Изменить стиль страницы

— Разве Зейнаб собираются отдавать замуж?

— Говорят, дядюшка Халил хочет посватать ее за своего сына Хасана. Думаю, так оно и выйдет. Откровенно говоря, ей здорово повезло.

Разговор оборвался, ибо им повстречалась компания односельчан, которые рассыпались в поздравлениях и пригласили обоих приятелей выпить по чашечке кофе на циновке, расстеленной на невысокой завалинке у дома. А послеобеденное солнце заливало деревню своими лучами, словно для того, чтобы озарить красоту человеческих лиц. В солнечном свете сияли белые одежды феллахов, которые надевались только по праздникам и на считанные часы, свободные от подневольного тяжкого труда. Немного посидев, выпйв кофе, все встали, с тем чтобы пойти пройтись и, вернувшись домой к закату, отдохнуть до вечера, когда опять наступит праздничное веселье.

Весь день Хамид был весел, радуясь вновь обретенной свободе после дней поста. Теперь сноса можно вернуться к обычной размеренной жизни, спать ночью и бодрствовать днем. Его радовало, что вскоре и Зейнаб ожидает счастье, которое не часто выпадает на долю простых девушек. Люди ее круга заботятся только о достатке, а будущее богатство Зейнаб превосходит все, о чем только может мечтать деревенская девушка. Он будто и позабыл о том, что пока жива душа человеческая, пока ведомы ей склонности и симпатии, пока между мужчиной и женщиной существует чувство, называемое любовью, то очень легко и при большом богатстве почувствовать себя глубоко несчастным!

Глава IV

Ибрахим пользовался симпатией и уважением всех, кто знал его. Серьезный спокойный нрав и усердие снискали ему особое расположение господина Махмуда, его братьев и сыновей. Хозяин доверял ему ключи и поручал самые сложные и ответственные дела, предоставляя при этом полную свободу действий, что, в свою очередь, побуждало Ибрахима еще строже блюсти господские интересы. Феллахи уважали его, он постоянно находился среди них, любил посмеяться и пошутить, но при этом не терял времени даром. Распределяя между феллахами работу, он и сам в случае надобности помогал им, не считая это зазорным. Редко его добродушное лицо хмурилось, выражало недовольство.

Всякий раз, разговаривая с Хамидом, Зейнаб испытывала блаженство. Однако в отсутствие Хамида она думала совсем не о нем. Она мечтала о человеке, которому могла бы отдать любовь, переполнявшую все ее существо, всю себя и успокоить свою мятущуюся душу. Она стремилась встретить родственную, близкую душу, достигнуть полного слияния с нею. Хамида она вспоминала редко, на какие‑то мгновения. Он был чужд ей, чужд всей ее жизни и привычкам и поэтому не оставил в ее сердце сколько‑нибудь заметного следа. Ей хотелось, чтобы любимый ею человек, ее избранник, был равен ей по положению, чтобы она чувствовала себя с ним свободно и потому была бы счастлива. Может быть, искать возлюбленного среди своего сословия, среди равных себе, нас побуждает тоска по той половине, которая отделилась от нас в тот день, когда Ева вышла из ребра Адама? Только такие сердца бывают навечно связаны узами любви. Именно среди братьев своих ищем мы друга и подругу, любимого и возлюбленную. Они прежде всех других пользуются нашим доверием и любовью. Поэтому и Зейнаб мечтала об избраннике из феллахов, только среди них жаждала она найти его.

Уже давно она чувствовала, что нашла такого человека в лице Ибрахима, с которым виделась ежедневно. Он всегда отличал ее среди прочих девушек, потому что она была самой красивой из них, самой скромной и работящей. По утрам, когда они встречались и он с улыбкой желал ей «Доброго утра!», она ощущала, как счастье переполняет ее, как сладкая дрожь пронизывает с головы до ног. Однако скоро она стала избегать с ним встреч, стремилась уйти от него на самые отдаленные участки. Ей хотелось броситься к нему в объятия, но она боялась и стыдилась своего желания.

