вдохнул его глубже, следуя зверям… Но мороз студит пустошь, вытесняя запахи… Ледяная пыль
звенит в замершем после очередного удара ветра воздухе, заглушая звуки… А ползущая над
обледенелым настом поземка затирает очертания… Северная пустыня не терпит никого, не хранит
ничьего следа… Но я знаю, что чужие рядом… звери знают… Я закрываю глаза, всматриваясь не в
свет, а во тьму… Я вижу их, троих, – излучение их мыслей… Они недалеко… И они не пройдут
стороной… Их “стрелы” летят на высокой скорости… скоро они войдут в зону видимости…
3
Я смотрю вперед глазами мертвеца, зная, что мне остались считанные часы… и я – мертвец. Но
зову служить мне и зверей, и бурю, бьющуюся о стены Штормштадта… И буран повинуется моему
зову, врезаясь мне в грудь с растущей силой, сияя в моих глазах осколками льда…
Ветер взвыл под взвившимся бичом, осыпая меня ледяной пылью… Головной скингер
вздыбился под ударом, заходясь пронзительным криком… Его клич терзает меня остриями
высоких частот… Из его разверстой пасти готово вырваться незримое пламя… Но мой бич не
позволяет ему направить свое излученное зло на меня… Он мощен – мой ведущий зверь, он зол –
мой Ангрифф… Этот зверь сжег моего охотника… И с тех пор он не ведает покоя в своей злости…
с тех пор в своей злости покоя не ведаю я. Я не бросил его шкуру себе под ноги… Я забрал его
волю в свои руки… Нет, он не подчинился мне, но я подчинил его моему бичу. Мы, вечные враги,
ненавидим друг друга. Но мы скованы его сопротивлением, как короткой цепью, мы связаны моей
местью, как крепким тросом… Мы опутаны прошлым, как паутиной прочных строп, не
разрезаемых и стальным клинком…
Рублю искрящим кнутом постромки, отпуская его… Он готов отдать жизнь за один вдох
вольного ветра, и он отдаст жизнь – отдаст мне…
– Бери волю, Ангрифф! Но верни мне долг – стань моим оружием! Выведи из строя всю их
технику! Сожги их всех! Сожги их, пока они не сожгли твою шкуру! Стань в схватке первым!
Ступай! Атакуй их, Ангрифф!
Он выгнул спину, замерев на месте, готовясь броситься на меня… Но я оборвал его клич
пылающим хлыстом, испускающим столпы искр, и он рванул в белую мглу бурана…
– Скрэль! Стрель! Фйорн! Пока вы не видите врага! Но пришло время вашего незримого
пламени! Пошли! Накиньтесь на них пургой! Крушите их, кусайте, жгите!
Я рассекаю тросы постромок, отпуская их… Я разжигаю их глаза сыплющим искрами кнутом,
спуская разряд за разрядом… Гоню прочь их всех, одурманенных болью и злобой, заставляя их
всех бросаться на моих врагов, вымещая на них и боль, и злобу силой… своей и моей силой,
вызывающей на бой и бурю, и врага…
Подключаю защитное поле “саней”, низко парящих в воздушных потоках… Поднимаю их
выше, выводя в верхний поток, пойманный крыльями… Решаю, что не время жалеть энергию, и
перевожу аппарат на скоростной режим, пуская в полет против ветра на предельно мощной тяге…
Резко рассекая ненастье острым клювом, он пронизывает мрак метели жестким светом… Отвожу
его в сторону от острых скальных осколков, и опускаю на наст, сровненный сильными ветрами…
Скидываю с плеч косматую шкуру скингера, падающую на снег с тяжестью и покидающую меня с
теплом… Затягиваю крепче крепления доспеха, заковывающего меня холодом… Отключаю поле,
прекращаю подачу энергии… подходящей к концу энергии… Я не смогу улететь с этого места… А
скингеров, тянущих крылатые “сани”, я отпустил, натравив на противника… Но не время думать
про аппарат и скингеров – про мое возвращение… Я слетаю на прочную корку наста и несусь
прочь от “саней”… от мыслей и воспоминаний…
Выбираю место столкновения в зоне пересечения – я встану и останусь на нем навсегда…
Бросаю излучатели с зарядами, берясь за кинжалы… Нет здесь оружия вернее. Только этому
простому оружию нет помех от кличей снежных зверей. Я сжимаю крепче в холодной руке
хрупкий на морозе клинок, и зов с ветром рвется с моих пересохших губ…
– Сбей с курса их крылатые “стрелы”! Сожги их! Убей их всех! Пока тебя, холодного, не скрыл
несходящий снег! Верни мне долг! Сожги их, Ангрифф!
