Дезертирство Джима показывает, как мало он был внутренне связан с нами. Особенно отвратительно то, что он, помимо всего прочего, стал законченным предателем. Этот последний шаг был сделан им рассчитанно. Только лишь прекратить работу для Советского Союза означало столкнуться с неопределенным и ненадежным будущим. Но если переметнуться на службу к английским органам безопасности, власти будут вынуждены принять его как одного из своих и обеспечить ему приличное положение. Так и получилось. Последующее опубликование состряпанной с прицелом на сенсационность книги окончательно привело его финансы в порядок.

Декабрь 1940 года. Расставаться с людьми, которых любишь и уважаешь, особенно тяжко, если при этом не приходится рассчитывать на новую встречу с ними. Ирэн Форбс-Моссе была очень огорчена тем, что мне приходится уезжать. А она-то собиралась удивить нас на рождество визитом и подарить каждому из нас — Лену, Мише, Нине и мне — по велосипеду. Но теперь я должна принять от нее что-то другое. Я всячески отказывалась, но она все-таки вручила мне сорок английских фунтов. Она знала, как экономно мы жили. Эти деньги очень выручили меня. Еще больше я была тронута ее теплым дружеским отношением.

Я не знала, как будет проходить путешествие в Англию. При всех обстоятельствах я не могла тащить с собой много багажа и отослала свои книги в Шебре, к Ирэн Форбс-Моссе. В Шанхае мне уже пришлось бросить ценную библиотеку; за время жизни в Швейцарии я снова обросла множеством книг. Они помогали мне осваиваться в чужих странах, в то время как у меня на родине, в Германии, их сжигали.

Одиннадцать лет пролежали книги в Шебре. Потом подруга Ирэн Форбс-Моссе, жившая с ней с 1939 года, сообщила мне в начале 1951 года в ГДР, что Ирэн умерла несколько лет назад, и спросила, куда можно переслать ящики с книгами. Письмо пришло к брату, поскольку моего адреса эта женщина не знала. Тогда я заведовала отделом в нашем государственном аппарате, и положение было не таково, чтобы переписываться с капиталистической заграницей, а тем более получать оттуда посылки. Она прислала мне второе письмо, и было очень неприятно оставлять его без ответа, да и свои книги я охотно получила бы обратно.

Я рассталась с Альбертом и Лени.

С товарищем Радо я увиделась снова, когда он посетил ГДР в 60-х годах. Лени к этому времени уже умерла. Встречалась я с ним и в Венгрии. Было радостно узнать, как он счастлив вновь оказаться на родине и как он, оставаясь таким же хорошим коммунистом, поглощен своей научной работой.

ЧАСТЬ VI

Наше путешествие из Женевы в Англию началось 18 декабря 1940 года. В семь часов утра мы сели в автобус, Лен помог шоферу пристроить чемоданы. Машина тронулась, Лен остался на обочине. Мы и не догадывались, что до новой встречи пройдут двадцать долгих месяцев.

Из письма родителям, Лиссабон, январь 1941 года

«В восемь часов пересекли французскую границу. Валютный контроль строгий. Пришлось раздеться почти до полуголого состояния. Поездка обходится дорого, поэтому я взяла на детей всего одно место, и все 28 часов мне пришлось держать Нину на коленях. Автобус не отапливался, и уже через час мы промерзли до костей. Как раз перед нами сидел бывший министр финансов Литвы[34]. Он доброжелательно расспрашивал Нину, откуда и куда она едет. Путешествие через Францию было грустным. Страна кажется заброшенной. Продовольственные магазины пусты и закрыты. В одиннадцать часов вечера прибыли в Ним. В шесть часов утра снова отправление в путь, а вечером — остановка на французско-испанской границе в Пиренеях. Здесь нас заставили прождать три часа на ледяном ветру, в темноте и под открытым небом. Я все время заставляла ребят бегать взад и вперед, чтобы они не продрогли окончательно. Ни еды, ни туалета; маленькое помещение таможни, куда вызывали по одному.

Еще двести метров езды до испанской границы. Тут вновь застряли на три часа. Дети на протяжении всего пути вели себя замечательно.

