Однажды, под вечер, собираясь идти к ручью я при выходе столкнулся с рослым мордатым полицейским.

Не говоря ни слова, он двумя ударами в челюсть свалил меня на землю.

— Попалася партизанская сволоч! — Рычал он, скручивая за спиной мне руки.

По разговору и по всему виду своего нового палача, я понял, что здесь ни мольбы мои, ни просьбы нс помогут и. что я пропал.

Передо мной стоял, злобно ухмыляясь, галичанин. Здесь, эта нация несла у немцев тыловую службу, разъездных полицаев, главным образом, по обнаружению красных партизан.

Ткнув сапогом в бок, он выволок меня за ноги из землянки. Скрутив и мои ноги ремнем, куда то ушел.

Вскоре вернулся с повозкой и еще двумя полицаями.

Здесь галичане дали волю своей ненависти к „кацапам”.

Они плевали мне в лицо, топтали ногами... под ударами кулаков бросили на повозку.

Сгрузили меня с этой повозки уже в немецкой комендатуре. как пойманного ими красного партизана.

Комендант, нс добившись от меня при допросе нужных ему ответов, отдал меня в руки своих помощников. Те, избив до кровоподтеков и не добившись края, отправили меня в лагерь Замостье, где помещался сборный пункт пойманных партизан и бежавших остарбантсров.

Поводимому моя скелетообразная худоба и жал-чайший вид не подтверждали мою причастность к партизанщине и гестаповцы без допроса, как цивильного бродягу, приказали отправить меня в лагерь Восточных рабочих, которые на Польской территории исправляли железнодорожное полотно.

Так неожиданно кончился мой побег из плена и до* рогу к воле преградил свой „брат” — украинец.

Восточные рабочие — „Остарбайтеры".

В злопамятную зиму января 1944-го года, я оказался опять в руках врагов, но уже не военнопленным, а рабом оккупированных Восточных областей СССР, перегоняемым по мере надобности с места на место, нацистскими командофюрерами вглубь Германии.

Нанесенные знаки на одежду с клеймом „Ост", делали нас русских самыми настоящими „унтерменшами” и посмешищем не только для взрослого населения, но и для детей гитлеровской Германии.

Куда бы мы не попадали на работу: будь это Саксония, Померания, или Бавария, всюду нам была кличка советский „унтермениГ.

Немецкому населению и в особенности молодежи геббельсовской пропагандой настолько было внушено о дикости народов Советского Союза, что даже малыши кричали на Восточных рабочих, как на рабов дикой Азии, которых нацисты ненавидели всем своим партийным нутром.

Где мы не работали: на фабрике, в доме или у „ба-уэра*\ всюду над нами стоял командофюрер, мастер или постовой с карабином, выжимавший в труде последние силы.

Немецкие нацисты, считая себя высшей рассой, торопились превратить ,.остарбайтеров^м в рабочие машины.

Гитлеровцы силами этих рабов спешили, хоть на пару дней, перед своей гибелью, построить „Третий Райх новой Европы", с новыми порядками.

Нацисты нс хотели признать 1944 год своей приближающейся могилой, хотя на их глазах и шло все к краху.

Министры Гиммлер и Геббельс не переставали до последнего дня своего поражения, охотиться за жертвами на Востоке.

Они заставляли своих подручных, как можно больше ловить по городам и селам даже уже при отступлении, россиян и вывозить их в Германию.

Среди этих вывезенных, при немецкой капитуляции, оказалось немало детей, женщин и стариков.

Пользуясь своим последним правом на захваченных землях гиммлеровцы немало нагнали в свою страну рабов из Советского Союза, многих же русских они, как и евреев, просто расстреляли.

Ни один народ не нес в минувшую войну стольких жертв, как русские и их могильные холмы не скоро сравняют современные политики Германии.

Тот, кто пережил гитлеровский военный поход на Востоке, тот убедился и узнал, что такое „вождизм” и, что такое настоящая свобода.

