— Смотрите! — Петушок вдруг потянулся к элегантной сумочке, голубевшей па горячей гальке. — Это мамина!

— Мама в «Золотом якоре», — небрежно бросил художник.

— Таких ни у кого нет! — заупрямился Пека. — Это из Варшавы. — И щелкнул хитрым замочком. — А вот пудреница из Парижа. А вот помада. Не пачкается! — И деловито провел ею по губам. — А вот мамина печать!..

— Серьезная игрушка!

Я даже пальцем потрогал зажатую в его кулачке аккуратную фигурку на круглой резиновой подкладке.

— Ну вот, — говорю, — «Золотой якорь» у Раисы Павловны в сумочке. А где же она сама? Может, утонула?

Петушок повернулся к играющему морю:

— Смотрите, смотрите! Синяя шапочка под красную шапочку подныривает!

— Это не синяя шапочка, а серый волк! — мрачно решил дальнозоркий художник. — Пека! Ив! Что ж ты стоишь, как гранитный памятник? Спасай мадонну!

Это он крикнул уже на бегу, стащив с себя неуемный транзистор и зачем-то поддергивая шорты. Так и плюхнулся в море.

— Гражданин! Гражданин!.. — кричал Кон Белон, захлебываясь соленой водой. — Не приставайте к даме. У нее на берегу малолетний сын. Я позову милиционера!

Синяя шапочка загадочно ухмыльнулась и исчезла под водой.

— Гражданин!.. — Князь взвизгнул. — Не хватайте меня за пятку! Ах, он спутал! Куда смотрит милиция?!

Синяя шапочка вынырнула у самого Золотого пляжа и, отдуваясь, зашагала к браво торчащим сапогам и милицейскому обмундированию.

У свободного художника отнялся язык. Зато заворковала красная шапочка:

— Константин Сергеич! Что за дикие сцены! Парадокс! Вы, такой современный человек, и вдруг… Это же мой спаситель! Я чуть не утонула… — Раиса Павловна со вздохом теребила кончики своих влажных химических волос. — Человеку негде жить. Человеку надо помочь. Почему вы так очерствели? Вы же художник! У меня прекрасная веранда. Рисуйте! Там столько света…

— Какой свет? — ужаснулся Константин Сергеич. — Там мрак! Все оплел ваш плющ. Я не напишу ничего солнечного…

— Необыкновенного! — подхватил я.

— А Иван Иваныч, вижу, чутче вас! — ласково улыбнулась красная шапочка. — Он с удовольствием пойдет на ваше место! Правда?..

Я будто захлебнулся на берегу.

На меня выразительно посмотрел Белоневестинский.

Синяя шапочка давно стала синей фуражкой. Круглое симпатичное лицо. Под дремучими бровями маленькие веселые глазки-буравчики.

Синяя фуражка взяла под козырек, а сама так допытливо на Раису Павловну поглядывает.

— Товарищ Милованов! Мой «Золотой якорь» к вашим услугам, — слышу в ответ на этот взгляд. — Удешевленные обеды. Полная модернизация…

— Пека! Ив! — свистяще прошептал князь Кон Белон. — И меня и мое искусство тут удешевили. Адью!

— Куда же вы? — Аккуратный стожок белоневестинской мадонны выглянул из женской раздевалки. — Мне срочно нужен «Запорожец»!

У князя, конечно, злость, а у меня обида. В сердце будто кто гвоздем ширнул. И что это, братцы, на человека находит? Ведь хотел же тогда сказать ей: «Спокойной ночи!» А все этот магнитофон на раскрытом окошке, этот тополь, опутанный плющом, этот проклятый климат… «Не целуйте, не надо! Я не та, о ком вы мечтаете!» Ну погодите, невезучая Раиса Павловна! Помогу я вам найти планету Венеру! Помогу!

— Едем! — князь побледнел.

— Едем! — Пека-Петушок сжал кулачки.

— Слыхали? — я усмехнулся. — Полная модернизация!..

«Запорожец» взревел от гнева и обиды.

Где ты, моя Белогорщина со вдовьими кострами, с солдатской кашей в закоптелых ведрах, с вишнями, зацветающими на братских могилах?..

10. Капризы судьбы

— А куда, между прочим, ехать? — приостыв, поинтересовался я. — Уж не в Чудотворный ли тупик?

— Что? — вскипел князь. — Куда может ехать оскорбленный мужчина? Видишь, белогорский пряник, во-он те голубые ворота?

