- Вы его едва не убили! - Воскликнул Викентий Иннокентьевич, уже и не знающий, к чему придраться. А ещё он чувствовал себя не лучшим образом, понимая, что разоблачён, и ему стыдно было смотреть в глаза собственной жене. А Марина, как на грех, только на него и глядела, прямо взгляда не отводила, отчаянно желая услышать объяснения!

- Не убили же, - хмыкнула она с напускным безразличием, и повела плечом. – Более того, через месяц я разрешу ему вставать, и мы с тобой, Саша, ещё понаблюдаем за его первыми шагами!

- Саши к тому времени здесь уже не будет! – Отрезал Воробьёв, всё ещё помнивший об обещании, данном министру.

- Отчего же не будет? – С улыбкой спросила Александра. – Разве мне что-то мешает прийти с визитом к своему хорошему другу?

- О, боже мой... - Простонал Воробьёв, и отмахнулся. И, без малейших церемоний, указал ей на дверь. – Я прошу вас немедленно покинуть мой кабинет, мадемуазель Тихонова! Вы меня разочаровали, и не оправдали возложенных на вас надежд!

Ах, вот как мы заговорили? Саша наигранно улыбнулась ему, кивнула послушно, и начала медленно расстёгивать пуговицы на своём больничном халате. Движения её были неспешны и плавны, она никуда не торопилась, и, похоже, и впрямь не испытывала из-за этого инцидента ни малейшего беспокойства. Воробьёв с некоторым недоумением наблюдал за тем, как она снимает с себя больничный халат, и как осторожно вешает его на крючок, прибитый к двери. По правде говоря, он ожидал другой реакции – слёз и истерик, с мольбами о снисхождении это как минимум! Но, конечно же, это даже хорошо, что она так спокойна - Викентий Иннокентьевич женских слёз не переносил, а уж видеть плачущей дочь своего лучшего друга не желал тем более.

Но Саша плакать и не собиралась. Все свои слёзы она выплакала предыдущей ночью, больше ничего не осталось. И, наверное, это даже хорошо - пугающая холодная пустота на душе поглощала все остальные эмоции, и не давала ей впасть в уныние и отчаяние из-за своего увольнения, из-за обидных фраз Воробьёва... Она была до такой степени подавлена из-за прощальных слов Мишеля, что ни до чего другого ей попросту не было дела. Поэтому, сопровождаемая недоверчивым взглядом доктора Воробьёва, она сделала красивый реверанс у дверей, а затем, откинув волосы за плечо, с высоко поднятой головой ушла из его кабинета, оставив их с Мариной одних. Она не стала говорить никаких колких фраз, не стала обзывать Воробьёва продажным мерзавцем, не стала громко хлопать дверью на прощанье. Она просто ушла победительницей, потому что, несмотря на фатальные потери, это, всё-таки, была победа!

Владимирцев будет жить! Владимирцев, вероятно, встанет на ноги, если очень захочет! Господи, разве же это не счастье? Тут Саша даже улыбнулась, несмотря на свою печаль - улыбнулась искренне, ибо всем сердцем радовалась за благополучие Владимира Петровича!

Который, как обычно, ждал её у себя. И вновь лучезарная улыбка озарила это красивое лицо, стоило ей только переступить порог больничной палаты. Правда, Владимир нахмурился сей же час, и, не успев сказать должного приветствия, спросил первым делом:

- Александра Ивановна, что-то случилось? Отчего на вас нет халата? Боже мой, нет, не говорите мне, что это то, о чём я подумал...

- Пустое, Владимир Петрович, всё пустое! Не беспокойтесь ни о чём, - с ласковой улыбкой произнесла она, и, пододвинув стул к изголовью его койки, села рядышком и ласково положила ладонь на его лоб, одновременно поправляя русые кудри и проверяя, нет ли жара.

- Сашенька, но как же... - Владимирцев, разомлевший от её нежного жеста, едва ли не позабыл, о чём хотел спросить, но вовремя спохватился. – Вы пострадали из-за меня! Так я и думал, что добром это не кончится! Но, помилуйте, почему? Я ведь всё ещё жив! А значит, никаких претензий к вам у Воробьёва и быть не может! Где он, позовите его ко мне! Я буду говорить с ним! Я добьюсь, чтобы ваше наказание отменили, и...

