К концу следующего дня, в багровых лучах разгоравшегося заката, к подводной лодке подошла крупная рыбацкая шхуна «Сакура-мару». Приблизилась она к субмарине на большой скорости и с шиком, весь ее такелаж был расцвечен (в знак пароля) флажками международного морского переговорного кода. Едва развернувшись носом по ветру, она встала, с обоих судов понеслись звуки приказов, и группа матросов, перегнувшись с того борта, где находилась субмарина, стала подвешивать на необходимой высоте дополнительные кранцы, чтобы при случайном столкновении не ободралась обшивка судов. Когда взаимно переброшенные швартовы были закреплены, вслед за ними установили сходни для производства работ и переходов моряков с подводной лодки на японский рейдер и в обратную сторону.

«Сакура-мару», эта своеобразная рыбацкая шхуна-барк, или баркентина, была штатным судном разведывательно-диверсионного отдела японского генерального штаба. Водоизмещение баркентины составляло около тысячи тонн, и наряду с применявшимися еще в XIX веке на фок-мачте марсельными и брамсельными прямыми парусами, она на остальных четырех мачтах несла еще и косые паруса. Мощность ее дизельной силовой установки достигала более тысячи двухсот лошадиных сил.

В общем баркентина была красивым и сильным пятимачтовым судном с хорошими ходовыми качествами, которые в сложившихся обстоятельствах использовались исключительно для военных целей. Дооборудованная в секретном порядке военно-разведывательными ведомствами, как и немецкая шхуна «Штерн», японская баркентина «Сакура-мару», возглавлявшаяся капитаном 1-го ранга императорского флота Хирото Исикавой, предназначалась для совершения диверсий.

Неся основные свои обязанности, такие как обеспечение подводных лодок боеприпасами, продовольствием, пресной водой, энергоресурсами, все рейдеры выполняли, кроме того, специальные задания, высаживая на вражеский берег шпионов и диверсантов, а при случае и торпедируя любое пассажирское или грузовое судно как вражеской, так и зачастую нейтральной страны. Наличие большого количества парусов, при нулевых в этом случае затратах на горючее, позволяло им иметь неплохую крейсерскую скорость, что для такого рода судов было немаловажным фактором, а также обеспечивало независимо от работы двигателей, автономное плавание.

Более того, при крайней необходимости силами механических служб рейдеров, оснащенных для этой цели станками и другим металлорежущим оборудованием, а также ацетиленовой сваркой, осуществлялся текущий ремонт и их вооружение прямо на плаву.

Ни Хирото Исикава, ни другие пять офицеров японского рейдера не носили военную форму, но офицерами они были настоящими, владели всеми морскими специальностями, начиная от штурмана и кончая радистом. Остальная команда, в количестве семидесяти человек, была набрана в основном из попавшихся на «деле» малайских пиратов, а также авантюристов разных мастей и прочих представителей социального дна.

Люди этой породы, как известно, не любят, когда, интересуясь их прошлым, кто-то задает им лишние вопросы, и весьма охотно зачисляют себя в ряды не помнящих родства Иванов. Однако, несмотря на свою «черную кость», личный состав поддерживал на борту своего рейдера безупречную дисциплину.

В полном соответствии с заключенным контрактом, все нанявшиеся на судно матросы получали большие деньги, но прав у них не было даже элементарных. Единственным их судьей, прокурором и адвокатом был сам капитан Хирото Исикава, а это означало, что дела провинившегося, как правило, были очень плохи. Так же, как и с легкой руки Юкио Коно отправившийся на тот свет капитан немецкого рейдера Карл Буркхардт, Хирото Исикава чинил суд и расправу, основываясь на не писаных, но коренящихся в сознании японцев в течение тысячелетий законах самурайской чести, кодексе бусидо.

