Моя любовь к тебе — мой храм, но вот беда,

Лежит через пески укоров путь туда.

Где обитаешь ты, там — населенный город,

А остальные все пустынны города.

Взгляни же на меня, подай мне весть — и буду

Я счастлив даже в день Последнего суда.

Ведь если верим мы в великодушье кравчих,

Вино для нас течет, как полая вода.

Смолкает муэдзин, он забывает долг свой,

Когда проходишь ты, чиста и молода.

Что написал Джами, не но тебе тоскуя,

Слезами по тебе он смоет навсегда.

Как взгляд твой сверкает и локон блестит золотой,

Моя периликая, как хороша ты собой!

Воспеты поэтами родинки на подбородке,

А я воспеваю твою, что над верхней губой.

Нет большего блага, как ждать от тебя милосердья,

Вздыхать, и рыдать, и повсюду шагать за тобой.

О пери моя тонкостанная, стан твой походит

На стройную пальму, сулящую плод неземной.

Когда тебя нету, темно мне не только средь ночи,

Коль нету тебя, я и в полдень хожу, как слепой.

Наука любви недоступна глупцам и невеждам,

Я эту науку постиг, но не выиграл бой.

Джами, как собака, у двери твоей притаился,

Я славлю свой жребий, — он мне предназначен судьбой.

От женщин верности доселе я не видел,

От них лишь горести, — веселий я не видел.

Меня не видя, так меня терзает злая,

Что плачу: злость ее ужели я не видел?

Так много волшебства в ее глазах прекрасных,

Какого и в глазах газели я не видел!

К чему ей говорить, что я скорблю всем сердцем?

Чтоб луноликие скорбели, — я не видел.

Пусть плачет только тот, кто мне сказал: «Чтоб слезы,

Струясь из ваших глаз, кипели», — я не видел!

Как мне расстаться с ней? Мы с ней — душа и тело,

А жизни без души нет в теле, — я не видел!

Любовь — недуг, но как избавимся от боли?

Джами сказал: «Лекарств и зелий я не видел!»

Вот и праздник настал, а нигде ликования нет,—

Только в сердце моем, хоть ему врачевания нет.

Разве праздничный дар поднести я отважусь тебе?

Для меня, признаюсь, тяжелей испытания нет.

Путных слов не найду и в смущенье лишь имя твое

Бормочу, бормочу, — толку в том бормотании нет.

Не Хосрову мечтать о Ширин: лишь Фархаду дана

Той любви чистота, в коей жажды слияния нет.

Как злодейка тебя ни изранит, терпи и молчи:

Нежносердна она, не выносит стенания, нет!

Вижу я, горячо в дерзком сердце клокочет любовь,

Но основа слаба — значит, прочности здания нет.

Пал ей в ноги с мольбою Джами — и услышал в ответ:

«Символ веры наш, знай, — в красоте сострадания нет!»

Попугай об индийских сластях говорит,

А душа о прекрасных устах говорит.

Намекает на эти уста, кто в стихах

Об источнике в райских садах говорит.

Держит сторону нашу теперь мой кумир,

С небреженьем о наших врагах говорит.

Взгляд ее — словно два обнажённых меча,

Но она о спасенье в мечтах говорит.

К песне ная прислушайся, странник, — о чем

Он, стеная в ночах, на пирах говорит.

Он, рыдая, о муках разлуки поет,

Он о сладких, как сахар, губах говорит.

Чтоб Джами уничтожить, не нужно меча,—

Твой прищур мне о стольких смертях говорит.

Дом на улице твоей я хочу приобрести,

Чтобы повод был всегда близ дверей твоих пройти.

Сердце б вынул, если б мог, бросил бы на твой порог,

Чтоб для стрел своих мишень рядом ты могла найти.

Не хочу держать бразды и тобой повелевать,

Лучше ты удар камчи мне на плечи опусти.

Адским пламенем грозит проповедник городской.

Ад любви моей — страшней, от него нельзя спасти.

О Юсуфе, о его красоте смолкает быль.

Стоит людям о тебе речь живую завести.

Блеск воды твоих ланит, родинки твоей зерно

Приоткрой, к зерну с водой птицу сердца подпусти.

Да, Джами пусть будет псом, но не у любых дверей,

У порога твоего пусть покоится в чести.

Друзья, в силках любви я должен вновь томиться!

Та, что владеет мной, — поверьте! — кровопийца!

К ней полетела вдруг душа, покинув тело,—

Из клетки выпорхнув, в цветник попала птица.

Товару каждому — свой покупатель всюду:

Стремимся мы к беде, святой к добру стремится.

Увы, в ее покой пробрался мой соперник,—

Так с розою шипу дано соединиться!

Мы знаем: простака опутает мошенник,—

Мой ум опутала кудрями чаровница!

Закрыв глаза, во сне я лик ее увидел:

Что видит наяву другой, — мне только снится.

Джами, ты терпишь гнет владычицы покорно,

Но где же твоему терпению граница!