Вершина скалы была укрыта толстым слоем плотной травы, а вдалеке едва виднелись густые джунгли. Не было видно ни огня, ни света, никаких признаков жизни. В лунном сиянии казалось, что нет никого, кроме них, на всем пространстве между краем скалы и джунглями, но тут Прабир снова услышал голос.

Это был голос мужчины, но не отца. Голос выкрикивал слово «Аллах!»

Прабир пошел на голос, осознавая опасность, но слишком устав, чтобы тщательно все обдумать. Его родители должны были быть здесь, чтобы встретить его на берегу. Он сделал все от него зависящее, чтобы позаботиться о Мадхузре; все, что случилось сейчас, случилось по их вине.

Он увидел человека, лежащего навзничь на траве. Это был индонезийский солдат с почти полностью обритой головой, одетый в аккуратный зеленый камуфляж и военные ботинки. На вид ему было лет девятнадцать. Рядом с ним лежало какое-то длинноствольное оружие.

— Мы друзья. Мы не причиним тебе вреда, — сказал Прабир на своем ломаном индонезийском.

Человек повернулся к нему с выражением страха в глазах и попытался схватить оружие. Его лицо лоснилось от пота. На животе чернело огромное темное пятно.

— Я приведу помощь. Скажи, куда идти.

Человек недоверчиво уставился на него.

— Я не знаю, где они. Я не знаю, куда направить тебя, — наконец сказал он.

Прабир присел на корточки и поднес к нему канистру с водой. После недолгого колебания, человек взял канистру и выпил из нее. Когда он протянул ее обратно Прабиру, тот сказал:

— Оставь ее себе.

У него оставалось еще десять литров на берегу.

Было непросто понять, как говорить с солдатом, чтобы не разозлить его, но Прабир осторожно сказал:

— Местные наверное смогут помочь тебе.

Человек качнул головой, скривившись от боли и прикрыв глаза.

Проснулась Мадхузре, зевая и недоуменно оглядываясь. Она зафиксировала свое новое окружение, потом разочарованно посмотрела на Прабира:

— Хочу Ма!

Человек открыл глаза и улыбнулся ей. Затем приподнялся и протянул к ней руки. Мадхузре покачала головой — она не испугалась, но не захотела пойти навстречу незнакомцу. Тот понимающе пожал плечами, лицо его скривилось и он снова прокричал «Аллах!» Слезы брызнули из его глаз и потекли по щекам.

Прабир почувствовал, как его ноги слабеют. Он уселся на траву, прижав Мадхузре к своей груди. Сколько нужных вещей он, оказывается, забыл взять с собой с острова: бинты, обезболивающее, антибиотики.

Мадхузре снова задремала. Человек затих, он, казалось, потерял сознание, хотя дышал все еще громко.

Прабир задумался, действительно ли тот верит в Аллаха — Аллаха, который мог бы послать его товарищей помочь ему или хотя бы призвать его в рай — или просто выкрикивал это слово по привычке, как проклятие. Когда Прабир однажды спросил отца, почему так много людей верит в бога, отец ответил: «Когда наступают трудные времена, всегда находятся те, кто хочет верить, что есть кто-то, кто наблюдает за ними. Кто-то, кто готов помочь или хотя бы оценить их действия и признать, что они сделали все, что было в их силах. Но этот мир устроен не так».

Прабир опустил Мадхузре на траву, та недовольно пошевелилась, но не проснулась. Он подошел к солдату и сел рядом с ним, бережно придерживая голову умирающего.

Незадолго перед закатом, сопровождаемые криками вспугнутых птиц, из леса появились двое, сильно заросшие и в лохмотьях.

— Не убивайте нас. Он никому не причинит вреда. Ему всего лишь нужен доктор. Его все еще можно спасти, — сказал Прабир.

Один из них взял Мадхузре на руки, затем схватил Прабира за плечо и рывком поднял на ноги.

Другой присел на корточки рядом с солдатом и вытащил нож. Когда Прабира вели прочь, он услышал звук, как будто пловец откашливает воду. Он не оглядывался назад и через несколько секунд звук прекратился.

