Вторая пушка того же калибра была установлена на корме между сложенными в кольца манильскими канатами и умело принайтовленными запасными парусами. Из числа стрелковых видов оружия на судне находились четыре пулемета системы МГ-10 и одна зенитная пятизарядная полуавтоматическая пушка типа «эрликон».

Личным же оружием, во избежание нежелательных эксцессов, члены команды обеспечены не были. В результате хорошо аргументированных доводов, которые привел руководству Буркхардт, пистолетами марки «Вальтер» и кортиками были обеспечены только он сам, первый его помощник Роберт Шуман и корабельный кок, облеченный со стороны командования шхуны особым доверием. И это было правильно.

Лишняя чарка крепкого шнапса всегда могла привести эту публику в непредсказуемое, излишне взвинченное состояние, и поэтому Буркхардт не без оснований опасался не только за свою власть, но и за само наличие судовой команды вообще, А при таком, невооруженном, положении команды все было в норме, как полагается. Конечно, среди состава шхуны время от времени возникали кое-какие, в принципе неопасные потасовки, но оборудованный первым помощником капитана в трюме карцер вполне справлялся со своим назначением, то и дело охлаждая пыл не в меру горячих спорщиков, зачинщиков дебоша и прочих крикунов и бузотеров.

Часа примерно через три, после окончания всех работ, оформив все необходимые документы, капитан Юкио Коно пригласил в субмарину своего немецкого союзника, чтобы парой чашечек подогретого сакэ отметить их необычайно дружескую встречу. Карл Буркхардт одну за другой, без излишних церемоний, выпил две чашки, поблагодарил хозяина за угощение и по вибрирующим от ветра сходням вернулся на шхуну. И все то время, пока Буркхардт шел к себе, провожавший его японец прикладывал руку к сердцу и отвешивал ему вслед свои преувеличенные поклоны.

Итак, в темпе и успешно проведя заданную операцию и втащив через фальшборт на верхнюю палубу изрядно помятые кранцы, шхуна с поэтическим названием «Штерн»[4] отдала концы, не спеша удалилась от подводной лодки и на расстоянии примерно в один кабельтов закачалась на свежей, баллов в шесть, океанской волне. На ее корме взвился либерийский флаг. Шхуна приготовилась к новым, свершаемым ею во славу рейха делам.

Но тут вдруг приключилось нечто непредвиденное.

Собравшаяся, как казалось, идти со шхуной параллельным курсом и вроде бы безо всякой надобности работавшая судовыми винтами враздрай субмарина неожиданно развернулась по отношению к немецкой шхуне своим поблескивающим на солнце стальным бортом. Внезапно со стороны подводной лодки послышался непонятный, но довольно-таки громкий и резкий звук.

Будучи на мостике рядом со штурвальным, в эти мгновения Карл Буркхардт не торопясь осматривал в бинокль горизонт. И лишь только он собрался дать команду шхуне ложиться на курс, как вдруг его взор приковал пенистый след пущенной с субмарины торпеды. Расстояние между бешено несущейся торпедой и шхуной сокращалось настолько быстро, что заметивший ее Карл Буркхардт оцепенел и даже не пытался подать штурвальному какую-либо команду. Единственное, что успело промелькнуть в этот момент в сознании Буркхардта, — мысль о том, что лучше бы ему следовало в свое время остаться в концлагере, чем теперь, на старости лет, вот так отправляться на корм акулам.

Через несколько секунд прицельно выпущенная торпеда, попав в самый центр шхуны, произвела чудовищный грохот, а шхуна, складываясь, как перочинный ножик, пополам, быстро пошла ко дну. Рассекая заостренным форштевнем набегавшие волны, субмарина тихим ходом направилась к эпицентру взрыва. Установленные по обе ее стороны пулеметы принялись поливать свинцом всех, кто, еще оставшись в живых, оглушенный и обезумевший, барахтался среди обломков всплывшего такелажа.

