Бакуль сидел в своем огромном кабинете в хорошем настроении. На лацкане его пиджака сияла новенькая Золотая Звезда Героя Социалистического Труда. После официальных поздравлений с днем рождения я выложил перед ним свои кольца. Ими заинтересовались и Бакуль, и все присутствующие. А здесь не было дилетантов, здесь все были специалисты и понимали, что это такое.

Где-нибудь описана технология изготовления ваших колец? — спросил Бакуль.

Вот в этой книжке, — сказал я и протянул ему 2-е издание своей книги.

Вот что, — сказал Бакуль, обращаясь к главному инженеру опытного завода, — сегодня вы покажете Борису Федоровичу возможности нашего завода для изготовления таких инструментов по его методу. А завтра в 11 часов соберем ученый совет института, чтобы обсудить это изобретение. Вас я попрошу, — обратился он ко мне, — оставить несколько колец для нашей республиканской выставки и для нашего магазина. А также, если можно, подарите мне вашу книгу.

Я написал на обложке самые теплые слова и отдал книгу и несколько колец Валентину Николаевичу.

На другой день на ученом совете мои способы изготовления твердосплавных резьбовых калибров (пробок и колец) были подвергнуты всесторонней критике учеными- специалистами по твердосплавному инструменту. Более квалифицированных оппонентов, думается, не сыщешь нигде! Однако мне удалось удачно ответить на все вопросы, и протокол ученого совета под председательством Бакуля был очень обнадеживающий. В частности, говорилось:

После совещания Бакуль спросил меня:

— Довольны ли вы результатами совета?

— Я ожидал худшего, — ответил я.

— Вы — юморист, это хорошо. Без юмора изобретатель должен пропасть, столько на него сыплется напастей! Что вы теперь намерены делать у нас в Киеве?

— Поеду ловить щук на ваше Киевское море!

— Ни хвостика вам, ни чешуйки, — напутствовал меня этот замечательный ученый.

Уходя, я спросил у начальника лаборатории:

— Неужели все то, что записано в протоколе, будет

сделано?

Конечно, — был ответ, — как сказал Бакуль, так и будет.

В Институте сверхтвердых материалов помимо совершенно новых для меня устройств и аппаратов удалось увидеть и настоящее «чудо»: робот, делающий у всех на глазах алмазы буквально за несколько минут. Робот «похож» на человека: ходит, двигает руками, мигает, говорит очень внятно, правда несколько хрипловатым голосом, на четырех языках. Робот начинает показ создания алмазов — уверенно насыпает порошок графита в камеру высокого давления, сопровождая свои действия пояснениями на том языке, какой понимает аудитория.

Стоит вдуматься в такую ситуацию: веками лучшие умы человечества пытались создать искусственный алмаз, а тут «железный человек» — робот буднично печет алмазы из какого-то серого мягкого порошка!

«Разрешите представиться, — говорит робот, — первый в мире робот, делающий алмазы. В моей правой руке находится сейчас камера высокого давления. Смотрите, я кладу ее в рот и сжимаю своими челюстями, развивающими усилие в 100 тонн, и нагреваю камеру до температуры 1400 градусов. Внимание! Приступаю к синтезу алмаза. Создаю наивысшее давление в камере. Тяжелая работа. Сейчас мне пальца в рот не кладите. Так, еще одно усилие. Уф! Нужное давление достигнуто. Включаю нагрев. Кристаллизация алмазов началась, вы можете ее наблюдать по стрелкам приборов. Все! Отключаю нагрев. Снимаю давление. Процесс закончен. Получите алмазы!

Дорогие гости! Я открыл вам свою заветную тайну, и теперь, пожалуй, каждый из вас может делать алмазы у себя дома на кухне!»

Нельзя не восхищаться этим трудолюбивым «чародеем», рожденным умными и веселыми работниками замечательного института.

