Страшно было поверить, что эти передвигающиеся . мощи”, могут быть, кроме Высшей Силы, кем то защищены н спасены от верной смерти, шагавшей за ними по пятам.

Смерть таилась и в горячечном тифозном бреду, и в коликах дизентерии, и винтовочном прикладе и пуле конвоира.

Смерть подкарауливала каждого из нас, на каждом шагу.

Я сам лично был убежден в полной гибели всей нашей колонны пленных. Ведь разве можно, при полном физическом и духовном истощении пройти сотни километров по пыльным дорогам родной земли? А если и пройдем эту свою Голгофу, что дальше? Снова тифозные вши, снова побои и гибель если не от пули, то от простой дубины.

И снова, все с большей навязчивостью зарождалась в нашем воспаленном мозгу мысль. Мысль эта была мучительной и сильнее, и побоев и болей от ран.

„Изменники мы или нет?” Если да, то перед кем? Перед народом или только перед советским правительством? Была ли под Севастополем измена своему народу тем, что мы оставили себя в живых или наши мысли только бредовые осадки от дьявольской советской пропаганды, что „Сталин это родина, а родина это Сталин".

Теперь, спустя годы, даже странно ставить себе такие вопросы. А ведь тогда, в те дни минувшей воины, именно так н было: сотни тысяч молодых вой лов-комсомольцев, на фронтах, да и в самом плену, сознательно умирали за „вождя” — Сталина.

И не раз, во время атак на врага, неслось по полю, вместо традиционного русского ура, — ,,3а Сталина!”

Многие, в том числе и я сам, только очутившись на Западе разуверились и поняли окончательно всю лживость советской пропаганды и ложь самой советской действи тел ьности.

Что. если мы, советские пленники не наложили на себя руки, то изменили не Родине, не России, а Сталину, не выполнив его повелительного приказа: — „последняя пуля для себя”,

Что-же касается Родины, то были ли мы на Юге.на Востоке или же в неприятельском плену, она всегда была с нами.

Я не знаю, почему и до последнего времени коммунисты и даже здесь — на Западе, некоторые эмигрантские политические деятели из так называемого „прогрес

се

ситного лагеря*’, убеждают, что Россия нс должна признать нас своими сынами, а только изменниками.

Неужели и наши отцы и братья, наши близкие и друзья, забыв жертвы под Севастополем, тоже обвинят нас в измене?

Не верю я этому. Нс верят и мои многие соотечественники этому. Россия это не Сталин. И не Молотов и никакой другой диктатор. Россия никогда не забывала и не забудет своих патриотов. Последние еще ей будут нужны в новых рядах солдат и людей в черных бушлатах, которые на этот раз будут побеждать не гитлеровский нацизм, а большевицкий коммунизм.

Мы не изменники, а наоборот, жертвы бездарных советских генералов, во главе с самим Сталиным и, только но их пресловутой стратегии, очутились в плену у немцев.

Мы прошли все: школу унижений, школу оскорблений; прошли голод и нужду и раз уже было суждено остаться в живых, то будем ждать час призыва на новые походы против мирового зла — коммунизма.

Мы — уцелевшие, верим в силы своего народа на родине. Антинародной власти, как и гитлеровцам придет конец...

Заболевший страхом коммунизма мир, как и сама Россия оживет и начнет залечивать свои раны от красного империализма, поглотившего уже немало свободных народов.

Настанет час, когда русские люди перестанут быть „унтерменшзми”, „морлоками” и нм поклонится Западный мир, как больше всех угнетаемым коммунизмом и

кто в своем угнетении первым нашел силы к сопротивлению, кто сумел избавить себя и всю землю Вселенной от чумной заразы безбожия и угнетения.

Народ Российский терпелив. Он покорен до предела своего унижения. Но, когда терпенье его кончается — горе всем оккупантам и отечественной деспотии.

Тюрьма.