Mw-же. подсоветские военнослужащие хорошо себе уяснили, что советский коммунизм, ие лучше гитлеровского нацизма.

У народов России нс было другого исхода, как пойти на „мир” со сталинской диктатурой и общими силами бить гитлеровских оккупантов.

Издевательства же, избиения, истребления гитлеровцев, для россиян стали хуже сталинских пятилеток, поэтому население, в оккупированных областях, ушло в леса партизанить.

Что же касается большого числа пленных, оказавшихся в гитлеровских лагерях Запада, то из них верная половина не дожила до конца войны.

Голод, расстрелы, болезни миллионными цифрами списали п другой мир сынов России.

Другие миллионы докончили большевицкне палачи, после возвращения их на родину.

Оставшаяся горсть, находясь на Западе, дожидается своего часа — возвращения в Свободную Россию.

* ♦

Самый могущественный шквал на море в двенадцать баллов, не смог бы наделать столько бед, сколько наделали их, в короткий срок, накануне своей капитуляции гиммлеровские эсэсовские отряды, по лагерям военнопленных.

Сотни лагерей вместе с их обитателями, запертыми в бараках, отходившими фашистами были сожжены, в знак мести за бомбежку Берлина.

Мне довелось, в числе многочисленной команды ,Ост-арбейтеров”, побывать на ремонте железнодорожного полотна, вблизи старого немецкого города Нюренбер-га и видеть ответ на это истребление русских, союзников.

Последние месяцы рушившейся нацистской Германии. особенно март и пятого, десятого, пятнадцатого, семнадцатого и восемнадцатого апреля 1945 года — забыть никогда нельзя, когда немцев охватил жуткий страх за свою родину.

Союзная авиация день и ночь бомбардировала укрывшиеся по городам, отходившие гитлеровские войска...

Нацистский город Нюренберг, являвшийся колыбелью нацизма и в котором нашли убежище большинство гитлеровцев, горел не потухая круглые сутки.

Части эс-эс, верные своему фюреру, все еще не хотели складывать своего оружия и метались в полыхающих пожарищах.

Час возмездия, за все содеянное во всех оккупированных странах, для германских вандалов, наконец настал.

С какой благодарностью смотрели мы, „унтерменши”, на летевшие над городом американские самолеты.

Они нам казались посланцами самого неба, чтобы уничтожить ма земле страшное зло, порожденное Адольфом Гитлером, национал-рассизм.

Мы спокойно смотрели, как взрывы бомб разрушали все подряд на своем пути.

И это не было варварское разрушение мирных германских городов, это было именно возмездие за десятки миллионов разоренных, искалеченных, расстрелянных. забитых, соженных в газовых камерах, осиротевших людей.

* *

Многие из нас военнопленных, после войны не захотели вернуться в „коммунистический рай^!* только потому, что и гитлеровский нацизм и коммунистический деспотизм, чужд русским людям.

Вернуться назад, это изменить свободе и самим традициям наших отцов, так как Советский Союз — не Россия.

Многие пришли и приходят на Запад и после нас из-за „Железного занавеса”. И все мы, так именуемые, новые и новейшие тоскуем не по Советском Союзе, а по родным местам родины России.

И эта тоска по родине и страшные дороги пройденные за эти годы, дают нам право заявлять, что и там тоскуют по нас наши семьи, наши родные и наш народ, под тем гнетом интернационального коммунизма, который отобрав свободу, бросил еще больше чем нацизм, в лагеря принудительного труда россиян.

• ♦

Будучи уже свободными людьми в побежденной Германии. мы искали страну приюта и нашли ее в гостеприимной Америке.

Но и в ней нельзя забыть родину. Любовь к ней сильнее всех земных свобод.

Политические изгнанники, как и весь Российский народ, не впервые несут по вине своих „вождей” и „правителей” лишения, позор и унижения. Но зато, подрастающее поколение уж смотрит туда, где загорается заря Свободы.