— Прекрати наказывать себя, — Бэт поднялся. Он был высокий и мускулистый в своей наполовину застегнутой куртке с капюшоном; ветер едва касался его коротких волос. Серые облака собирались в кучу. Майя могла видеть остальную часть стаи, собравшуюся вокруг Руфуса, который жестикулировал, когда говорил. — Если он бы не умер, то тогда да, ты должна была сказать ему правду. Но он умирал, думая, что прощен и любим. Это не самый худший подарок. То, что он сделал с тобой, было ужасно, и он знал это. Но немногие люди на все сто хорошие или плохие. Думай об этом, как о прекрасном подарке ему. Куда бы Джордан не отправился... а я считаю, мы все будем там когда-то... думаю, там будет свет, который приведет его домой.

Если ты покидаешь Базилиас, то пойми, что это неповиновение советам Братьев.

— Точно, — ответил Джейс, натягивая вторую перчатку и шевеля пальцами. — Вы очень ясно выразились.

Брат Енох навис над ним, смотря исподлобья на то, как Джейс медленно завязывает шнурки на ботинках. Он сидел на краю кровати, одной из ряда таких же, выстроенных в белую линию по всей комнате. Многие из них были заняты сумеречными охотниками, восстанавливающимися после сражения у Цитадели. Безмолвные Братья двигались от кровати к кровати как медбратья-призраки. В воздухе витал запах трав и странных припарок.

Тебе нужна еще одна ночь на отдых, как минимум. Твое тело истощено, и небесный огонь все еще пылает в тебе.

Закончив с ботинками, Джейс поднял взгляд. Сводчатый потолок был расписан серебристыми и синими исцеляющими рунами. Ему казалось, что он таращился в него неделями, хотя знал, что прошла всего одна ночь. Безмолвные Братья, не пуская к нему никого, склонялись над ним, нанося руны и мучая припарками. Еще они проводили анализы, беря у него кровь, волосы и даже ресницы — дотрагивались до его кожи разными пластинами из золота, серебра, стали и рябинового дерева. Он чувствовал себя прекрасно. Он был уверен в том, что его держат в Базилиасе не ради лечения, а ради изучения небесного огня.

— Я хочу увидеть Брата Захарию, — потребовал он.

Он в порядке. Тебе не стоит беспокоиться о нем.

— Я хочу увидеть его, — настоял он. — Я почти убил его у Цитадели…

Это был не ты. Это небесный огонь. И он лишь слегка задел его.

Джейс недоуменно моргнул.

— Когда мы встретились, он сказал, что считает себя обязанным Эрондейлам. Я Эрондейл. Он захочет повидаться со мной.

И после ты намерен покинуть Базилиас?

Джейс поднялся с кровати.

— Со мной все в порядке. Мне не нужно оставаться в лазарете. Уверен, вы можете использовать свои силы и знания более плодотворно, помогая по-настоящему раненым, — он снял куртку с вешалки у кровати. — Слушайте, вы можете отвести меня к Брату Захарии, или я буду бродить по округе и звать его, пока он не объявится.

С тобой забот не оберешься, Джейс Эрондейл.

— Ну, я предупредил, — сказал Джейс.

Между кроватями были арочные окна, которые пропускали широкие полосы света на мраморный пол. День подходил к концу: Джейс проснулся ближе к полудню, а Безмолвный Брат стоял возле его постели. Он быстро сел, требуя ответа на вопрос, где Клэри, так как его посещали воспоминания о прошлой ночи: он вспомнил испытанную боль, когда Себастьян пронзил его мечом; огонь, поднимающийся по лезвию; как он обжег Брата Захарию. Руки Клэри вокруг него, ее волосы, ниспадающие на них обоих; исчезнувшую боль, после прихода тьмы. А потом... пустота.

Позже Братья заверили его, что с Клэри в порядке и она сейчас в доме Аматис. Он спросил о Захарии, причинил ли огонь ему много вреда, но получил только раздражающе неопределенные ответы.

Теперь он следовал за Братом Енохом по лазарету, холлу и более узкому, белому отштукатуренному коридору. Двери коридора открылись. Когда они проходили мимо, Джейс мельком взглянул на корчившееся тело, привязанное к кровати, и слышал крики и проклятья. Безмолвный Брат стоял над человеком, одетым в остатки красной формы. Белая стена за ними была забрызгана кровью.

