Джессика не могла без душевной боли наблюдать за их взаимоотношениями. Томас с полной серьезностью следовал наставлениям отца: ни один муж не относился к своей жене с таким почтением и предупредительностью, как Томас, вот только делал он это как-то топорно, а Присцилла отвечала ему с не меньшей скованностью.

Сын и невестка вальсировали один вокруг другого, словно манекены, разыгрывали перед обществом роли мужа и жены, вот только в их поведении не было и тени сердечной теплоты или спонтанности. Ребенок был единственным связующим звеном между ними. Когда они только обручились, то часто обсуждали возможность строительства собственного дома на плантации, но с тех пор этот вопрос больше не поднимался. Когда Джессика поинтересовалась у сына, почему они изменили свои первоначальные планы, Томас ответил, что Присцилла желает жить поближе к своим родителям, в городе, а он не хочет оставлять маму одну в ее огромном особняке на Хьюстон-авеню. Вечера в их обществе, впрочем, были вполне сносными из-за Вернона, который ползал по полу гостиной и смешно агукал.

Глава 68

Из окон верхних этажей дома Джессика могла наблюдать за тем, как майор Эндрю Дункан приходит и уходит. На рассвете офицер, громыхая, спускался по ступеням лестницы своего временного пристанища и направлялся на общественное пастбище, где северяне поставили палатки и жгли костры. Там, как предполагала Джессика, майор завтракал и пил кофе. В каретном сарае он только спал. Под штаб батальона Эндрю Дункан реквизировал городское здание поблизости с новоиспеченным бюро по вопросам бывших невольников и пустырем, на котором майор собирался построить школу для детей освобожденных рабов.

Истории о справедливости пришлых, их отчаянной храбрости и быстрой расправе с теми, кто чинит беззаконие, расползлись по Хьюстон-авеню. К концу месяца коммерсанты и прочие горожане, скрепя сердце, смирились с присутствием северян, посчитав их меньшим злом по сравнению с бродячими бандами преступников, дезертиров и прочего отребья, которые грабили магазины, плантации и дома, оставшиеся из-за войны без защитников. Члены городского патруля сидели тихо после того, как военный суд признал двух его членов виновными в том, что они едва не убили освобожденного негра, протащив его привязанным за лошадью. Их приговорили к пожизненному заключению в тюрьме Хантсвилла, штат Техас. Конокрадов преследовали, ловили и в колодках выставляли под палящее солнце. Тех, кого признавали виновными в угоне скота, отправляли в тюрьму сидеть на хлебе и воде. А тем временем своей главной задачей солдаты-северяне, судя по всему, считали строительство школы для детей освобожденных рабов.

Джессика положительно отнеслась к стараниям майора Дункана довести строительство до конца. Она даже планировала, когда школа будет построена, стать ее первой учительницей на общественных началах. Кое-кто был против того, чтобы белая женщина преподавала негритятам, впрочем, ничего иного от Джессики Виндхем Толивер не ожидали.

Прошло немного времени, и Эндрю Дункан стал ужинать у Толиверов. По вечерам Томас возвращался с плантации домой, и майор в эти часы бывал свободен от исполнения своих обязанностей. Они могли спокойно обсудить общественные дела и проблемы. Иногда Джереми, Анри, а также их сыновья присоединялись к ним и после ужина наслаждались беседой под сигары и портвейн. Поднимаясь наверх в свою спальню, Джессика часто слышала звуки их смеха и оживленной беседы. В такие минуты она думала о том, что совместные застолья способны примирить людей, прежде бывших врагами. Будучи образованным человеком, майор, без сомнения, находил изысканную обстановку особняка Толиверов весьма приятной для отдохновения от городской пыли и множества дел, которые подстерегали его днем. От Джессики, в отличие от ее сына, не утаилось, что одним из самых изысканных украшений дома майор считает Присциллу.

Во время одной из вечерних трапез, два месяца спустя после ввода войск, Присцилла к всеобщему удивлению заявила, что хочет преподавать в школе, когда та откроется.