Испанцы пропустили нас на свою сторону границы и дотошно просмотрели весь багаж. В Барселону мы прибыли вместо семи часов вечера в половине четвертого ночи. Но ночное автобусное путешествие по Испании — прелесть. Серебряный лунный свет, спящие городки, дома с висячими балконами, холмы, а рядом — Средиземное море. В Барселоне я поняла, чего мне так не хватало целых два года: народа, толпы. Бедность вопиющая. Нет хлеба, нет сахара. Люди кажутся голодными, но какую бодрую атмосферу создают их живые, интересные лица, их обаяние и разговоры. Я показала детям рыночные площади и погуляла с ними по узким улочкам.

Поездка по железной дороге из Барселоны в Мадрид прошла нормально. Поскольку у нас была лишь транзитная виза, мы должны были отбыть из Мадрида ближайшим поездом, отходившим в 23 часа — это было 23 декабря — дальше, в Португалию. Тысячи людей теснились перед пятью закрытыми проходами на перрон. Мне удалось просунуть детей через окно в вагон и забросить туда же мой ручной багаж. Но сама я никак не могла попасть внутрь. Какой-то мужчина сбросил меня с подножки. Я боялась, что дети застрянут в поезде. Кто-то вновь передал их мне на перрон. Вещи так и остались в вагоне. Начался настоящий кулачный бой. Появились солдаты и, вытащив револьверы, оттеснили толпу от поезда. Я попробовала проникнуть в какой-нибудь из международных спальных купированных вагонов. Но их охраняли, и попасть туда без билета было невозможно. Я сделала вид, будто лишь сажаю детей, а родители с билетами идут сзади. Мне поверили. Мы промчались через полные купе и нашли литовского министра финансов. Он спрятал Мишу в своей постели. Его супруга взяла к себе в постель Нину. Сама я спряталась и показалась лишь к утру. Пока дети еще спали, супруги поведали мне, что они — почти «единственные счастливцы», которым удалось бежать от большевиков».

24 декабря мы прибыли в Лиссабон, все трое больные. У Нины была высокая температура. Я вызвала врача в гостиницу и, перед тем как прилечь самой, еще купила куклу для нее и «конструктор» для Миши. Ведь наступило рождество!

Как разъяснили мне в английском консульстве в Лиссабоне, пассажиры будут вылетать отсюда не в зависимости от времени ожидания, а с учетом того, насколько важны они сами. Я же была, пожалуй, самым маловажным лицом в этом длинном списке. Недостатка в безденежных гражданах, которых нужно было переправить на родину, не наблюдалось, поскольку Англия запретила всякий перевод своей валюты, в том числе и своим подданным.

Я поселилась недалеко от города, на побережье близ Эшторила. Климат настолько мягкий, что мы могли загорать, лежа в шезлонгах на пляже, словно нет никакой войны, никаких тревог… Дети в этой обстановке буквально расцвели. Было радостно видеть их все время рядом с собой, вот только мне не хватало их беззаботности.

Жить приходилось весьма экономно, поскольку мы не знали, как долго нам предстоит ждать отъезда. Перевод валюты становился делом все более сложным, и поэтому, готовясь к путешествию, я постаралась снять со счета в Швейцарии небольшую сумму. Мои деньги испарялись с пугающей быстротой, и долго мы бы здесь не протянули.

Что ожидало меня в Англии? Судя по приему, оказанному мне в лиссабонском консульстве, нам придется довольствоваться там положением граждан второго сорта. Или Олло добилась-таки своего и на меня уже легла тень подозрения?

Находясь в Лиссабоне, я старалась найти маршрут для Лена. Франкистская Испания отказала ему в транзитной визе. Такое, впрочем, происходило и с другими англичанами в призывном возрасте. Это был дружественный жест Франко по отношению к Гитлеру. Французской транзитной визой Лен уже запасся. Но намеченный нами вначале путь через Африку тоже не сулил никаких возможностей. Я обивала пороги всех пароходных компаний, тщетно стараясь устроить Лену проезд на грузовом судне из Марселя.

Спустя примерно три недели консульство сообщило мне, что нас доставят в Англию морем.