– Он знает Хакая и его тайны – его память просто не имеет цены. Подчинись мне – и тебя

простят.

Я поднял голову, с трудом и с хрипами вдыхая ветер… Его зов… Я слышу его – Ангриффа…

Клич зверя различим еще только для меня одного, но я ясно слышу его за воем ветра… Он идет за

моими врагами, за мной… Я сжал нож, когда зверь вырвался из метели… Черные раны зияют на

его груди среди клочьев обугленного меха, но снежно-белая шерсть дыбится на загривке… Лучи

“драконов” прижгли его раны – они не кровоточат… “Драконы” не убили зверя – только разожгли

его зло… Он воротился… явился убить моих врагов… и меня…

– Я не вернусь никогда… Никто не подчинит зверя, дышащего ветром северной пустыни…

Зверя можно только убить… Но ты не сможешь убить зверя, приходящего с ветром… Ты не

охотник – ты только боец…

Унтер-офицер зябко свел плечи и сдвинул брови, осматриваясь… Его солдаты, стоящие все это

время в стороне, перевели прицелы с меня на Ангриффа… Я сцепил пальцы на рукояти

примерзшего к руке оружия… Одно резкое движение, и мой клинок полоснул колено унтер-

офицера лезвием – с наружной стороны сустава, в месте выхода артерии на поверхность… Он

устоял, берясь за оружие, но бросил взгляд на бьющую из раны яркую кровь… Его взгляд был

быстрым, но он дал мне время… Я поднялся, поднимая клинок…

Я резко занес руку… Он с перерезанным горлом упал замертво, марая кровью истоптанный

сапогами снег… Это быстрая кровь – не течет, а бьет ключом… Такое кровотечение не остановить

и такому морозу… Он замедляет и светлую, алую, кровь, но никогда не останавливает, как темную,

багровую…

Я опустил руку, сведенную судорогой… Сердце не справляется, не нагоняет кровь в поднятую

руку, скованную холодом… Мне просто не хватает крови… Я в отчаянии посмотрел на алый поток,

7

изливающийся из горла противника, – горячий, топящий спрессованный веками снег… Как мне

нужна его кровь – кровь моего врага… Но снег возьмет все себе… Он скроет и меня, холодного, –

ведь я обессилен и слабею… Но не сейчас… Скоро… но не сейчас…

Я бросился к бойцу, занятому зверем… Но мне уже слишком тяжело дышать, и замерзшие руки

совсем непослушны… Нож лязгнул об ошейник бойца… Он обернулся и чуть не выбил мой

клинок у меня из рук… Но зверь, увечащий его сложное оружие излученным злом, заставил его

забыть про меня… Боец только оттолкнул меня ударом в грудь – ударом упора штурмового

излучателя… Я, окончательно лишенный дыхания, повалился на спину… на обагренный наст, не

принимающий больше моей крови… Темные лужи остались зеркально блестеть на обледенелом

снегу… Я постарался встать, но понял, что не встану… и останусь лежать в луже моей

замерзающей крови… Я останусь здесь, рядом с этим мертвым сержантом… Он был так

несообразителен и добр, что мне было бы его жаль… если бы я не забыл о жалости… Он допустил

ошибку, стоящую ему его шкуры… Теряешь бдительность – теряешь и жизнь… Только об этом я и

могу теперь думать… Никогда нельзя выпускать врага из зоны видимости… Никогда не следует

считать врага другом… Зря этот мертвец вспомнил прошлое – он стал видеть не меня, а мой

призрак, сохраненный его памятью… Прошлое всегда должно оставаться позади… Ему место за

спиной, как оружию во время марша, а не сражения… Нужно понимать и помнить, что перед тобой

– враг… От начала и до конца нужно сосредоточенно смотреть в глаза жестокой жизни – и жить…

Клич зверя отдается в голове болью, заглушая стук ошалелого сердца, крики солдат…

Ангрифф… Он доберется и до меня, он идет ко мне… Космы его меха вьются вместе с вьюгой,

застилая мои глаза снежной пеленой… Пар его дыхания оседает инеем на моем лице…

Я не задавил, а затаил зло, горящее в душе огнем… Я замер и открыл глаза, слепо смотря на

свет холодного севера… Застыл и задержал в груди скрежет моего, разорванного в клочья

