Говоря проще, не было в Японии такого военного, который при удобном случае не брал бы все, что плохо лежит, не грабил бы в открытую и сам лично, и с помощью своих подчиненных.

— Не кажется ли вам, Коно-сан, — засюсюкал, приступая наконец к делу, Хирото Исикава, — что положенный в матросском рационе рис при малой подвижности матроса субмарины может отрицательно повлиять на обмен веществ в его организме? — Боясь преждевременного отказа на его предложение, он скороговоркой добавил: — Частично я мог бы восполнить сей пробел в нашей несовершенной медицине. Вместо рекомендуемого интендантами риса я могу передать на борт вашей субмарины равноценное количество гаоляна. Уверяю вас, он в условиях подводного плавания, необыкновенно полезен и значительно облегчает сам процесс пищеварения. Разница в стоимости одной тонны риса и гаоляна составит приблизительно двести тысяч иен, разумеется, в вашу пользу, которые, как мне кажется, вовсе не повредят вам… Родовая ваша усадьба, я надеюсь, находится в должном порядке…

Идя на такую крупную махинацию, Хирото Исикава ничем не рисковал: по товарным накладным, которые должен был ему подписать Юкио Коно, он просто недоливал тонну риса. Взамен ее грузил на подводную лодку соответствующее количество гаоляна, разницу в цене за всю партию в сумме 200 тысяч иен отдавал этому, как казалось, не такому уж и щепетильному в принципах подводнику. Оставляемый же у себя рис Исикава надеялся реализовать на черном рынке, бравшем за него, все это преотлично знали, вдвое, а то и втрое дороже.

Нисколько не опасался разоблачений и Юкио Коно. После выполнения задания, по возвращении в свой дивизион, он спокойно, все документы в идеальном порядке, отчитается перед интендантским начальством. Да и гаолян к тому времени весь будет съеден.

«А если вдруг что-нибудь и выплывет наружу, — думал про себя Коно, — хорошая выпивка или на худой конец небольшая взятка сделают свое дело. Так что выгода прямая и в любом случае…»

Расставаясь, офицеры стали во фронт и отдали друг другу воинскую честь. Исполнив этот обязательный во всех армиях ритуал, с преувеличенной церемонностью кланяясь в сторону стоявшего по стойке «смирно» Хирото Исикавы и пятясь задом, командир субмарины Юкио Коно вышел наконец из капитанской каюты.

Перейдя по сходням на свою лодку, он скомандовал в надводном положении «полный вперед», вывесив на борту флажком сигнал, означавший «счастливого плавания!». Такой же сигнал Юкио Коно увидел и на удаляющейся в открытый океан коммерческой баркентине.

Наш рассказ о только что произведенной на борту «Сакуры-мару», с позволения сказать, коммерческой сделке будет неполным и недостаточным, если для полной ясности не вскрыть здесь некоторые покрытые завесой тайны механизмы, с помощью которых так успешно обогащались разного рода «патриоты» Страны восходящего солнца.

Ставший предметом обмена в сделке Исикавы и Коно рис, как известно, один из основных продуктов питания в Азии — по соответствующему эквиваленту котировался тогда наравне с твердой валютой. Сюда обязательно надо добавить, что он учитывался к тому же в двух измерениях. К тому же всякий сколько-нибудь уважавший себя коммерсант не мог не учитывать конъюнктуру черного рынка. Капитан баркентины значительно преуспевал именно потому, что конъюнктуру эту он учитывал, и умело. Успешно используя также свои старые воровские связи, он держал своих агентов почти в каждом порту Юго-Восточной Азии и близлежащих островных государств. Будучи коммерсантом «от бога», Хирото Исикава знал все ножницы цен, манипулируя которыми в своих бесконечных операциях купли, продажи, обмена и кредита, он ловко, что называется, стриг купоны.