С каждым днем росла эта любовь в душе Зейнаб. Теперь она даже не смотрела на Ибрахима, как мы обычно смотрим на понравившегося нам человека. Напротив, она опускала глаза долу, чтобы в сердце своем созерцать его образ, тот идеальный образ, который она сама создала. Природная девическая стыдливость останавливала ее, удерживала от необдуманного шага. Она часто сидела в одиночестве, погруженная в мечты. Иногда она вдруг спрашивала себя, действительно ли Ибрахим — тот человек, о котором она грезит, и сама себе отвечала: «Да, это он!»

Душа ее была так переполнена чувством, что она уже не могла думать ни о ком, кроме Ибрахима. Не было минуты, чтобы образ его не представал перед нею. Она словно наяву видела, как он, ласково улыбаясь, страстно простирает к ней руки, чтобы обнять ее. И тогда кровь приливала к ее щекам, трепет овладевал всем ее существом, жарко пылало ее лицо. Ей хотелось броситься к нему, обнять его. В такие мгновения она забывала обо всем. А на поле обычно держалась замкнуто, была неразговорчива. Она трудилась не разгибая спины, с нетерпением ожидая перерыва, когда сможет наконец присесть рядом с ним и другими феллахами в тени деревьев, принять участие в общей беседе, украдкой взглядывая на любимого, а потом броситься на землю и погрузиться в мир своих грез.

В конце концов Зейнаб так измучилась, что решила открыть Ибрахиму свое сердце. Она выждала удобный момент. Трудясь без устали, она закончила свой ряд раньше других, еще до полудня, и поспешила туда, где в стороне от других феллахов стоял Ибрахим. С каждым шагом, приближавшим ее к нему, она чувствовала, как в ней растет стыд, который останавливает, сдерживает ее, так что она уже не знает — идти ей вперед или повернуть обратно. Вдруг земля зашаталась у нее под ногами, перед глазами поплыли радужные круги, окружающий мир будто померк перед ней. Она, как слепая, повернула вправо, потом влево, ничего не видя, ничего не понимая.

Очнулась она, когда уже была совсем близко от Ибрахима, который стоял в толпе феллахов возле дерева. Он и сестра Зейнаб тотчас подошли к ней. Ибрахим спросил, что с ней случилось, Зейнаб не ответила, только по щеке ее медленно скатилась слеза.

Зейнаб i_004.png

Ибрахим взял ее за руку и повел к пруду, а сестре велел оставить их вдвоем. Когда они дошли до пруда, Ибрахим вновь осведомился, что же с ней стряслось, и новая слеза скатилась по ее щеке. Она опять была близка к обмороку. Он быстро принес воды и, взяв ее руки в свои, ласково спросил:

— Что случилось, Зейнаб? Признайся мне. Я сделаю все, что ты хочешь!

Не понимая, что происходит, феллахи все же безропотно подчинились распоряжению и остались на своих местах. Ждали они долго и вновь начали было беспокоиться, но всякий раз, когда сестра Зейнаб порывалась встать, ее все же удерживали. Потом феллахи принялись готовить пищу и раскладывать ее, по обыкновению, перед соседями, чтобы отобедать всем вместе, обнаружив тем самым свое стихийное понимание социализма.

Зейнаб немного пришла в себя, но, увидав рядом Ибрахима, вновь чуть не потеряла сознание. Он поддержал ее, обрызгал ее лицо водой. Наконец она открыла глаза, как бы очнувшись от долгого сна. Встретив взгляд друга, устремленный на нее с нежностью и состраданием, Зейнаб обвила его шею руками, не в силах более владеть собой. Ибрахим привлек ее к себе, и она словно впала в забытье. Так они сидели до тех пор, пока Ибрахим не услышал, как кто‑то из батраков зовет его. Он постарался привести Зейнаб в чувство и медленно повел ее назад. Он усадил ее под дерево и поручил присмотреть за ней детям. Время, однако, не терпит, а работа не любит небрежения. Ибрахим позвал всех поскорей обедать, приказав не тревожить Зейнаб. С нею осталась только сестра. Некоторое время Зейнаб как будто спала. Потом она поднялась, вроде бы успокоенная и умиротворенная, наскоро поела и вместе с сестрой и подругами принялась за работу. Но все- таки она не совсем оправилась от пережитого потрясения. Бросая рассеянные взгляды на зелень посевов, она трудилась машинально, будто во сне.