С этой преисполненной яда фразой Сашенька собиралась, было, покинуть кабинет Гордеева, как обычно, оставив последнее слово за собой. Но с неимоверным изумлением обнаружила вдруг некоторое препятствие на своём пути – в дверях стояла женщина. И не просто женщина, а очень даже знакомая женщина: высокая, иссушённая старуха со смуглой морщинистой кожей и чёрными волосами с проседью. Ледяные глаза её впились в Гордеева, на Сашу она кинула лишь мимолётный взгляд, но вовсе не гневный, а, как ей показалось, одобрительный.

- Ангелина Радомировна, вы не вовремя. – Сообщил Гордеев, жутко недовольный, что генеральша стала свидетельницей этой отвратительной сцены. Зато сама Волконская, судя по её лицу, довольна была весьма и весьма.

- Скажи мне, Ваня, а дочь мою ты тоже бил, когда она смела тебе дерзить? – Будто между прочим, полюбопытствовала княгиня, царственной походкой проходя в кабинет. – Впрочем, не отвечай. Не хочу ничего этого знать. – С этими словами она остановилась возле Александры, и, к величайшему удивлению последней, протянула ей свой платок. Такой же, как у Мишеля, белоснежный, с золотым вензелем в форме буквы «V». Саша с благодарностью приняла его, и приложила к разбитой губе.

А генеральша, тем временем бросив беглый взгляд на её разбитый висок, показавшийся из-под волос, сделала для себя некоторые выводы и усмехнулась. Затем повернулась к Алёне, и внимательно изучила теперь уже её. Что тут сказать – хоть наша Алёна Александровна и была дамой не промах, но в тот момент поймала себя на мысли, что ей хочется сбежать куда угодно, только бы спрятаться от этих проницательных чёрных глаз старой княгини.

- Так вот, значит, кем ты заменил мою Юлию, – произнесла она низким, надломленным голосом, но не без ненависти, однако, а просто констатируя факт. – Что ж, она красивая. И такая же лживая, как ты, Ваня.

- Что вам нужно? – Нервно спросил Гордеев, дёрнув подбородком. Он терпеть не мог тёщу, начиная с тех далёких дней, когда они с Юлией только поженились – вот даже тогда, двадцать пять лет назад эта черноглазая ведьма ему уже не нравилась! А сейчас особенно.

- Я пришла сказать тебе о завещании. – Просто ответила генеральша, чуть приподняв бровь. – Ты не пришёл на оглашение, и, должно быть, не знаешь, как Юлия распорядилась своим наследством.

От проницательной княгини не укрылось, как взволнованно Алёна закусила губу, услышав заветное слово «наследство». Да что уж там, это и от Сашеньки не укрылось, которая с некоторых пор смотрела на мать, как будто всё ещё ждала от неё поддержки. Глупо, конечно, было надеяться на материнскую жалость, но Сашино сердце всё равно продолжало верить, что Алёна примет её сторону. Мать, как-никак.

- Мне достаточно того, что я присутствовал при его составлении, – ответил Гордеев, все ещё не понимающий, с какой стороны ждать удара. – Она отписала всё Мишелю, не считая своей доли особняка в Петербурге – это, если я правильно помню, отходит Алексею.

- На счёт последнего ты угадал, – кивнула генеральша. – Алексей давно уже обосновался в Петербурге, и нет ничего удивительного в том, что Юлия оставила свою часть особняка ему. Он и так был там единственным хозяином. Но вот на счёт Миши…

На счёт Миши послушать было интересно, а Александре особенно. Она прямо-таки нутром чувствовала, что эта строгая, уверенная в себе женщина, сейчас размажет по стенке господина министра.

- За день до своей смерти Юлия изменила завещание, - выдержав эффектную паузу, продолжила княгиня. – Видишь ли, Ваня, от Миши довольно долго не было вестей, ты бы знал об этом, если бы интересовался сыном, а не всякими там… учительницами. Мы не были уверены, что он жив. А в таком случае, ты оставался бы единственным наследником Юлии, как ты сам понимаешь. Она это предвидела, и, очевидно, не хотела, чтобы ты тратил её деньги на свою новую любовницу. Поэтому, в последний момент она переделала завещание в мою пользу.

Алёна понимала, что дела плохи, но не понимала, чем именно, поэтому перевела на Гордеева взволнованный взгляд. Сам Иван Кириллович побледнел, а затем посерел, резко изменившись в лице. А Сашенька зааплодировала. Громко, счастливо, и искренне.