Если в дни осады Севастополя, даже открытая Графская пристань была укрытием от неприятельского обстрела и защитники, в благоприятный момент, в течении девяти месяцев благополучно перебирались через нее вдоль траверсов в балки передних линий обороны, то Днепропетровская тюрьма и ночью не могла укрыть черноморцев от глаз врага, в дни незабываемой осени 1942 года.

Тюремные корпуса так-же походили на крепость, вмещая десятки тысяч пленников с разных фронтов и направлений.

Мрачные казематы пополнялись вчерашними защитниками базы Черного моря, и гитлеровцы, наспех, силами самих же узников, строили на тюремном дворе дополнительно конуры для воинов Красной армии.

Для смертников спешно строились особые камеры. Немцы преднадзначали их для советских моряков, которые наотрез отказались от национал-социалистического строя на оккупированных землях. Отказались и покупать себе свободу службой в немецкой армии.

Черноморцы стали первыми жильцами в этих камерах смерти.

Не прошло и десяти дней как и камеры, и вновь выстроеные конуры и подвалы самой тюрьмы были до отказу набиты не только черноморскими моряками, но и защитниками Ленинграда, которые, как и севастопольцы считались гитлеровцами первыми врагами „Новой Европы”.

* *

*

Для ясности вернемся назад: когда и при каких обстоятельствах Севастопольский гарнизон был пленен, а сама крепость Черного моря разрушена немецкой звиа-вией до основания.

С утра, третьего июля 1942 года, гитлеровская авиация обрушила на Севастополь тысячи тони взрывчатого материала.

Воссоздать этот ужас, во много раз хуже чем землетрясение, невозможно.

В этот день города не стало. Вместо него лежали только глыбы строении, памятников старины, тела жителей и защитников крепости.

Оставшиеся в живых мирные жители и черноморцы укрылись в пещерах Херсонеса.

Из пещер, кто не скончался от ран, были немцами выкурены слезоточивым газом.

Выходя из последнего своего убежища, солдаты сразу попадали в руки гитлеровцев, становясь пленными.

Это нельзя даже назвать пленением, поскольку ни один матрос не сдался с оружием в руках. Они были захвачены победителями без оружия...

Так кончилась девятимесячная эпопея Севастополя.

Этот день, третьего июля 1942 года, останется памятным на долгие годы и для самой России и для будущего поколения.

Конец для сопротивления подошел не по вине черноморцев, защищавших город до пределов последней возможности, а только по одной причине: Верховная ставка в Москве отказала в помощи осажденному гарнизону, оставив его без боеприпасов, без авиации, без медикаментов и продовольствия.

Вот где таится измена и предательство и в отношении города, и в отношении России, и в отношении самих пленных.

Бессмертным датам оборон Черноморского побережья самой знаменитой победе адмирала Нахимова над турками под Синопом, идет уже сто пятый год и эта историческая дата победы не стирается из памяти народов России.

Не потому тогда была победа, что в те времена матросы были иные. Нет! Теми моряками руководили настоящие знатоки военного дела и к тому же патриоты своей родины.

Над нами же стояли интернациональные красные генералы, для которых родина заменило слово „коммунизм”, вместе со своим генералиссимусом Сталиным, который военную стратегию проходил по доктринам Маркса.

В те времена, адмирал Павел Степанович Нахимов разбил под Синопом, во много раз сильнее русских, эскадры Осман-Паши лишь только потому, что он был

МО

настоящим военным стратегом, а не на бумаге верховным главнокомандующим в мундире с чужого плеча.

Поэтому только мы, уцелевшие, открыто говорим коммунистам, что заслуги их перед народами России в минувшей войне дутые. Победа над Германией, победа самих народов нашей родины. Не стратегия коммунистических вождей, а воля и ненависть к немцам солдат переборола всю их техническую мощь.

Гитлеровское командование хорошо знало о кремлевских делах советского вождя и только поэтому они так бесчеловечно поступали с населением оккупированных ими областей.