Овощной магазин фрау Леман расположен не на самой Фулентвите, а за углом, на Нейштедтерштрассе. Куфальта там знают как господина Ледерера. Он справлялся там о кошке Пусси, принадлежащей пасторше Флеге. Иногда покупал у фрау Леман что-нибудь для себя или своей хозяйки. Поэтому его дружески приветствуют, когда он появляется там в начале восьмого и просит десяток яиц и две бутылки пива. Он все получает. Но пока заворачивают покупки, бедному господину Ледереру становится плохо, прежде чем он успевает расплатиться. Фрау Леман быстро подставляет ему стул и посылает служанку, которая последней задержалась в магазине, сбегать в кабачок за углом и принести для господина восьмушку коньяка.

Ему, видимо, очень плохо. Он сбивчиво рассказывает, как упал на улице. Подбородком прямо на острый камень, и голова все еще кружится. Когда девушка возвращается с коньяком, фрау Леман хочет послать ее еще к госпоже пасторше, но господин Ледерер энергично возражает. Старая семидесятилетняя женщина может умереть от испуга, а у него это уже скоро пройдет. Ему бы только посидеть пяток минут в теплой комнате за служебным помещением магазина.

Конечно, можно. Он берет с собой коньяк и позже, когда фрау Леман убирает помещение, просит ее еще раз, уже несколько бодрее, дать ему два десятка сигарет. Получив сигареты, он опять скрывается в задней комнате и запирает за собой дверь.

Оказавшись в задней комнате, он сначала быстро выпивает коньяк, затем закуривает сигарету, открывает окно и выпрыгивает во двор.

Двор ему хорошо знаком. Вот мусорные ящики, в которых Пусси любила рыться в поисках остатков копченой сельди. Он встает на мусорный ящик и, подтянувшись, взбирается на стену. И вот он в саду, абсолютно заброшенном в это время года. Он быстро проходит через сад, на другой стороне опять перелезает через стену и оказывается во дворе дома Флеге.

Теперь наступает самое трудное. Он должен со двора попасть на освещенную лестничную клетку, а агент, которого он перед этим видел на Фулентвите, возможно, стоит как раз перед дверью. Или подходит к двери и застанет его на лестничной клетке, когда он, видимый со всех сторон, будет подыматься по лестнице в квартиру Флеге.

Но нужно решиться, промедление бессмысленно. Поэтому он быстро входит в подъезд, поднимается по лестнице и открывает дверь. И только тут он решается бросить взгляд вниз: чисто. Теперь главное, чтобы обратный путь прошел гладко.

Он очень тихо открывает дверь и очень тихо входит. Потом беззвучно закрывает за собой дверь и останавливается, прислушиваясь. Рядом с ним на кухне горит сеет и слышен стук кастрюль. Старушка готовит свой ужин. Это хорошо. Он не хотел бы обойтись с ней жестоко.

Он даже и не думает идти в свою комнату, а направляется прямо в жилую комнату госпожи Флеге и тихо закрывает за собой дверь. В комнате темно. Но не очень. Уличные фонари бросают на потолок свет, и Куфальт отчетливо видит под окном столик для шитья. Ему достаточно мгновения, чтобы нащупать руками корзину с ключами. Там целая связка ключей, но она ему не нужна. Его пальцы продолжают шарить и находят под носовым платком отдельно лежащий гладкий ключик с зубчатой бородкой.

Он на цыпочках подходит к низкому шкафчику, рукой находит отверстие для ключа, вставляет ключ, открывает дверцу, которая слегка скрипит, и мгновение стоит, прислушиваясь: тихо. Его пальцы шарят по верхней полке, находят высокий гладкий деревянный ящичек для шитья и вытаскивают его. Он относит ящичек на стол перед софой, открывает крышку, вынимает содержимое, кладет его возле ящичка — ив этот момент у двери что-то щелкает, вспыхивает свет, и в дверях появляется пасторша Флеге.

Он стоит как окаменевший.

Она беспомощно смотрит на него. Он видит ужас на ее лице, нижняя челюсть начинает дрожать, по сморщенному старушечьему лицу текут слезы…

Он не знает, что делать. Она стоит и плачет. Он растерянно смотрит в ящичек. Открывает коробку, видит деньги, сберегательную книжку, рука тянется за ними…

— О, господин Ледерер… — шепчет она.

