Сам господин Махмуд имел одну жену, которая родила ему четырех сыновей и четырех дочерей. Он неустанно заботился о них; так, всех сыновей, по достижении ими положенного возраста, отсылал учиться. Что же касается повседневного воспитания, то, как это ни странно, дети были предоставлены самим себе, воспитанием их он не занимался. Господин Махмуд и сам не знал, почему так происходит. Мы также не беремся сколько‑нибудь вразумительно объяснить причину такого пренебрежения к вопросам воспитания с его стороны. Человеком он был порядочным, каких, впрочем, много на свете, и было бы естественно, если бы он, так же, как все они, присматривал за детьми, требуя от них благонравия, каковое диктуют правила египетской благопристойности.
Правда, в тот момент, когда дети входили в дом, господин Махмуд напускал на себя крайнюю суровость, которая, впрочем, ничуть их не пугала. Но ни этот воспитательный прием, ни принадлежность господина Махмуда к богатому и знатному роду не дают нам оснований утверждать, что практика предоставления детям полной свободы поведения была результатом приверженности отца к какой‑то определенной педагогической системе, например, к теории Спенсера, согласно которой ребенок воспитывает себя сам. Как бы там ни было, а в дни школьных каникул детей господина Махмуда можно было увидеть на полях. Частенько они проводили там и ночи, наслаждаясь прохладой и песнями девушек или глазея на весы, на которых взвешивали сжатую пшеницу.
Только старший сын господина Махмуда Хамид был человеком несколько иного склада. Ему больше нравилось жить в городе, в гостинице, в окружении чужих людей. Когда‑то отец относился к нему с особенным вниманием, возлагая на него большие надежды, но в то же время смотрел на него как на игрушку, которой можно забавляться по своему желанию. Он то бурно радовался своему первенцу, ласкал его и всячески баловал, то ругал за малейшую провинность и даже, наверно, не раз прибил бы его, если б не заступничество бабушки.
Когда Хамиду исполнилось пять лет, он превратился в нервного, капризного ребенка, баловня всех домашних. Он не сходил с рук у женщин или требовал, чтобы кто‑нибудь из взрослых мужчин катал его на спине. Больше всего любил Хамид играть со своей двоюродной сестрой Азизой, которая частенько приезжала в деревню вместе с матерью. Он был старше ее на два года и потому относился к ней покровительственно. Женщины в доме с улыбкой звали их женихом и невестой.
Потом отец отдал его в начальную, а затем и в среднюю школу, находившуюся в городе. Шли годы, Хамид продолжал быть любимцем семьи, все радовались его способностям и успехам в учебе. И Хамид навсегда сохранил привязанность к городской жизни, тогда как его дяди и братья предпочитали жизнь на лоне природы. Когда впервые юноше Хамиду случилось пойти с отцом в поле, он даже не сразу сообразил, кому принадлежит эта земля.
В один из тех знойных дней, когда Зейнаб с подругами работала на прополке хлопка, на поле пришел и Хамид со своими братьями. Его приход удивил крестьян — никогда прежде они его здесь не видали. Братья его, крепкие, сильные парни, захотели помериться силами с крестьянами. И действительно, начали они трудиться весьма усердно вместе с теми, кто работал ради пропитания. Но как только пот стал заливать их лица, они побросали работу и поспешили укрыться в тени деревьев от палящих лучей безжалостного солнца. Едва пот высох, кто‑то из них поднялся и снова пошел на поле, громко клича других, ругая их лентяями и бездельниками. Но этот смельчак сам‑то, верно, из боязни утомиться, так и не отважился приняться за работу, тем самым доказав, что слова его относятся не только ко всем братьям, но и к нему в том числе.
Что касается Хамида, то он остался на поле, всматриваясь в лица крестьян и задавая вопросы Ибрахиму, распоряжавшемуся работами. Однако через час и у него не хватило сил дольше здесь оставаться, он укрылся в древесной тени и завел беседу с одним из своих братьев. Потом тот отошел в сторону, и Хамид остался один. Он смотрел на этих феллахов, склонявшихся над хлопковыми кустами в испепеляющих лучах солнца. Вот один из них поднял голову и попросил подойти Ибрахима или кого‑нибудь из хозяев.