- Да, господи, да! – Воскликнула она, притопнув ногой в порыве радости. – Так вам всем и надо! Молодец, Юлия Николаевна! Браво!

Генеральша спрятала улыбку, наблюдая за ней, а затем вновь поглядела на Гордеева и развела руками.

- Всё, Ваня, всё её наследство переходит ко мне. К сожалению для тебя. Всё, начиная с четырёх отелей, которые ты хотел отнять у Мишеля, пока тот не вступит в права пользования, заканчивая – увы, моя милая учительница! – этой самой квартирой, где вы изволите проживать. Не говоря уж о моём загородном имении, к которому я запрещаю вам приближаться отныне и впредь.

Саша качала головой и улыбалась до ушей, время от времени морщась из-за боли в разбитой губе. Алёна стояла ни жива, ни мертва, Арсений хмуро глядел на Гордеева, а Иван Кириллович, вскинув голову, вдруг с насмешкой произнёс:

- Кройтор.

Ни к селу, ни к городу, казалось бы, но генеральша его поняла. Усмехнулась довольно, царственно повела плечом и спросила:

- Думаешь, ты один умеешь подделывать завещания?

- Кройтор, чёртов сукин сын! – Выплюнул Гордеев с ненавистью. – Это он всё переделал, наверняка с подачи Мишеля! Потому что пункт один-три-три в условии завещания был прописан ясно: Мишель не имеет права распоряжаться отелями, пока ему не исполнится двадцать пять. Умные все какие пошли, ну надо же! Думаете меня переиграть?!

- Ты можешь попробовать оспорить наше новое завещание, – разрешила ему княгиня. – Если тебя что-то не устраивает, Ваня, тебе никто не запрещает выступить с опровержением. Но ты же не думаешь, что мы и это не предусмотрели?

Гордееву ужасно не хотелось признавать, что его обвели вокруг пальца. И кто?! Собственный сын, этот чёртов цыган Адриан Кройтор, и вот эта старая ведьма, его тёща! А он так надеялся на то, что отели удастся прибрать к рукам…

Генеральша ещё немного потешила своё самолюбие, наблюдая за внутренней борьбой Ивана Кирилловича, а затем улыбнулась и сказала:

- Я даю вам две недели на переезд. Когда я в следующий раз вернусь, скажем, пятого или шестого июня, никого из вас здесь уже не должно быть. – Тут генеральша призадумалась, затем улыбнулась, и сказала Саше: - Впрочем, ты, милая, можешь оставаться, если хочешь! Мне понадобится человек, чтобы следить за этими огромными апартаментами!

Саша буквально дара речи лишилась после этих слов. Больше всего на свете в тот момент ей хотелось извиниться перед генеральшей за то, что она ворвалась в её столовую вчерашним утром и испортила завтрак. Так стыдно, как теперь, ей ещё никогда в жизни не было! Но голос пропал, от неимоверного, безграничного удивления – пропал, и не желал возвращаться.

- Ангелина Радомировна, чёрт возьми, это нечестно! – Воскликнул униженный и оскорблённый Гордеев, но генеральша холодно перебила его:

- Нечестно, Ваня, было крутить романы за спиной моей покойной дочери. И привести свою любовницу в её квартиру тоже было нечестно. Остальное – лишь последствия твоей глупой опрометчивости, и расхлёбывай их сам, как тебе угодно.

Кивнув на прощанье Гордееву с Алёной, генеральша мило улыбнулась Сашеньке и вышла, шелестя юбками. Гордеев, едва за ней закрылась дверь, грязно выругался и ударил кулаком по стене – Алёна вздрогнула от этого звука и обняла себя за плечи. Ей стало страшно, по-настоящему страшно, и она не знала, как быть дальше. Как вообще жить дальше с человеком, посмевшим поднять руку на её дочь?

А дочь её, тем временем, обнаружила, что так и не вернула платок княгине. Спохватившись, она выпустила руку Арсения, державшего её, и бросилась следом за Волконской. Та уже стояла возле входной двери, и горничная помогала ей надевать пелерину на плечи. Преисполненная собственного достоинства, княгиня обернулась на Сашеньку и снисходительно улыбнулась ей.

- П-простите, - запинаясь проговорила она. – Я хотела вернуть вам платок. Только, он весь в крови, и я не знаю, удобно ли…