никакой он не студент и не специалист, но Князев, оказавшийся в результате перемещения напротив, подмигнул всей щекой:

– Зиночка, это хороший мальчик, смотрите, не обижайте его.

– Это ваш? Я так и подумала. Довольно спирта, спасибо, я сама разведу.

С другого конца постучали по бутылке, сделалось тихо. Встал очень высокий и очень худой мужчина лет сорока пяти:

– Товарищи! Мы снова вместе, снова встречаемся за этим столом. Мы хорошо поработали. Около двадцати рудопроявлений открыли наши геологи за этот сезон. Одно из них, видимо, можно будет назвать месторождением. Я поздравляю Андрея Александровича Князева и коллектив его партии с ценным открытием. – Он поднял стаканчик. – На правах самого старого здесь геолога я поздравляю всех вас с окончанием поля, с возвращением домой, с привальной.

Все встали и стоя выпили. С минуту за столом было тихо, только вилки мелькали да кто-то промычал: «Винегрет – сказка!»

Едва успели заесть первый тост, как снова поднялся высокий, худой геолог:

– А теперь, друзья, по традиции – за тех, кто в поле!

И снова все встали. Один поисковый отряд, самый северный, остался в тайге, застигнутый ледоставом. Вчера с самолета им сбросили теплую одежду и продукты. Остались в тайге буровики и горнопроходчики, им зимовать там. Остались участковые геологи, топографы, геофизики. У них нет такого стола и такой выпивки, нет электричества и парового отопления. Так пусть им будет теплее!

На этом официальная часть окончилась.

За столом воцарилась шумная неразбериха, хлопнули пробки шампанского, порозовели лица.

Кругом ели, пили, кричали через стол, передавали друг другу закуску, группировались, все были заняты собой и ближайшими соседями, никто не заметил, как открылась дверь и вошел Арсентьев. На миг все умолкли, а потом кое-кто повскакивал с места:

– К нам, Николай Васильевич, к нам!

Арсентьев сиял шапку и подошел к краю стола, улыбаясь и кивая по сторонам. Он был в теплой куртке, лицо казалось бледным и отечным. Накануне его пригласили, но он сослался на здоровье и отказался.

– Простите, что без стука, – заговорил он тихим глуховатым голосом, – счел приятным долгом поздравить всех вас с завершением полевых работ, посмотреть, как вы тут празднуете… Какие все нарядные, даже узнать трудно… – и все искал глазами кого-то.- Нет, спасибо, пить не могу сейчас, рад бы, но не могу, сердце… Ага, и Андрей Александрович здесь! Вас особо поздравляю, вы – герой дня.

Он быстро подошел и поставил перед Князевым бутылку «КВВК». Кругом восторженно ахнули. Князев, не вставая, удивленно поднял на Арсентьева глаза, сдержанно сказал:

– Спасибо, только это не мне – Матусевичу. Он нашел.

– В двухдневном рекогносцировочном маршруте на сопредельную территорию? Кажется, так в вашей радиограмме сказано?

– Кажется, так.

– Везучий вы человек! – Арсентьев усмехнулся, но зрачки его на миг сделались вертикальными. – Редкостная удача! В случайном маршруте открыть месторождение…

Князев прищурился:

– Уметь надо!

Однако Арсентьев уже овладел собой.

– Днями я соберу техсовет, и мы обстоятельно рассмотрим все ваши соображения. А сейчас – веселитесь, не буду вам мешать.

Он отвесил общий поклон и с достоинством пошел к выходу. Посерьезнев, Князев проводил его взглядом. Не понравилось ему это поздравление. Он сосредоточенно накалывал на вилку кубики свеклы из винегрета и хмурился.

А кругом – пир горой, дым коромыслом. Душа просила песни, и несколько голосов затянуло:

Мягкий высокий баритон Матусевича скреплял и выравнивал пьяноватые шаткие голоса, сам он стоя вдохновенно дирижировал вилкой: