Они снова пошли, но уже быстрее.

Шум усилился. Потом стали слышны металлический звон и лязг гусениц.

— По ту сторону лощины я бы чувствовал себя спокойнее, — проговорил Густав.

— Танки скоро будут здесь? — спросил Джонни.

— Пожалуй.

Неслышимые из-за стоявшего вокруг шума, появились легкие бронемашины на колесном ходу. Они мелькали между деревьями, на секунду останавливались, наверное, чтобы уточнить путь, а затем почти бесшумно катились дальше. Чуть позже из леса с грохотом показались первые танки.

— Опоздали мы! — в отчаянии выкрикнул Густав. — Буквально на несколько минут!

Танки шли один за другим с одинаковыми интервалами. Иногда у них из-под гусениц вылетали искры. Они шли без яркого света: горели только небольшие подфарники. Джонни удивленно разглядывал длинные стволы орудий, торчащие из вращающихся башен, как окаменевшие хоботы неведомых зверей.

«Странно, — думал мальчуган, — как странно, что я совсем не боюсь. — Он только удивлялся себе, что стоит здесь и смотрит на все это, вместо того чтобы бежать отсюда сломя голову. — Интересно, какие солдаты сидят в этих железных колоссах?» — мысленно спрашивал он себя.

Джонни представлял русских в виде чудовищ, как старался им внушить школьный учитель. Однако отец, приезжавший однажды после ранения в отпуск, ни разу не говорил о русских пренебрежительно. Напротив, он упоминал о них всегда с уважением. Потом Джонни как-то увидел военнопленных. Эта картина надолго врезалась ему в память. Их гнали под строгой охраной по Кюстринерштрассе к вокзалу. Изможденные пленные, одетые в форму, уже превратившуюся в лохмотья, были больше похожи на тени, нежели на людей.

— Людей можно убивать и так, — тихо заметила тогда при их виде мама. Да, она так и сказала «людей»!

«Как же выглядят русские люди, когда они не измождены и не одеты в лохмотья? Что они испытывают, проезжая по немецким улицам?»

— Слушай, Густав…

— Да? — раздался голос Густава, который шел справа, под прикрытием ветвистого кустарника.

— Густав, скажи, а что будет, если мы выберемся на дорогу и пойдем по ней?

— Ну и вопрос!

«Русские не только посадят Густава в тюрьму, а, наверное, даже приговорят к смерти, — размышлял про себя Джонни. — Ну, а как же остальные?»

— Слушай, почему ты не ответил на мой вопрос? — спросил Джонни еще раз солдата, который хранил упорное молчание.

— Ну что тебе на него ответить? Я знаю только одно: мы русским причинили много горя и зла.

— Думаешь, они будут мстить?

— Возможно…

— Что же мы натворили там, в их России?

— Мы им все разрушили, много городов и деревень.

— И бомбили их тоже?

— И бомбили тоже.

— А почему же они не забрасывают нас бомбами, как другие? Может быть, все-таки они нам ничего не сделают? — Джонни скорее рассуждал, чем спрашивал.

8

Два висельника.

Эсэсовское гнездо.

Грилле уже тут.

«Ты считаешь нас дураками?»

Мальчик так и не получил ответа на свой вопрос. Да он и не ждал его, потому что заметил, что солдат его почти не слушает. Поддавшись все возрастающему беспокойству своего друга, он и сам начал думать только о том, как бы перебраться целым и невредимым через дорогу. Солнце уже стояло высоко над горизонтом, когда они, скрытые облаками пыли, поднятой гусеницами, прошмыгнули между двумя танковыми колоннами и оказались по ту сторону шоссе.

С трудом переводя дыхание, прячась за островками деревьев и кустов, они бежали по противоположному склону холма и замедлили бег, лишь достигнув середины. Чем дальше позади них оставалась дорога, тем приглушеннее слышался скрежет гусениц и гул танковых моторов.

— Это не один полк! Они обнаружили здесь брешь, и теперь вводят свои главные силы. — Густав показал вверх, на цепь холмов. — Нам бы туда добраться, и тогда мы можем считать себя вне опасности.

Ветви деревьев, казалось, все еще хранили тепло лучей утреннего солнца. Солдат первый вошел под них. Джонни последовал за ним.

