— Имеет, ваше превосходительство. По его вине совершено злодеяние,— смело ответил Устинов и рассказал о том, что ему удалось узнать у жителей Незлобной и в других станицах.

— Надвигалась страда, урожай богатый, а рабочих рук у помещиков маловато. Вот и приехали они в Пятигорск к своему предводителю: у тебя-де, Василий Петрович, в ауле Коши живет мирный кабардинский уздень Исак Кошев, а у него брат, Аджигельды, он родичей жены в горах имеет. Аджигельды в прошлые годы не раз ездил за кордон и приводил для тебя холопов, они старательно трудились в твоем имении, и платил ты им недорого. Постарайся ныне и для нас, закупи на страду горцев. Иначе затянем уборку, хлеба осыпятся, убыток сплошной — выручки от продажи зерна не будет...

— Позвольте, господин плац-майор!—прервал прокурор Устинова и официально обратился к Энгельгардту:

— Ваше превосходительство, вы давали разрешение подполковнику Толмачеву на ввоз холопов из-за кордона?

Вопрос был щекотливый. Дело в том, что приказом командующего в горы разрешалось выезжать только по специальным билетам, выданным комендантом Кисло-водской линии. И не каждому желающему, а надежным, проверенным людям.

— Нет, господину Толмачеву я не выписывал билета,— ответил генерал.

— Каким же образом он направлял по своему делу в немирные аулы брата мирного кабардинского узденя?— ухватился прокурор за грубейшие нарушения инструкции.

— Понятия не имею, господин прокурор,— недоуменно пожал плечами Энгельгардт.

Заикнулся и что-то хотел сказать Якубович, но Ху-динский повелительно поднял руку, строго взглянул на подполковника:

— Прошу не перебивать! Дайте выслушать господина плац-майора.

Устинов стал продолжать:

— И вот дружки ведут, значит, разговор так и сяк. Постарайся-де для нас, Василий Петрович. А он им в ответ: «Закупка холопов в немирных аулах — дело рискованное. Для себя доставить из-за кордона двух-трех работников не так страшно. А для многих и много?.. Опасная-де картина может получиться. Да и не пропустит много-то с чужой стороны урядник на кордонном посту, хотя бы и по билету»...— «А ты все-таки постарайся достать у Энгельгардта билеты. А с дежурными урядниками мы сладим: сунем им красненькую, и станут сговорчивее»,— говорят помещики.— «Нет,— говорит Василий Петрович,— генерал Энгельгардт — сухарь и жила. От инструкции не отступит ни на шаг. Представьте, он даже мне не дал билета».—«А сам-то ты у кого доставал билеты?»—спрашивают они.—«Сам-то?... У георгиевского коменданта, Василия Васильевича»,— ответил Толмачев.—«Так к нему и теперь обратись. Он ныне не только комендант Пятигорска, но еще и директор Вод»,— настаивали они.

Якубович, смутившись, снова что-то хотел сказать,

но его резко оборвал прокурор:

— Когда я разговариваю х человеком, считайте, что

веду дознание, и прошу не перебивать, милостивый государь! Продолжайте, господин плац-майор...

— Теперь-де у Василия Васильевича больше власти,

он, слыхать, не подчиняется даже генералу Энгельгардту,— нажал голосом на последнюю часть фразы Устинов.— А Толмачев уперся: «Нет,—говорит,— Якубович

ныне стал шибко фасонистым, строит из себя большого начальника, к нему не подступись». Дружки обиделись: «Какой же ты после этого предводитель дворянства, коль не желаешь службу сослужить, уважение нам сделать. Имей в виду, что перевыборы скоро»...

Толмачев крякнул от досады и вытащил из ящика стола конверт:

— Тут у меня десяток чистых билетов, Василий Васильевич удружил про запас. Так и быть, пусть доброта нашего уважаемого коменданта послужит на благо процветания пятигорского дворянства,— заполнил билеты и вручил их просителям.— А теперь,— говорит,— давайте составим доверенность на имя Аджигельды.

Теперь Худинскому стала ясна картина всей махинации. Он сурово посмотрел на пятигорского коменданта, побледневшего и виновато опустившего голову. Устинов же, докладывая, косился на своего врага, думая: «Вот раздену тебя донага, пусть посмотрят, каков «бог власти» на Подкумке и в Пятигорском округе...»

— Ну а дальше уже шло как по маслу,— продолжал Николай Дмитриевич.— Снарядили господа дворяне в экспедицию Аджигельды. Дали ему по сотне, чтобы он на обратном пути сунул дежурным урядникам, ежели те на сторожевом посту заартачатся. «Закупил» Аджи-гельды в немирных аулах десять холопов, доставил их хозяевам. И стали они убирать хлеб с утра до вечера. На ночь хозяева увозили работников в свои имения, после ужина запирали под замок в пустой амбар, охрану выставляли. А холопы, бывая в домах, высматривали, где стоят сундуки с добром, где висит оружие, где на выгоне пасутся кони.

Закончили они уборку, получили расчет — крохи за свой тяжкий труд. Злость горцев охватила: работали как волы, а что получили... Хвать хозяйское оружие, повязали взрослым руки, кляпы в рот. Из сундуков добро в мешки сложили, молодых бабенок, ни живых ни мертвых, на хозяйских коней вместе с добром погрузили. По сговору собрались в Незлобной, церковь ограбили, священника кинжалом, его дочерей —тоже на седло. Лошадей, что паслись на выгоне, сгуртовали в табун. На прощанье подожгли селение и дали тягу к станице Марьинской... Ну а остальное вам уже известно...

— Придется господина Толмачева отдать под суд за импорт сей и, возможно, вас, господин Якубович,—вну-шительно произнес Худинский.

Приехав в Пятигорск, прокурор полагал, что быстро управится с поручением командующего, но теперь к первому делу добавилось второе, чрезвычайно скандальное. Месяц прошел, пока докопался он до корней преступления и доложил об этом Емануелю.

В Пятигорске состоялся громкий и скандальный судебный процесс. Целую неделю судья и присяжные разбирали дело: выслушивали свидетелей Рахманова, Аре-шева, чиновников, которые «кормились» у купцов. И так и эдак крутили и вертели дело. И вынесли мудрое решение, от которого и волки были сыты и овцы целы: Афанасьева лишить выборного мандата и впредь не избирать его в органы самоуправления. Взыскать с него все предъявленные долги...

Более щекотливым было второе дело. За Василия Петровича заступилось окружное дворянство: уж очень много полезного делал предводитель для благополучия и процветания их общества... Свидетели кровавого преступления в Незлобном селении в один голос заявили, что они не предъявляют никаких претензий к Толмачеву. Адвокаты произнесли эффектные речи, нашлись покровители в штабе войск Кавказской линии и в Тифлисе...

И окружной суд вынес приговор: ссылаясь на такие-то статьи уголовного законоположения, учитывая огромные заслуги предводителя дворянства, беря во внимание его искреннее раскаяние и то, что пожар в Незлобном был быстро потушен и пострадавшие претензий не предъявляют, а захваченные в плен женщины вызволены, подполковнику Толмачеву вынести порицание и посоветовать дворянскому обществу не избирать его на пост предводителя...

Чтобы генерал Емануель не изменил решение окружного суда, блюстители правосудия послали один экземпляр приговора в Тифлис, управляющему всеми делами на Кавказе графу Паскевичу. Генерал-фельдмаршал в это время только что получил назначение в Польшу и в сутолоке сборов утвердил приговор не читая. Лишь

после этого суд направил второй экземпляр приговора областному начальнику. Емануелю теперь ничего не оставалось делать, как согласиться с решением окружного суда.

БУДНИ ВОД

Пошли слухи: Николай I изъявил желание посетить Кавказ, обозреть южные российские провинции, проинспектировать войска в Грузии. В военном министерстве разрабатывался маршрут экспедиции. Предполагалось, что монарх из Таганрога или Крыма отправится морским путем вдоль побережья, чтобы наметить опорные пункты для возведения Черноморской линии укреплений, а обратно в Россию — по Военно-Грузинской дороге и далее — через Ставрополь.

Узнав об этом, министр внутренних дел потерял покой: на обратном пути государь непременно заедет на Воды посмотреть на новый город, а Пятигорск и на город-то не похож. Строительство зданий на Подкумке шло черепашьими темпами. Прошло два года, старые Ермоловские и Александровские ванны снесли, а новые были возведены лишь до половины. Правда, государевы сборы всегда долги, Николай тяжеловат на подъем, но если он поедет на Кавказ через два, три, пять лет, все одно надо форсировать постройку зданий в Пятигорске.