Смущало лишь одно обстоятельство: Антонина передавала, что труп иностранца якобы был обнаружен. В чем же тогда дело?

— Во всяком случае, ясно пока следующее, — резюмировал Шарафов: — в городе укрылся еще один враг.

8

Поздней ночью на малолюдной улице на окраине города остановилась машина. Из нее вышли два человека и скрылись в переулке. Один из них был высокий, широкоплечий; второй — маленький, щуплый. У высокого был в руках портфель и на плече макинтош.

Спутники молча подошли к калитке одного из домов и остановились. Человек маленького роста вынул из кармана ключ, отпер калитку и ввел своего спутника в длинный дворик, в глубине которого стоял дом. К нему вела узкая дорожка, усыпанная песком.

Поднявшись на крыльцо, маленький человек раз, другой нажал кнопку звонка. Сквозь узкие щели в ставнях тоненькими полосками начал пробиваться свет.

За дверью раздался дребезжащий, старушечий голос:

— Кто там?

— Это я, тетушка. Раджими.

Загремел тяжелый засов, щелкнул ключ во внутреннем замке, и дверь открылась.

Раджими и его спутник вошли.

— Вот, тетушка, мой старый друг по Самарканду, о котором я вам говорил, — представил Раджими своего спутника. — Казимир Станиславович Заволоко… (Рослый любезно раскланялся.) Он у вас поживет некоторое время.

— Пожалуйста, пожалуйста, я уже все приготовила. — Лица старухи не было видно — она закрывала его широким рукавом платья.

Кроме нее, в доме никто не жил.

Старуха вела жизнь замкнутую, на улицу почти никогда не показывалась, а если и выходила, то в парандже, закрывавшей, по старому мусульманскому обычаю, ее лицо черной сеткой. Гостей старуха не принимала, да к ней никто и не напрашивался. Ежедневно с утра в доме появлялась пожилая женщина. Она приходила с продуктами и овощами и часов до пяти хозяйничала: приготовляла завтрак и обед, убирала комнаты, стирала белье. Потом она уходила, чтобы прийти на следующее утро.

Изредка, главным образом весной и осенью, появлялся старик-садовник. Несколько дней он возился с окучкой и подрезкой деревьев, выравнивал единственную дорожку, ведущую от калитки к дому, приводил в порядок клумбы, сажал цветы.

В обычные дни в доме царила тишина.

Появление постороннего мужчины явилось чрезвычайным событием в однообразной жизни старухи. Два дня она провела в хлопотах: перетаскивала лучшую утварь в отведенную временному жильцу комнату, выбивала ковры и одеяла, протирала стекла в окнах.

Казимир Станиславович был доволен отведенной ему комнатой. Особенно ему понравилась венская качалка.

Раджими приходил к гостю только по ночам, и тогда они подолгу беседовали.

Казимир Станиславович сидел обычно в качалке с подушкой под головой, Раджими — в низеньком, глубоком и удобном кресле.

На шестой день после своего вселения Казимир Станиславович спросил Раджими:

— А как обстоят дела с документами, интересующими наших шефов?

— Могу доложить, — изъявил готовность Раджими. Он пододвинул свое кресло к качалке и, наклонившись вперед, потер свои узкие руки с тонкими пальцами.

Казимир Станиславович курил, откинувшись головой на подушку.

— Вначале я мало надеялся на возможность выполнения этого поручения, — заговорил Раджими тихим, вкрадчивым голосом, — но потом, когда неожиданно открылись новые обстоятельства, я сообщил, что цель будет достигнута. Могу вам коротко изложить…

— Только не коротко, — прервал его гость. — Наоборот, как можно подробнее, чтобы я все понял. Это, пожалуй, главная причина моего приезда сюда.

Раджими часто закивал головой в знак согласия и продолжал:

— Тогда мне придется вернуться к далекому прошлому… Вы должны помнить, что в Самарканде рядом с магазином моего отца жил владелец одного из хлопкоочистительных заводов. У него была единственная дочь, тогда еще девчурка, по имени Соня. Она часто приходила к нам в магазин с матерью, отличалась общительностью и всем нравилась. Постепенно Соня превратилась в хорошенькую девушку и примерно лет в девятнадцать вышла замуж. Как говорили все, удачно. Муж ее, человек в годах, бывший представитель германской фирмы по переработке кишок, слыл богачом. Я от кого-то слышал, что он попался на валютных операциях и угодил в тюрьму.