— На стадион?

— Забыл? В моих жилах течет казацкая кровь! — Князь задрожал от ярости. — На ипподром!

Признаюсь: никогда не бывал на ипподроме. Куда там ваш футбол! Тут можно забыть не только Раису Павловну, но даже собственное имя. Да вы представляете, что такое скачки? Летит наперегонки сразу десяток добрых рысаков. Десять гривастых красавцев! Десять вихрей! Вот такие, видно, несли здесь когда-то пулеметную тачанку нашего козачьеборского дяди Миши. Эх, неприкаянная твоя душа!..

Я, грешным делом, думал, что на рысаках будут скакать казаки в лихих кубанках. Ничего подобного! У белоневестинских казаков, оказывается, в моде такая кругленькая шапочка с козырьком. Вроде Пекиной. Рубахи, правда, па них шелковые, разноцветные, сапожки лакированные.

Гляжу: подходит к нам стройный юноша с рыжеватыми баками, в такой же шапочке с козырьком. Правда, без рысака. А вместо цветной рубахи — черный костюм, белоснежная сорочка.

— Г… г… гуд дей, милорд Белоневестинский! — И щелкнул пальцами: — С… с… сообразим по билетику? Вожжи ременные, скорости современные!

— И ты, старик, стихами заговорил? — удивился хмурый Кон Белон. — Хлеб отбиваешь?

— К… к… куда мне до вас! — заикаясь, подмигнул юноша. — Вы г… г… гений!

— Многие так думают. — Князь горько усмехнулся. — Да молчат. Итак, я ставлю на каурую «пятерку», ты, Ив, на гнедую «тройку», а ты, Пека, на пегую «двойку». Положитесь на мою интуицию. Пахнет презренным металлом!

— Милорд, по б… б… большому гривеннику! — пояснил юноша.

За князя и Петушка, конечно, пришлось платить мне.

— Не будем мелочными! — утешил меня гений. — У нас счастливое число: в сумме две пятерки!

Тут только я заметил над шумными трибунами голубой плакат с огненными словами:

«Ого! — думаю. — Добрый князь Кон Белон, да вы уже выиграли!»

И как в воду глядел. Его каурая «пятерка» под рев трибун обошла мою «тройку», Пекину «двойку» и чью-то «десятку».

— Так нечестно! — горячился Петушок. — Ты коняшку подговорил?

— Как идет! — Свободный художник потер руки. — Как идет! Что ваши хлипкие звезды балета! Давай, давай, Тайфун! Жми!..

— Вы г… г… гений! — уверял стройный юноша с рыжеватыми баками.

Князь, торжествуя, обернулся:

— Мужчины! Вы только гляньте на эту косматую девицу с пестрым зонтиком! Боюсь, что она проглотит моего Тайфуна! Туда же! Мечтает выиграть! Так… так… — И он запустил пальцы в редеющую шевелюру. — Ж-жик!.. Готово!..

— Ну и Кон Белон! — ахнул я. — Почище кибермашины!

— Милорд! — Юноша покосился на своего кумира. — Это же К… К… Катрин из к… к… кафе К… К… «Космос». Ужасно любит скакунов. Сочиняет милые вещицы под гитару. Нам бы литстудию. К… К… Константин Сергеич, возглавьте!..

Единственный певец Белой Невесты ласково похлопал юношу по плечу.

— Таланты не делаются в инкубаторе!

Он уже не отрывал глаз от своего искрометного рысака.

— Как идет! Тайфун, Тайфун! Смотрите: на меня косится!..

— Ого! — говорю. — Вас даже кони на ипподроме знают!..

— Б… б… бумажный полтинник ваш! — пророчил юноша.

— Мой! — вдруг захныкал Пека.

И, видно, лошадиный бог внял его чистым слезам. Нежданно-негаданно неказистая пегая «двойка» не только обставила мою гнедую «тройку», но и показала хвост княжеской каурой «пятерке».

Кон Белон охнул и схватился за сердце.

— Тайфун! Что ты со мной делаешь? Уступил какому-то Урагану!..

— Обскакал! Обскакал! — ликовал Пека, впившись в пегого скакуна своими зелеными глазищами.

А мне мерещились болотные глаза его мамы. «Ах, Иван Иваныч, у нас юг!»

Трибуны стонали от восторга.

— Ты г… г… гений! — клялся Петушку юноша с рыжеватыми баками.