Но вернемся к моим скромным делам. Я хорошо запомнил некоторые замечания членов ученого совета. Так, были высказаны сомнения в возможности изготовления колец малых, наиболее ходовых размеров, например 6×1 и 3×0,5. У меня с собой таких колец не было, да, признаться, я еще и не пробовал их делать. Однако я был твердо убежден, что сделать их можно, и решил, что по возвращении на завод попробую сделать хоть по одному кольцу малых размеров.

Вернувшись в Москву, я с тревогой ждал, что же будет? Не забудет ли ученый совет?

Вскоре пришло письмо из Киева, в котором говорилось, что официальное письмо с просьбой командировать меня в Институт сверхтвердых материалов направлено директору нашего завода, и прилагалась копия этого письма за подписью Бакуля. Одновременно прилагалась копия протокола ученого совета института по моему изобретению.

Я попробовал сделать у себя на станке сначала кольцо 6×1, а потом и 3×0,5. Работать приходилось урывками, вечерами. Все получилось. Можно было ехать к Бакулю. Однако попасть в Киев удалось только через полгода. В цехе на меня навалилась большая сложная работа, и я понимал, что пока о поездке в Киев нечего и думать.

Когда, наконец, удалось закончить эту работу, я с легким сердцем пошел к Романову и попросил его оформить командировку. Романов вытащил из папки подлинник письма Бакуля и показал мне. — Видишь, какая тут резолюция? — сказал он. На бланке Института сверхтвердых материалов стояла размашистая роспись Хитрина: «Романову, на Ваше усмотрение».

Нам с главным инженером, — сказал Романов, — нужно, чтобы ты делал план. Мы разрешаем тебе ехать в Киев просто потому, что ты хорошо работаешь. Мы отпустим тебя на неделю, и ни одного дня больше, — сказал Романов.

Что вы, Николай Александрович, ведь Бакуль пишет — на две недели!

— Неделя, или ничего! — отрезал Романов.

Я улетел на другой же день.

Бакуля в Киеве не было. Главный инженер института передал меня начальнику одной из лабораторий Геннадию Васильевичу Чайке. Чайка был всегда занят множеством самых разнообразных дел, однако он нашел возможным немедленно заняться мной.

Несмотря на свою молодость (ему было лет 35), Чайка был очень знающим ученым в своей области. Он побывал во многих странах Западной Европы, только что вернулся из Швейцарии и был в курсе того, что делается в мире в области изделий из твердых сплавов и в области алмазных инструментов. Чайка сказал, что нигде не видел, чтобы какая-нибудь иностранная инструментальная фирма выпускала твердосплавные резьбовые калибровые кольца. Он показал данные зарубежных фирм, в которых говорилось, что стойкость гладких твердосплавных калибров выше стойкости обычных стальных не менее чем в 150 раз.

— Вашими кольцами, безусловно, стоит заниматься, — сказал Чайка. — Чем я могу вам помочь?

Я сказал, что должен изготовить две партии колец 6×1 и 3×0,5, нужных двум киевским заводам, и что возможность изготовления таких размеров поставлена под сомнение ученым советом. Но в моем распоряжении только четыре рабочих дня, и я не думаю, что успею все это сделать.

У нас в Москве только одно спекание продолжается три недели, — пояснил я.

Ну, у нас спекание идет 22 часа, так что об этом вы не беспокойтесь, — заверил Чайка.

Он познакомил меня с резьбошлифовалыциком Владимиром Алексеевичем Гончаренко, замечательным специалистом, от которого я узнал много полезных сведений о получении резьбы на твердом сплаве и об алмазном резьбошлифовании.

Во время работы в институте я поймал себя на мысли: ведь мне уже 55 лет, а я все еще учусь! До каких же пор это будет продолжаться? Наверное, до самой смерти. Такова уж, видно, судьба каждого новатора: учись и учи других!

Чайка познакомил меня с главным инженером опытного завода Александром Ивановичем Моисеевым. Главный инженер тут же достал 20-кратную лупу и, рассмотрев мои кольца, высказал несколько замечаний, показавших, что он скрупулезно знает резьбовые и калибровые дела.