Время бежало, я забыл о существовании Сони. И как-то в начале этого года меня перед входом в кино остановила незнакомая женщина: «Здравствуйте! Не узнаёте?»

Я признался, что не узнаю. Тогда она назвала себя. Это была Соня. В короткой беседе она подтвердила, что первый муж осужден, что она вышла замуж вторично. На этом наш разговор окончился. А месяца два спустя тетушка сообщила, что приходила Соня, очень расстроенная, хотела повидать меня и обещала зайти в воскресенье.

Женщина действительно пришла. Она взволнованно объяснила, что сложившиеся дома обстоятельства вынуждают ее заложить свои ценности, перешедшие ей по наследству от бабушки. Соня рассчитывала на мою помощь. Она якобы ни к кому другому не обращалась. Я поинтересовался, какая сумма денег ей необходима. Она назвала большую сумму — двадцать пять тысяч. Я согласился. У меня были и есть люди, которые смогут ссудить такую сумму под известный процент. Соня оставила мне ценности и даже не попросила расписки. Тут были браслет с пятью бриллиантовыми камушками, по карату белой воды в каждом, бриллиантовый кулон в платиновой оправе, серьги и три золотых кольца.

Деньги я дал Соне на месяц. Она их вернула своевременно, взяла ценности, а через неделю появилась вновь. Ей понадобились еще двадцать пять тысяч. Я помог вторично. Получилось так, что деньги я должен был принести ей на квартиру сам. Я принес и там познакомился с ее мужем, Марком Аркадьевичем Мейеровичем. И как бы вы думали, кем он оказался?

Заволоко пожал плечами.

— Он оказался, — сказал важно и медленно Раджими, — коммерческим директором того самого завода…

— Который нам нужен? — перебил Заволоко.

— Совершенно верно, — подтвердил Раджими. Казимир Станиславович энергично поднялся с качалки и оттолкнул ее ногой.

— Так это же на редкость удачно! — сказал он.

— Я тоже так думал, — умильно улыбнувшись, согласился Раджими, — а поэтому и сообщил, что цель может быть достигнута.

Заволоко заходил по комнате.

— Ну, и что за тип этот… как вы его назвали?.. — Заволоко пощелкал нетерпеливо пальцами.

— Мейерович, — подсказал Раджими.

— Ну да… Что он собой представляет?

Раджими не торопясь, степенно и спокойно доложил, что в прошлом Мейерович был агентом зингеровской фирмы и побывал за границей в разных странах. С установлением советской власти начал работать в хозяйственных организациях и с некоторого времени занял должность коммерческого директора машиностроительного завода.

— А его взгляды? — поинтересовался Казимир Станиславович.

— Он беспартийный. Никогда ни в какой партии не состоял. Делец. Проигрывает массу денег в карты, и, конечно, не из своего жалованья.

— Возраст? — спросил Заволоко.

— Точно не скажу, но, во всяком случае, моложе меня и немного старше вас.

— На какой срок вы ссудили деньги?

— На два месяца.

— Когда срок истекает?

— Два дня, как истек.

— А вы уверены, что деньги нужны именно ему, а не жене?

Раджими приложил руку к сердцу и склонил голову.

— Твердо уверен, — сказал он. — А на днях вы убедитесь.

— Когда его жена обещала принести деньги?

— За деньгами я должен сходить сам, — пояснил Раджими. — Я не хочу, чтобы она сюда приходила.

— Не вижу необходимости затягивать дело, — произнес Казимир Станиславович. — Вы с ним говорили о документах?

— Я ожидал вашего приезда. Надо было посоветоваться…

Гость встал и посмотрел на Раджими сверху вниз.

Да, с возрастом Раджими стал не в меру осторожен. Отчасти это правильно, и ругать его не следует. Спешка в серьезных делах недопустима, но…

— Если вы уверены, что денег у них нет, — медленно, с расстановкой проговорил Казимир Станиславович, — не откладывайте разговор и берите за горло. Церемониться нечего.