Вдруг откуда-то со стороны раздался чей-то добродушный голос:

— Эй вы, путешественники, живо идите сюда, и без фокусов!

Густав остановился так резко, что Джонни ткнулся головой в его рюкзак. Они уставились туда, откуда раздался голос, однако ничего не увидели, кроме кустарника.

Через несколько секунд послышался еще один окрик, уже с другой стороны, более отрывистый и нетерпеливый, который, по-видимому, принадлежал уже другому человеку:

— Ну, поживее! Руки вверх! И без шума!

Густав неторопливо поднял руки, следом за ним Джонни. Они пошли на голос. — Живее! Живее!

Вскоре в кустарнике образовался просвет, сквозь который виднелись несколько высоких сосен. Между деревьями изгибался ров. Свежий бруствер был замаскирован сосновыми ветками и дерном.

— Что вам от нас надо? — спросил Густав.

— Только терпение, — отозвался первый голос, более мягкий.

Потом справа и слева от них раздался шорох, словно кто-то поднимался с земли. Последовали приглушенные шаги, и словно из-под земли перед ними появились два человека.

Один из них был мужчина средних лет, одетый в пятнистый зеленый маскировочный костюм. На его каске были прикреплены зеленые ветки. За ремень, туго охватывавший талию, были заткнуты две ручные гранаты, в правой руке он держал автомат. Как-то странно скривив лицо, он почти просительно произнес:

— Вы могли бы идти и побыстрее. Нехорошо заставлять своих хозяев ждать.

— Хозяев? — хмыкнул Густав, стараясь скрыть свое замешательство. — Нам от вас ничего не нужно.

— А нам от вас кое-что нужно! — крикнул другой мужчина, вразвалку приближаясь к Джонни и солдату. Одет он был так же, как и его товарищ, по виду был моложе, примерно возраста Густава. Лицо у него было бледное и невыразительное. — У вас небось и душа ушла в пятки от страха? — спросил он.

Тот, что был постарше, сделал успокоительный жест рукой и, изобразив на лице нечто похожее на улыбку, спросил:

— Откуда же вы взялись, диковинные пташки?

Густав ответил заученным тоном:

— Я бежал, чтобы не попасть в плен к русским.

— Так сказать, совершали героическое отступление, — неизвестный почти сочувственно кивнул. — А где же оружие, невинная овечка?

Солдат явно медлил.

— Пришло в полную негодность, — ответил он после длительной паузы, — в последнем бою.

— Ты выбросил его, тряпка! Ничтожество ты этакое! — выпалил молодой, и его бледные щеки и шея покрылись красными пятнами. — Знаем мы вас, мерзавцев!

Старший покачал головой, словно хотел возразить ему.

— А разве можно говорить неправду! Если бы об этом узнала твоя мать, ай-я-яй… — Он сделал рукой такой широкий жест, что борта его маскировочного костюма разошлись у шеи.

Джонни увидел кусочек серой военной формы и черный уголок воротника с двумя острыми молниями. Его отец презрительно называл этих людей висельниками. Это было перед его вторичной отправкой на фронт, в Донские степи. Тогда девятилетний Джонни не придал значения словам отца и скоро забыл о них. Теперь же они невольно всплыли у него в памяти.

— Ну вы, подмастерья, идемте-ка вместе с нами, пока мы не нарвались здесь на наших друзей русских.

Им ничего другого не оставалось, как последовать приказу неизвестных. Оба незнакомца шли следом за ними, почти наступая на пятки. Через несколько минут они добрались до вырубки. Здесь прямо на земле вповалку, словно пьяные, лежали около дюжины эсэсовцев в маскировочных костюмах. Все они были вооружены. Куда бы ни глянул Джонни, он везде видел оружие: автоматы, ручные гранаты, панцерфаусты и даже один пулемет.

Их провели мимо спящих. Некоторые громко храпели. Один, лежавший на спине, взглянул на них из-под каски бессмысленными глазами. Вдруг мальчик запнулся. У корней сосны сидела, съежившись, небольшая фигурка, одетая не в масккостюм, а в темно-синюю, почти черную, форму. Эта худая, долговязая фигурка показалась Джонни знакомой.