Должность командира баркентины, колоссально мобильной, давала Исикаве чистый доход, во сто крат превышающий должностной оклад капитана 1-го ранга военно-морских сил империи. Он, как прожженный биржевый брокер, одновременно вел массу транзитных торговых сделок, от которых также получал громадный доход. Часть этих сумм, выручаемых Исикавой, естественно, уходила на подкуп должностных лиц в главном интендантском управлении, на подношения в виде крупных вкладов в банки на имена непосредственных начальников. Хирото Исикава изобрел даже свой хитроумный способ дачи вознаграждений вышестоящим командирам, среди которых некоторые были в генеральском и адмиральском званиях.

Будучи старым, опытным разведчиком, он некоторое время изучал окружение соответствующего высокого чина, а также его ближайшие родственные связи. И вот какой-нибудь генерал в один прекрасный день вдруг узнавал, что у его дочери появилось подаренное ей колье, а сын щеголяет в легковом автомобиле последней модели. После такой казалось бы до удивления примитивной операции, он смело обращался к подкупленному им начальнику с любой просьбой и всегда добивался нужных для себя результатов. Благо, что, несмотря на свои чины, эти господа никогда не гнушались ничем в части стяжательства и получения огромных «дивидендов» при ведении большой войны…

Вернемся, однако, к нашему непосредственному повествованию. Крупно заработав на только что проведенной махинации с рисом, Хирото Исикава, направлявший свою коммерческую баркентину в заданный ей район океана, думал сейчас о новой, предстоящей ему сложной операции — одной из тех, о которых принято говорить только очень тихо, почти шепотом, потому что, идя на них, всегда можно попасть впросак даже таким изворотливым прохиндеям, каким был капитан баркентины Хирото Исикава.

Затевая такого рода махинацию, надо было твердо знать, что промахнуться в ней, просчитаться никак нельзя, поскольку она всегда должна быть только успешной. Ибо в противном случае, если кто-нибудь спросит потом о здоровье такого промахнувшегося, отвечающий, сделав скорбную мину и запустив глазные яблоки под лоб, к небесам, где, как утверждает священное писание, постоянно пребывает престол всевышнего, молча отведет свой взор в сторону и испустит глубокий, долженствующий быть исчерпывающим ответом вздох.

Хирото Исикава, как говорилось тут уже многократно, был очень опытный, бывалый служака и бизнесмен. И тем не менее на этот раз, несмотря на весь свой опыт и прозорливость, он, Хирото Исикава, чуть не влип в историю, настолько скверную, что дальше некуда. Дальше в таких случаях остается одно: после знакомства с военным прокурором и предъявленных им обвинений пустить себе пулю в лоб или, если повезет, торжественно сделать при всех харакири.

Убедившись, что управляемый германским резидентом Родригесом карантинный катер вышел из порта, Мигель Гомес прошел через таможню и направился обратно в гараж. Гомес знал, что контингент пограничной стражи, в котором он работал шофером, обслуживал не только этот порт, но еще и побережье Кадисского залива, ограниченного в его северной части чертою города Санлукар-де-Баррамед, на знаменитом мысе Трафальгар. Поэтому, усмехнувшись про себя, он подумал: «Жаль, что на своем «бюссинге» я не могу гоняться за катером по морю». Узнать, в какой точке побережья Родригес выгрузит ящики, Гомес, к сожалению, никак не мог. А знать это было необходимо хотя бы потому, что таким образом удалось бы, конечно, весьма ориентировочно, определить будущий курс надводного корабля или субмарины, которые, возможно, приняли груз себе на борт.

«А не исчез ли груз из катера за то время, пока я тут расхаживал по харчевням? — вдруг засомневавшись, подумал Гомес, но сразу поспешил успокоить себя. — Да нет же! Во-первых, за такой короткий срок у Родригеса вряд ли нашелся какой-нибудь транспорт, а во-вторых, на кой черт ему одному тащиться в море на катере, если там не окажется ящиков».

Больше ни о чем не раздумывая, Гомес зашел в гараж, выкатил принадлежавший лично ему мотоцикл, надел защитные очки и, прямо с места, на большой скорости рванул за город, туда, где в тайнике продолжала храниться его рация.