дыхания… Открыл разум мертвому молчанию и мгле, мерцающей колючим снегом…

“Огнедышащий” зверь не тронет меня, мертвого, и отступит во мрак метели… Меня заберет не его

незримое пламя, а мороз, повелевающий в пустыне, ставшей последним пристанищем моего

неспокойного духа…

Запись №3

Крик скингера всплывает из памяти – больше ничего… Нет, я неясно слышу оглохшими ушами

свист буйного ветра, вижу бескрайние снега ослепленными глазами… Я дышу ветром… Я дышу –

без боли, не хрипя, вдыхаю чистый холод… Но мое легкое было пробито кинжалом Лао, а мое тело

без дыхания упало в снег – я помню последнее усилье вдохнуть, помню зверя и темноту… Но

теперь я лежу на зависшей в воздухе платформе, на разостланной шкуре скингера… А у меня под

рукой бич… И я слышу за еще не улегшейся бурей визг зверей, легших в снег в упряжке…

– Олаф, проснулся?.. Давно пора…

Я поднялся на локтях… Бйерн, склоняясь надо мной, тяжело оперся рукой о низкий борт

платформы, держащейся невысоко над настом. Он смотрит на меня, но краем глаза следит и за

зверьми, то и дело щелкая бичом, не позволяя им разбрестись и спутать постромки.

– Бйерн, где Ангрифф?

– Я его не видел. Никого из твоих злобных тварей, Олаф…

– Откуда ты?

– С базы. Тебя искал. Решил – не вернешься к рассвету – искать выйду.

– Один?

– Один. Они ждать не могли больше – зверя бить ушли без тебя. Только Грелл на базе остался…

Просто, не могли мы подобранного вчера бойца ни с собой взять, ни одного оставить – Грелл с ним

остался.

– Нового охотника подобрали?

Бйерн угрюмо накренил голову к плечу, упирая насупленный взгляд в изрытый зверьми снег…

– Черт его знает, кто он… Разберешь его… Думали, Сигурду замену как раз вовремя подыскали,

а оказалось… Теперь не знаем, что с ним делать. Но о нем после… Надо выдвигаться – звери

8

нервничают, к ночи это ненастье сильным штормом разразится. Нас сметет, если до территорий

базы не доберемся…

– А ты меня как починил? Я ж…

– Олаф, у них регенератор был… Я уж энергии не пожалел… Думал, ты эту пытку помнишь –

ты тогда глаза открыл…

– Нет, не помню… Последнее, что помню – зверя… Он стоял и смотрел, как я задыхаюсь… и

ждал, когда я…

– Олаф, забудь о нем. Он ушел.

Я осмотрелся… Но среди мертвых солдат службы безопасности, обобранных и скрытых

нанесенным пургой снегом, Ангриффа не увидел…

– Он не тронул меня, решив, что я мертв… Он смотрел на меня, он ждал – словно проверял,

словно не верил… Но он ушел, не услышав моего дыхания… Он сжег моих врагов, не тронув

меня… Но мы не расквитались с ним… Он думал, что я мертв… Но я жив… как жив он… Ты

понимаешь?.. Он проведает все… как всегда… Он вернется и станет вновь вгрызаться в мой разум,

упиваясь моими муками… Но не вечно – только до тех пор, пока я не изопью его крови… до

последней капли…

– Олаф, он просто зверь… Злой, сильный зверь, защищающий себя и стаю…

– Нет, Бйерн… Ангрифф не защищается, он нападает – на всех, кого видит, кого чует…

– Он не знал никого, кроме охотников, выслеживающих его, и бича, хлещущего его хребет.

– Каждый удар моего бича был в память о моем друге…

– Олаф, нельзя мстить зверю. Он не понимает.

– Нет, Бйерн, он знает и помнит…

– Он напал на охотника, защищаясь. А ты заарканил его и окончательно снес ему голову бичом,

Олаф… Ты вбил ему в голову свою злобу, вот он и бросается теперь на всех подряд…

– Ты не видел, как горел под его злобой Варт… Не видел, как этот зверь разрывал мое сердце

криком… Как он смотрел на меня, скосив злой глаз, когда Варт упал к его ногам, когда я стоял,

оглушенный, не способный поднять оружие… Ты не знаешь, какую силу пробудил во мне огонь его

злобы… как взвился над ним впервые мой горящий синим пламенем бич…

– Не видел, но знаю, что ты тогда не застрелил зверя, а заарканил… Ты притащил его