Белые звери скрылись в белой мгле, наступающей на них стеной ледяной пыли… Но вой ветра
не заглушил их высокочастотного визга… Кличи скингеров слышны и в сильный шторм, звенящий
и ревущий на всех частотах звука… Но звери замолкают, падая под вражеским огнем, исчезая под
снегом…
А они совсем недалеко – “драконы”… Они летят ко мне… Я не думаю, что “драконы” делают
здесь, – на территории глетчера Штормштадта – я разгоняю искрящий кнут…
Запись №2
4
Кровь хлещет у меня изо рта, заливая его глаза – теперь он не видит оскала моей
всепоглощающей силы… Теперь он не увидит ничего… Офицер S9 сжал зубы и разжал руку,
бросая кинжал, застрявший в моем грудном хряще и разбитом доспехе… Резким рывком я
выдернул из груди его клинок, выплевывая и глотая темную кровь, – мою кровь… Захлебываясь и
задыхаясь в горячей ярости, я упал ему на грудь, вытесняя его последний выдох… Ему не достало
сил забрать мое дыхание, он должен отдать мне – свое…
Я с трудом сдерживаю жадность, заставляющую меня хватать воздух открытым ртом… Здесь
нельзя дышать в бездумном забытьи, не вспоминая про повелителя северного предела, не
остерегаясь холода, властвующего среди белого безмолвия безраздельно… Здесь безрассудным
мороз звериными зубами раздирает горло и разрывает грудь, заковывая легкие вечным льдом,
отбирая вдох и забирая выдох… Он всегда готов остановить дыхание наглецов, представших перед
ним в виде поработителей… всегда готов наказать всех, посмевших дышать перед ним полной
грудью, подобно победителям…
Холодный север… Он не терпит вражеских вторжений… А его враги – все, насаждающие свои
порядки… Никто не в силах его завоевать… Захватчика ждет расправа – короткая и жестокая… Он
атакует страшными силами стихии – сжигает холодом насмерть, несмотря на сопротивление… или
угнетает тоской – заставляет уходить в немую слепоту и тихо замерзать… Важно, что он –
повергает противника… Он нападает на всех – всегда… Его никто не подчинит – никогда… Но и
отвечать непротивлением на его натиск нельзя – покорность равнозначна смерти… Нужно
противостоять ему постоянно… но в определенных, в разумных, пределах… Нужно все время
стоять начеку и помнить, что потеря осторожности – смертельна… что при неверном расчете своих
сил, человек становится врагом севера… В его войско вступают только люди, признающие его
власть… Но среди них одни мертвецы – покойники, спящие вечным сном… Их одних он, не мучая,
призывает навеки в свою заиндевелую рать – за повиновение его приказам, за веру и правду… Их
одних, он чарует сиянием и уводит в снега, сохраняя в неизменном виде, считая своими
соратниками…
Но есть и иные… не свои и не чужие… Люди, заслуживающие его терпения… Людей, не
вторгающихся в его владения как завоеватели, но оказывающих сопротивление его смертельно
опасной силе, людей, не посягающих на его власть как захватчики, но отстаивающих свои права, –
он терпит… Он позволяет им сохранять свою жизнь и находиться среди его снегов, становясь
вольными охотниками, – воинами севера, пролетающими над его вечными льдами вслед за
ледяными ветрами, не оставляя следов… Мы – эти люди… Мы словно призраки промерзших
пустынь – словно духи севера, носящиеся в воздухе над его снегами и под его сиянием в
параллельном пространстве и времени… Не враги и не соратники… Мы и скингеры – звери,
издавна скитающиеся здесь, среди скал, и в шторм, и в штиль…
Север не терпит нашей крови, пролитой на его бескрайние снега… Он студит и останавливает
нашу кровь, не позволяя нам пятнать его чистое сияние… Я знаю и жду… Я покорно пью мою