Часть вторая

5

Лагерь находился в десяти километрах от Эксмуса, небольшого городка на северо-западном побережье Австралии. Это приводило Прабира в замешательство, поскольку почти все в лагере попали сюда из мест, расположенных как минимум на тысячу километров севернее. Он знал, что в Дарвине жило много эмигрантов из Индонезии, отзывчивых людей, знающих многое о местных реалиях, которые охотно посетили бы лагерь и помогли бы советом, находись он поближе. И хотя правительство оплачивало предоставление юридической помощи задержанным, чтобы те могли получить статус беженцев, в самом Эксмусе юристов не было, поэтому тем приходилось приезжать издалека — из Перта или Дарвина. В лагере был только один телефон на двенадцать сотен обитателей, так что у юристов не было другого выбора, кроме как приезжать лично, и на это уходило время, которое они могли использовать для ведения дел — и не в последнюю очередь потому, что стоимость переездов превышала смету расходов на юридическую помощь каждому заявителю.

Прошло несколько недель, прежде чем ему пришло в голову, что такое место было выбрано именно поэтому.

Бойцы АБРМС бросили Прабира с Мадхузре на Ямдена, где какая-то китаянка с востока острова Ява сжалилась над ними и заплатила за них, чтобы они могли вместе с ее семьей отплыть на лодке на юг. Но у семьи оказались родственники в Сиднее, так что они покинули лагерь через месяц.

Шесть месяцев спустя Прабир услышал разговор социального работника с одним из охранников: «Я уверен, что мы сможем найти приемных родителей для девчонки — она еще достаточно юна и очень миленькая. Но ее брат совершенно безнадежен. Вы завязнете с ним на годы».

В следующий приезд адвокатов в их глушь Прабир произнес свои первые слова с тех пор, как уехала семья китаянки, обращенные к кому-то кроме Мадхузре.

— Я передумал. Я не хочу получать убежище здесь. Мы должны отправиться к кузине моей матери Амите, в Торонто, — сказал он.

— Кузина Амита? Ты знаешь ее полное имя? — спросила адвокат.

Прабир покачал головой.

— Но она преподает там в университете. Она должна быть в их справочнике. Вы можете легко найти ее адрес электронной почты.

Адвокат была настроена скептически, но все же пододвинула свой планшет по столу к Прабиру.

— Почему бы тебе не сделать это самому?

Он уставился на аппарат.

— Я найду ее адрес, но пожалуйста, поговорите вы с ней. — Прабир не только никогда не встречался с Амитой, но даже не разговаривал с ней. — Я могу ляпнуть какую-нибудь глупость и все испортить.

Амита и ее сожитель Кит встретили их в аэропорту и, подписав необходимые бумаги, забрали их у социального работника. Мадхузре стоически терпела, пока ее по очереди обнимали и умилительно сюсюкали — Прабир часами внушал ей, как важно произвести хорошее впечатление.

Кит вел машину, а Амита ехала с ними на заднем сиденье. Мадхузре, которая не спала все пять перелетов, завороженная видами, заснула на руках у Прабира. Кит показывал достопримечательности Торонто, и, казалось, ожидал, что Прабир будет поражен каждым крупным зданием.

— У меня есть кое-что для тебя, Прабир, — сказала Амита. Она протянула ему небольшой предмет из пластика, похожий на слуховой аппарат.

— Спасибо, — ответил Прабир. Он слишком нервничал, чтобы спрашивать, что это такое и просто засунул предмет в карман.

Амита снисходительно улыбнулась.

— Вставь его в ухо. Он для этого предназначен.

Прабир неохотно выловил предмет из кармана и сделал, как она сказала. Женский голос произнес «Не грусти». Это что, радио? Он подождал, что будет дальше. Через несколько секунд голос опять произнес «Не грусти».

Амита выжидающе смотрела на него. Прабир подумал, что лучше сразу ей сказать, что он, наверное, испортил подарок.

— Он кажется сломан. Он просто повторяет одно и то же.

Амита засмеялась.

— Так он это и должен делать. Это фрагмент мантры: аппарат считывает твое настроение и проигрывает фрагмент, чтобы подбодрить тебя, когда тебе это нужно.