— Дорогая, как мило! — воскликнула Джессика. — Мы сможем преподавать вместе. Майор! Я тоже собираюсь учить негритят.

Присцилла наморщила свой идеальный лоб и повернулась к Джессике.

— А кто останется с Верноном?

Удивленная раздражением, прозвучавшим в голосе невестки, Джессика сказала:

— Петуния и Эми, конечно же.

— Я не хочу, чтобы мой ребенок рос без присмотра члена семьи. Его отца никогда не бывает дома днем. Одна из нас должна оставаться здесь, а мне просто необходимо развеяться. Вы уже и так много сделали для нашей общины, Джессика.

Все собравшиеся слушали ее как громом пораженные. Никогда прежде Присцилла не настаивала на своем. Сейчас же выражение ее лица и решительный тон не предполагали возражений.

— Она права, мама, — сказал Томас. — Ты сможешь помогать Присцилле подбирать книги и составлять планы уроков. Пусть учительствует. Это предоставит ей шанс показать городу, на что она способна.

Томас говорил так, как должен говорить глава дома, и смотрел на Присциллу так, как муж должен смотреть на жену. Подобную перемену в поведении сына Джессика только приветствовала. При других обстоятельствах матери было бы приятно услышать, что Томас принимает сторону жены, и увидеть в устремленном на Присциллу взгляде гордость, что случалось очень редко. Вот только в душу Джессике закрались подозрения, что настойчивое желание невестки учить негритят чтению и письму имеет тайные мотивы.

— А нельзя ли оставлять Вернона у твоей мамы, пока мы будем в школе? — предложила Джессика.

— Я хочу, чтобы он оставался здесь. Вернон больше любит играть с вами, чем с моей мамой. Она… она не умеет найти с мальчиком общий язык.

— Ну, тогда решено, — заявил Томас.

Сын повернулся к матери, которая сидела справа от него. Из вежливости Джессика уступила свое место во главе стола Присцилле, когда Томас после смерти Сайласа занял его место. Но до сегодняшнего вечера невестка никогда не вела себя, сидя на нем, как хозяйка дома.

— Мама! Ты заслужила того, чтобы оставаться дома и нянчиться с внуками, — смягчив тон, сказал Томас. — Пусть другие несут неграм свет знаний.

Сидевший напротив Джессики майор Дункан только что вернулся из бани, которую его люди построили позади конюшен. В своей темно-синей форме с золотыми эполетами он никогда еще не казался настолько красивым. Майор молчал, не желая вступать в семейный спор. Джессика не знала, понимает ли он, из-за чего весь этот сыр-бор. Мужчины часто бывают глупы и слепы, когда дело касается женских уловок.

— Как хочешь, Присцилла, — пошла на уступку Джессика, — но не забывай, что люди будут косо на тебя смотреть.

Тень упрека скользнула по лицу молодой женщины.

— На вас всю жизнь косо смотрели, а вы держали себя с большим достоинством, Джессика. Я постараюсь брать с вас пример.

— Мама! Ты предупреждаешь Присциллу о том, что наши горожане могут не понять ее поступка в то время, как сама всю свою жизнь ни капельки не обращала внимания на общественное мнение, — засмеявшись, произнес Томас.

— Я говорю не об общественном мнении, сын. Я просто не хочу, чтобы твоя жена давала повод для злословия.

— Я так понимаю, меня хотят предупредить, чтобы я не учила негритят тому, чего им знать не следует, — сказала Присцилла. — Так ведь, Джессика? Не волнуйтесь. Никто меня ни в чем не обвинит. Я буду обучать детей всего лишь чтению, чистописанию и арифметике.

— А мне кажется, Присцилла, — смеясь, заметил Томас, — мама не хочет, чтобы другие подумали, будто бы ты становишься похожа на нее.

— А мне так не кажется, — сухо ответила Присцилла.

Взгляды женщин встретились. Джессика теперь ясно видела огоньки ревности в голубых глазах Присциллы. Сознательно или бессознательно, но Томас создал у своей жены впечатление, что он сравнивает ее с матерью.