- Владимир Петрович, я прошу вас, успокойтесь, - тихо и проникновенно сказала Александра, заботливо подоткнув сползшее с Володиного плеча одеяло. - Это рано или поздно должно было случиться, Гордеев приказал уволить меня, и Викентий Иннокентьевич всего лишь ждал повода. И, признаться, я даже рада, что им стала ваша операция. Это лучшее, с чем я могла бы уйти.

- Но, Саша...

- Владимир Петрович, я всё равно не продержалась бы здесь долго. Даже странно, что Викентий Иннокентьевич не выгнал меня раньше – спасибо моему наставнику Сидоренко, заступился, - с задумчивым видом Саша перевела взгляд на шероховатую стену, выкрашенную белой краской, и стала смотреть на неё так пристально, словно та хранила в себе ответы на все вопросы человеческого бытия. – Надо же, как получается, - продолжила она, - самые близкие люди в итоге оказываются предателями и мерзавцами, как Воробьёв, например... А совершенно чужие - Сидоренко, Марина, да хотя бы та же покойная Никифорова! – протягивают руку помощи в самый неожиданный момент! Господи, до чего удивительна и непредсказуема наша жизнь... - Опомнившись, Саша поняла, что против воли озвучила свои же мысли, не предназначенные для посторонних ушей, и смутилась. - Извините, Владимир Петрович. Я о своём.

- Сашенька, если бы только я мог что-то сделать для вас, как-то отблагодарить вас за то, что вы сделали... - Голос его, преисполненный сочувствия, Сашу поначалу тронул, но слишком хорошо она знала, что обычно следует за такими тёплыми словами. Вновь вспомнился Волконский (а он забывался?), а ещё князь Борис Караваев, отец Эллы... И поэтому Саша с усмешкой уточнила:

- Деньги?

Повисла пауза, и Владимирцев недоумённо поднял брови.

- Что?

- Деньги, - повторила Сашенька, кивнув ему. - Сейчас вы наверняка предложите мне деньги. Вы же дворянин, и довольно богатый, я знаю, у вас два собственных имения, одно в Подмосковье, а одно где-то в Малороссии.

- Саша, простите, но мне это даже как-то и в голову не пришло! - Покаялся Владимирцев, и тут-то уже пришёл её черёд удивляться.

- Что...?

- Я имел в виду нечто другое, - уклончиво ответил Володя, но, тем не менее, он умудрился произнести эти слова так, что Саша сразу поняла, куда он клонит. И, прижав руку к груди, взмолилась:

- Владимир Петрович, я прошу вас, не говорите ничего! Ни слова больше, пожалуйста!

- Саша, выходите за меня замуж. – И всё-таки, он это сказал.

- О, боже, - вырвалось у неё, и Александра, закрыв лицо в ладонях, замерла без движений.

- И это вовсе не плата за вашу доброту, как вы могли бы подумать! Я люблю вас. И я хочу, чтобы вы стали моей женой. И, я клянусь вам, я всё сделаю, чтобы вы ни в чём не нуждались до конца ваших дней. Вы верно заметили, я, хм, довольно не беден, но если вы не смыслите дальнейшей жизни без вашей работы – вы можете работать, и я не стану этому препятствовать.

- Влади-имир Петрович, - простонала Сашенька, чувствуя уже знакомое неприятное жжение в глазах. А она-то думала, что слёз у неё уже не осталось! – Господи, ну зачем, зачем вы всё это говорите?

- Потому, что считаю своим долгом сделать это, - с усмешкой произнёс Владимирцев. - Я понимаю, жених из меня сейчас не самый завидный, но ведь мадам Воробьёва сказала, что у меня есть шанс встать на ноги! И если так, то я всё для этого сделаю. Только соглашайтесь, Саша!

Она глубоко вздохнула, пытаясь совладать с собой, и спросила еле слышно:

- А что будет, если я откажусь? Вы наглотаетесь таблеток? Застрелитесь с горя?

К её величайшему удивлению Владимирцев рассмеялся, и, перехватив её руку, поднёс к губам и поцеловал ласково.

- Ну что вы, Сашенька! Разумеется, нет, ничего такого! Не для того же вы рисковали своей карьерой и своим будущим, чтобы я так глупо упустил этот шанс! – Смеясь, ответил он. А затем, не отпуская Сашиной руки, посмотрел в её глаза и сказал уже серьёзно: - В случае отказа я буду умолять вас разрешить мне быть для вас добрым другом. Просто другом, как раньше, и больше ничего. Потому что, это чистейшая правда, я не смогу без вас, не справлюсь!