Стоявший на верхнем мостике среди своих стреляющих подчиненных командир боевой части субмарины лейтенант Дзиро Накасонэ, целясь из снайперской винтовки, редко раздающимися выстрелами добивал некоторые отплывшие от места взрыва живые мишени. Одну из них, находившуюся от места происшествия особенно далеко, поразить он никак не мог. Всматриваясь в оптический прицел, лейтенант видел штурвального со шхуны, казалось бы, совсем рядом, в нескольких метрах от себя, но продолжал делать промах за промахом.

Подошедший к нему капитан-лейтенант Нобору Йосида, старпом субмарины, глядя на эту неприличную для воина беспомощность подчиненного, молча взял у него винтовку, вскинул ее и, почти не целясь, показал, как следует стрелять истинному моряку. Принимая от Иосиды свою винтовку, лейтенант сделал через зубы глубокий вдох, тем самым выражая высшую степень своего восхищения… Убедившись, что в живых из членов экипажа шхуны никого уже не осталось, Юкио Коно скомандовал всем находящимся наверху немедленно возвратиться в лодку. Возвращаясь последним, он лично задраил крышку люка и дал распоряжение принять, на всякий случай, необходимое количество водяного балласта. После этого, спустившись на перископную глубину, он взял курс несколько мористее от видневшегося вдали мыса Африканского континента. Теперь он направлял субмарину на один из островов Западной гряды архипелага Чагос. Правда, другой курс, совпадающий с проходящей здесь международной трассой Кейптаун-Джакарта — Сингапур, был намного короче, но считался чрезвычайно опасным из-за возможной встречи здесь с кораблями военно-морских сил Австралии или, что еще хуже, с патрулирующим в этих водах каким-нибудь летучим отрядом боевых единиц из состава объединенного англо-американского флота.

Юкио Коно прекрасно понимал, что в случае столкновения с ними в открытом океане, возврат в метрополию его субмарины становился почти неразрешимой проблемой. В течение последующих семи суток относительно спокойного океана, проплыв в надводном положении курсом норд-норд-ост около трех тысяч ста пятидесяти морских миль, в месте нахождения географических координат: 5°15′ южной широты и 72°20′ восточной долготы, субмарина на пересекающихся направлениях ночью чуть не столкнулась с большим океанским лайнером — плавучим сухогрузом «Королева Виктория», следовавшим под флагом Великобритании по трансиндийскому маршруту Порт-Саид — Аден-Перт. Стоявший на капитанском мостике вахту первый помощник Нобору Йосида, поставив и известность об этом командира субмарины, получил «добро» на торпедирование, после чего и выпустил по плывущей громаде слабо освещенного корабля сразу две торпеды. Обе попали в цель. Субмарина же после торпедного залпа лишь несколько изменила курс и пошла строго норд-ост, поспешая в намеченную точку рандеву теперь уже с японским рейдером, который находился где-то поблизости.

Обернувшись назад, капитан-лейтенант Нобору Йосида еще долго смотрел в бинокль ночного видения, любуясь на тонущий лайнер. Ему доставляло истинное наслаждение смотреть на медленно уходящие под воду поэтажные ряды освещенных иллюминаторов, и он только тогда опустил окуляры на грудь, когда вдали, почти у самого горизонта, оставались видны лишь несколько разбросанных светлячков, видимо, спущенных до этого на воду спасательных шлюпок.

Само собой разумеется, что потопление немецкого рейдера и английского судна в журнал боевых действий занесено не было. Совершившийся и еще возможный, на аналогичные действия, расход торпед командир субмарины Юкио Коно решил объяснить в предстоящем докладе начальству неизбежными издержками в стычках с одиночными патрулирующими судами у берегов Испании, а также, что было не исключено, и у западного побережья Африки.

В последующие двое суток подводная лодка, пользуясь попутным ветром и муссонным течением по курсу в этой части Индийского океана, значительно ускорила ход, который временами достигал двадцати узлов. К началу вторых суток, прибыв в назначенный пункт рандеву, Юкио Коно поставил лодку в свободный дрейф, в ожидании подхода к месту встречи японского рейдера. До ближайшей базы, где команду ожидал отдых, а может быть, и избавление от имеющегося на борту опасного груза, оставалось около шести суток пути, что было равно расстоянию более двух тысяч шестисот морских миль.