И когда, например, кто-нибудь из членов экипажа бесследно исчезал, никто не волен был задавать кому бы то ни было лишних вопросов, если не хотел в самое кратчайшее время очутиться в этом же положении. Разноплеменность состава команды также диктовалась своей необходимостью, стремлением подбирать экипаж таким образом, чтобы разобщенность отдельных его членов была максимальной. Здесь каждый был сам за себя. И горе было тому, кто хотел бы по каким-либо причинам хоть как-то выделиться среди остального состава или предъявить командованию какую-нибудь претензию.

Не в пример погибшему германскому рейдеру японская баркентина вооружена была весьма основательно. Кроме стодвухмиллиметровых пушек, одна из которых была замаскирована на носу судна, а вторая на корме, баркентина имела три зенитные установки спаренных крупнокалиберных пулеметов. Каждый член команды имел модернизированные винтовки системы «арисака» и личное холодное оружие, а командиры групп и офицеры еще и пистолеты.

Вся команда питалась по японским армейским нормам. Однако непреложной прибавкой к рациону был грабеж местного населения в тех местах, где судно бросало якорь. В числе также предусмотренных установленными порядками на баркентине считались разного рода трофеи, выдававшиеся из имущества, находившегося на голландских, индийских, австралийских и прочих судах, пущенных этой баркентиной ко дну.

Примера такого обогащения пиратов XX века несть числа. И становятся понятными ежемесячные сводки безвозвратных, подчас официально не объявлявшихся потерь на море во время второй мировой войны с той и другой стороны, хотя, конечно, характер многих других потерь все еще остается покрытым завесой тайны.

Когда трофеи, запасы питья и продовольствия оказывались значительными, радист Судзуко Охира, исполнявший на корабле еще и обязанности баталера, на несколько дней кряду прекращал выдачу положенного команде рациона, а сэкономленные таким образом продукты обменивал или продавал на черном рынке. Своей добычей Охира делился с капитаном, отдавая ему львиную долю, так что постоянно кичившийся своей самурайской честностью командир рейдера никогда не оставался внакладе и по существу был тем же уголовником, как и любой член команды.

Еще задолго до объявления японским императором войны против Соединенных Штатов Америки, когда трагические для американцев события в Пёрл-Харборе были далеко впереди, Хирото Исикава стал резидентом японских спецслужб в Юго-Восточной Азии.

Когда приказом министра морского флота все имеющиеся в империи силы были мобилизованы на неограниченную войну на море, он жил в Гонконге. Вывеска на его офисе в этом городе уверяла, что Тадаси Ли (так именовался Хирото Исикава) служил агентом одной из страховых компаний.

Однако настоящая работа фирмы Ли проходила на многих явках в течение круглых суток. Физическое уничтожение клиентов — тех, которые успевали полностью погасить свой полис, чаще всего совершалось по ночам, с железной последовательностью и закономерностью; их топили в гонконгской бухте с китайских джонок, освещенных но традиции бумажными фонарями.

Такая же участь ожидала и агентов, попавших под подозрение или ставших почему-то неугодными, опасными для «плодотворной» деятельности конторы господина Ли, а также всех иных политически неблагонадежных, замеченных в связях с коммунистами, которых резидент японской разведки всегда рассматривал как потенциальных врагов империи.

Та давняя работа Хирото Исикавы, при всей ее сложности, была несравненно более простой, чем нынешняя. У Хирото Исикавы, или на местном наречии господина Тадаси Ли, для отправления основных и косвенных функций были все условия, поскольку прятать концы в прямом и переносном смысле в воду не составляло никакого труда: большая вода находилась рядом. «Джонок хватит на всех, — кощунствовали палачи из фирмы господина Ли, — хотя, правда, в Гонконге их на один фонарь меньше, чем в обширном Шанхае».

Политический и деловой портрет прежнего владельца страховой конторы «Тадаси Ли и К^о» будет далеко не полным, если не сказать о том, что его с целью дачи указаний, а то и просто для инспектирования, навещал иногда сам генерал Кэндзи Доихара, загримированный под японского промышленника средней руки.