Вдруг он слышит собственный голос. Слышит свою собственную речь. Рассовывая по карманам деньги, сберегательную книжку, он слышит свой шепот:

— Садитесь, быстро, ни звука. Я ничего вам не сделаю.

Она шепчет с еще большим ужасом, еще растеряннее:

— Господин Ледерер…

Потом поворачивается, будто хочет выйти в прихожую.

В три прыжка он настигает ее. Сгребая в охапку маленькое, хрупкое, беззащитное, дрожащее и всхлипывающее создание, он зажимает ей ладонью рот, тащит через жилую комнату в спальню, кладет на кровать и опять же шепотом произносит:

— Полежите спокойно всего лишь три минуты! Потом можете кричать!

Из спальни он выбегает снова в жилую комнату, на миг в растерянности оглядывается: где же шляпа? Ах, совсем спятил, шляпа у него на голове. Сейчас пасторша закричит.

Он уже в коридоре, бежит к входной двери, но на миг останавливается и прислушивается.

Тихо, мертвая тишина. Ни звука. Он берется за дверную ручку, осторожно поворачивает ее вниз, сантиметр за сантиметром беззвучно открывает дверь, выглядывает в подъезд, ничего подозрительного не замечает, быстро выходит и оказывается перед служащим уголовного розыска.

— Ну что ж, Куфальт, я же обещал найти вас. — И, обращаясь к другому сыщику, стоящему сзади: — Сейчас же осмотрите квартиру, не натворил ли он и здесь чего-нибудь. — И опять к Куфальту: — Ну что, как самочувствие? Не очень рады, а?

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

В гостях хорошо, а дома лучше

Дом находился в самой верхней части горной улочки, начинающейся сразу у подножия горы, на которой возвышался замок. Комната гимназиста располагалась под самой крышей четырехэтажного дома, куда вели лестницы, становившиеся с каждым этажом уже и круче.

Когда в ясный день гимназист подходил к окну своей комнаты, он видел крыши маленького города, неширокую долину реки, пологие зеленые холмы, окаймляющие противоположную сторону долины, и даже крутые базальтовые скалы, поросшие темными елями и соснами и называвшиеся «Филином».

Он часто смотрел туда, потому что неподалеку от Филина, менее чем в часе ходьбы, находилась его родина — поместье Грибкендорф.

Гимназист стоит у окна и мысленно спускается по крутым тропинкам Филина. Проливной дождь смыл с дороги глину, он осторожно перебирается с одной каменной глыбы на другую. Одни камни крепко опутаны тугими, отмытыми дождями корнями деревьев, другие шатаются, как бы собираясь выскользнуть из-под его ноги.

Постепенно тропинка становится менее крутой, деревья подступают вплотную к ней, и теперь он идет словно по прохладному зеленому залу. Впереди светлеет, он выходит из леса, горная тропа сквозь холмы спускается к плодородной равнине.

Еще несколько шагов, и проезжая дорога, огибая заросли кустарника, выводит мальчика к деревне. Это, скорее, не деревня, а поместье с длинными скучными домами крестьян — наемных работников, где всегда пахнет сыростью и гнилым картофелем.

Но вот в конце дороги он видит черно-серую каменную стену и большие ворота в ней, открывающие путь к усадьбе. Напротив ворот, в другом конце двора, окруженного сараями, конюшнями, амбарами, стоит господский дом. Но не это главное. Важнее стоящий справа маленький дом из красного кирпича с шестью окнами под низкой крышей. Это родина мальчика. Дом как дом, ничего особенного.

Красная коробка, — дом управляющего, — каких тысячи в поместьях, с выбеленными стенами внутри, стертыми полами, закопченной кухней — но здесь он дома.

Перед крыльцом растут две липы — большие и крепкие, они возвышаются над коньком крыши и дымовой трубой. Они всегда были здесь, начиная с самого раннего его детства, и он не помнит, чтобы они когда-либо были менее гордыми и раскидистыми.

Если погода была более-менее сносной, мать выставляла коляску с ребенком во двор. Он смотрел вверх в зеленое колдовское буйство пронизанной золотым светом листвы, которая тихо шевелилась от ветра, и тянулся к ней.