«Амальрик Крейгсмессер», сказал Брат Енох, не поворачивая головы. «Один из Омраченных Себастьяна. Как ты знаешь, мы пытались отменить действие заклинания Чаши Смерти».

Джейс сглотнул. Ему было нечего ответить. Он видел ритуал Чаши Смерти. В глубине души он не верил, что заклинание можно повернуть вспять. Оно слишком сильное. Но ведь раньше он и представить не мог, что Безмолвный Брат может быть человечным, так было до знакомства с Братом Захарией. Не поэтому ли он так сильно хотел его увидеть? Он вспомнил, что Клэри передала ему слова Брата Захарии, когда она спросила у него, любил ли он кого-нибудь настолько сильно, что готов был отдать жизнь:

Двух людей. Воспоминания, которые время не стерло. Спроси своего друга Магнуса Бейна, если не веришь мне. Вечность лишь облегчает потери, но не стирает их из памяти.

Было в этих словах нечто такое, что говорило о печали и воспоминаниях, которые не присущи Братьям. Они были частью его жизни с десяти лет: бледные безмолвные статуи, которые исцеляли, хранили секреты, которые не любили, не желали, не старели и не умирали. Они просто были. Но Брат Захария был другим.

Мы на месте. Брат Енох остановился перед ничем не примечательной белой дверью. Он поднял руку и постучал. За дверью был слышен шум, как будто отодвинули стул, а затем прозвучал мужской голос:

— Входите.

Брат Енох открыл дверь и пропустил Джейса вперед. Окна в комнате выходили на запад, поэтому в комнате было очень ярко; солнечный свет освещал все стены. У окна стояла фигура: стройная, не в одеянии Братьев — Джейс удивленно оглянулся на Брата Еноха, но Безмолвный Брат уже ушел, закрыв за собой дверь.

— Где Брат Захария? — спросил Джейс.

— Я прямо здесь, — тихий голос, мягкий, слегка высоковатый, как пианино, на котором давно не играли. Фигура развернулась к нему лицом. Джейс поймал себя на том, что рассматривает парня лишь на пару лет старше его. Темные волосы, резкие черты лица, глаза, которые казались молодыми и старыми одновременно. Руны Братьев были на его высоких скулах, и пока парень разворачивался, Джейс увидел выцветшую руну на его шее.

Парабатай. Как он. И Джейс прекрасно знал, что выцветшая руна означает погибель его парабатая. Он почувствовал, что его симпатия к Брату Захарии лишь усилилась, когда он представил себя без Алека, лишь с выцветшей руной, напоминающей ему о том, что однажды он был связан с кем-то, кто знал лучшие и худшие стороны его души.

— Джейс Эрондейл, — сказал парень. — Еще один Эрондейл принесший мне свободу. Я должен был это предвидеть.

— Я не… Это… — Джейс был слишком ошеломлен, чтобы придумать что-нибудь умное в ответ. — Это невозможно. Став однажды Безмолвным Братом ты не можешь измениться. Ты… я не понимаю.

Парень — Захария, предположил Джейс, который больше не был Братом — улыбнулся. Это была уязвимая, мягкая и добрая улыбка.

— Я тоже не до конца понимаю все это, — сказал он. — Но я никогда не был обычным Безмолвным Братом. Я был рожден под влиянием темной магии. У меня не было другого способа спастись, — он посмотрел на свои руки, руки молодого человека, его руки были гладкими, какими могут быть только руки редкого сумеречного охотника. Братья могли сражаться как воины, но редко делали это. — Я оставил все, что знал и любил. Ну, не совсем оставил, но воздвигнул стеклянную стену между мной и прежней жизнью. Я мог видеть ее, но не мог прикоснуться, не мог быть частью этого. Я начал забывать, каково быть обычным смертным.

— Мы не обычные смертные.

Захария поднял взгляд.

— Ох, мы убеждаем себя в этом, — сказал он. — Но я долгое время изучал сумеречных охотников, почти целое столетие. Позволь заметить, что мы более человечны чем сами люди. Когда наши сердца разбиваются, то они превращаются в осколки, которые трудно снова собрать вместе. Я иногда завидую стойкости примитивных.