Вскоре Хамид погрузился в раздумье, вспоминая вчерашний вечер, когда Азиза уехала из деревни, погостив всего несколько дней. В течение этого времени он частенько сидел рядом с ней, с ее братом и матерью, весело и беззаботно болтая о разных пустяках. Нет, недаром с детских лет их нарекли женихом и невестой! Эта девушка когда‑нибудь непременно будет принадлежать ему.
Родившийся в определенной среде и получивший особое воспитание, Хамид не был способен легко разобраться в том, что его окружает в действительности. Он жил в каком‑то фантастическом мире, наполненном воображаемым счастьем и страданием. Это удел многих юношей, они смотрят на мир сквозь розовые очкн. Несмотря на то, что органы чувств опровергают их иллюзорные представления, могущество фантазии так велико, что она, как правило, берет верх над чувствами.
«Что из того, что Азиза очень худа? — размышлял Хамид. — Зато она так изящна! Пусть личико ее бледно, но именно бледность позволяет сравнить ее с серебряной луной». Действительно, Азиза не отличалась красотой, но в глазах Хамида она была прекрасна, как цветок. И в том, что головка ее была свободна от каких‑либо знаний, он усматривал особое достоинство: значит, она неискушена и целомудренна. Юноши, подобные Хамиду, находились в твердом убеждении, что они непременно обретут счастливую жизнь, о которой мечтают. Это будет прекрасный мир, исполненный разнообразных радостей и услад. Муж вместе со своей возлюбленной женой будет смотреть на звездное небо и прислушиваться к ночным звукам. Когда к таким юношам придет зрелость и повседневные заботы вынудят их отрешиться от иллюзий, души их содрогнутся и былые надежды уступят место отчаянию.
Воспитание Азизы происходило следующим образом: в десять лет отец сам обучил ее грамоте. Затем определил к учительнице, которая два года учила ее шитью и вышиванию. На этом воспитание Азизы закончилось, она надела чадру, и почти все ее прежние знакомства прекратились. Лет в четырнадцать она начала почитывать романы — без разбору, какие только попадались на глаза. Хотя читать их было для нее делом не таким уж простым, зато какой притягательной силой обладали эти любовные истории! Впрочем, это было неудивительно: любая другая девушка или юноша ее возраста нередко проводили над такой книжкой бессонные ночи. Разумеется, было бы лучше, если б Азиза читала классику, но таких книгой, к сожалению, не попадалось. Более того — в романах она выискивала только страницы любовных признаний или описания тайных свиданий, а все остальное пропускала: ей это было неинтересно. С детства она отличалась слабым здоровьем. Затворничество не способствовало ее правильному физическому развитию. Как только на нее надели чадру и закрыли дома, она стала блекнуть и таять на глазах. Не прошло и года, как состояние ее здоровья настоятельно потребовало сменить обстановку и заняться ее лечением, ибо зимой в их огромном доме было холодно и сыро.
Однако природа, справедливая по своей сути, пришла на помощь Азизе, рассудив, что девушка, как и многие ей подобные, ни в чем не виновата. И потому не препятствовала, чтобы образ юной, хрупкой девушки запал в душу одного из ее двоюродных братьев, знакомого ей с детских лет.
Раздумья Хамида прервал сигнал о прекращении работ. Наступило время полуденного отдыха. Феллахи постарались быстрей завершить работу; потом они уселись под деревьями, и каждый развернул свой узелок. В это время подоспела служанка с обедом для Хамида и его братьев. Они с аппетитом съели весь обед. Когда же время отдыха истекло, феллахи снова принялись за работу; вслед за ними поднялись братья Хамида, а он, вновь оставшись один, растянулся на земле и заснул.
Через час его разбудил свисток вечернего поезда. Хамид поднялся и пошел посмотреть, что происходит на поле. С Ибрахимом он держался по‑приятельски — ведь они вместе ходили в начальную школу. Между ними не существовало той пропасти, которая отделяла Хамида от большинства феллахов, работавших на полях его отца. Оттого‑то Ибрахим просто, с улыбкой отвечал на вопросы Хамида. Когда молодые феллахи увидели, что Хамид не чванится, один из них решился тоже заговорить с хозяйским сыном, желая похвастаться перед своими сверстниками смелостью. Однако Хамид сделал вид, будто не слышит его вопроса, и феллах вернулся к работе. Потом еще один парень обратился к Хамиду, но также не получил ответа, к тому же брат Хамида грубо оборвал его, а Хамид тем временем подошел к девушкам. Красота Зейнаб так его поразила, что он не смог удержаться и спросил, чья она дочь и часто ли работает на поле.