Айна раза три прикоснулась к соскам верблюдицы и пустила к ней верблюжонка. Дальше она не знала, что делать. Мачеха явно следила за ней. Полночь уже давно прошла, все казалось ей безнадежным. Айна сквозь слезы взглянула на небо и заметила, что Плеяды уже клонятся к закату. «Артык-джап!..» — с тоской прошептала она. Но в это время ей пришла в голову ободряющая мысль: «Не может же Мама не спать всю ночь!» Это успокоило ее. Она вернулась в кибитку и легла спать.

Над аулом стояла глубокая тишина. Замолк голос бахши. Уши Артыка не улавливали ничего, кроме шелеста камыша да далекого воя шакалов.

Во всем ауле не спали только Айна и мачеха, да Артык с Аширом.

Мама грузно ворочалась в своей постели, шумно вздыхала, Айна беззвучно плакала, уткнувшись лицом в подушку. Незаметно для себя она стала дремать. Вдруг Айна увидела перед собою Артыка. Она бросилась к нему, прижалась к его плечу и громко разрыдалась. Потом, подняв голову и увидев улыбающееся лицо Артыка, она обняла его и поцеловала. В это время подбежала Мама и схватила ее за руку. «Аю, слышите! Девушка ушла, помогите!» — закричала она во все горло. Айна вырвала руку. «Я не вернусь, хоть убейте!» — крикнула она и... проснулась. В темной кибитке раздавался мерный храп мачехи.

Айна мигом сбросила с себя одеяло и вскочила на ноги. Мимолетный сон так взволновал ее, что она готова была сейчас же опрометью бежать из кибитки. Но ровный храп мачехи напомнил ей, что волноваться и спешить нечего. На этот раз она очень осторожно открыла дверь.

Выйдя к задней решетке кибитки, Айна постояла немного, стараясь прийти в себя. Сердце ее готово было выскочить из груди. При мысли, что Артык мог уйти, девушку охватила страшная тревога, и она, не думая больше ни о чем, не оглядываясь, побежала через грядки к арыку.

Артык лежал на склоне вала и напряженно вглядывался в ночную мглу. Вдруг он вздрогнул: «Идет!»

Ашир сидел и от нечего делать грыз арбузные семечки. Волнение Артыка передалось и ему. Увидев быстро приближающуюся от кибитки тень девушки, он молча поднялся и, чтобы не мешать им, тихонько пошел по берегу арыка в направлении главного канала.

Артык бросился навстречу Айне. Не прошло и минуты, как Айна, взбежав на противоположный вал, прыгнула вниз и очутилась в его объятиях.

Однако не время было предаваться радостям встречи.

Петухи кричали уже в третий раз, приближался рассвет. Артык взял Айну за руку и пошел вслед за Аширом. Близко залаяла собака. Оба вздрогнули и оглянулись, но никого вокруг не было.

Три путника направились к главному каналу. Небо прояснилось. Звезды, весело мигая, смотрели на них с вышины, ущербный месяц провожал их косым взглядом. Легко ступали ноги по бездорожью, по сухой, колючей траве. Дойдя до главного канала, путники повернули на восток.

Когда они подошли к густым зарослям тростника, восточный край неба начал светлеть. Откуда-то донесся голос муэдзина, призывающего к молитве. Тростник на ветру шумел, тихо раскачиваясь пушистыми початками. Беглецы вошли в его чащу и вдруг услышали топот копыт. По дороге ехал всадник, сзади него на крупе сидел кто-то. Лошадь зафыркала, попятилась с дороги, но всадник дернул ее за узду.

Айна узнала проезжавших и шепнула Артыку:

— Это отец и его сестра!

Артык придавил ногой тростниковый стебель, стоявший между ним и Айной, и усмехнулся:

— Пускай их едут, моя Айна-джан! Ведь они спешат на свадьбу!

— Да, как бы Маме не пришлось на такой «свадьбе» поплакать! — засмеялся Ашир.

Глава тридцать вторая

На рассвете Меред, всполошив собак, подъехал к кибитке и, не слезая с лошади, крикнул:

— Айна! Айна!

Айна не отзывалась.

Меред слез с кобылы и снял сестру. Затем он подошел к двери кибитки и, просунув голову внутрь, еще раз крикнул:

— Эй, слышишь!

Это было уже обращение к жене, так как жен называть по имени не полагалось. Но Мама не слышала.

Тогда Меред пропустил сестру в кибитку, а сам пошел привязать кобылу.

Сестра перешагнула порог, позвала:

— Душенька Мама! Мама!

Ей ответил густой храп. Не видя ничего в кибитке, сестра Мереда стала звать Айну:

— Айна-джан! Дочка!

Но и на этот раз ей никто не откликнулся.

Тетка Айны ожидала, что ее радостно встретят, выйдут к ней, помогут слезть с лошади, поздороваются, обнимут. Она уже заранее видела, как прижмет к груди невесту, станет ее уговаривать, давать советы. Обманувшись в своих ожиданиях, она растерянно стояла в темной кибитке, наполненной храпом Мамы.

Вошел Меред, бросил в посудный угол торбу с праздничными лепешками и громко спросил:

— Не встают?

— Нет.

Мереда удивило, что Айна так крепко спит. Мелькнула тревожная мысль, но он тотчас успокоил себя, подумав: «Она, должно быть, в тоске не сомкнула глаз всю ночь, а теперь уснула тяжелым сном». Ощупью подошел он к постели Мамы и принялся расталкивать ее. Мама пробормотала что-то и повернулась на другой бок. Меред схватил ее за плечи и начал трясти:

— Да вставай же!

Мама, наконец, очнулась и удивленно сказала:

— Аю, ты уже приехал!

Глаза Мереда стали различать в темноте. Взглянув па постель Айны, он встревожился: «Где же она? Может, спит у соседки?».

— А где Айна? — спросил он.

Не совсем еще проснувшись, Мама забормотала:

— Айна... Айна... вышла подоить верблюдицу.

В это время сестра Мереда подошла к полусонной чесавшейся Маме и, поздоровавшись, хлопнула ее ладонями по плечам. Мама вздрогнула и широко раскрыла глаза:

— А, Боссан, это ты? Здравствуй.

Меред встревожился еще больше. Он только что видел верблюдицу, спокойно лежавшую на земле.

— Слышишь, тебе говорю! — закричал он жене. — Где Айна?

Мама вскочила с постели.

— Айна, Айна... — Она заметалась по кибитке, ощупала пустую постель. Вдруг она вспомнила, как просыпалась ночью, и пришла в неописуемое волнение.

— Ой, горе мне! — воскликнула она и бросилась к двери. Споткнувшись, упала, но тотчас вскочила на ноги. С криками: «Айна! Эй, Айна!» — она обежала вокруг верблюдицы, вокруг кибитки и, остановившись, повела безумным взглядом, — Айны нигде не было. Тогда она рванула ворот рубашки, и дикие вопли понеслись по аулу:

— Помогите!.. Аю, горе мне, девушка убежала! Помогите, помогите! Сбежала девушка!

Вопли Мамы донеслись и до халназаровского ряда. Услышав их, Садап-бай выбежала из кибитки, послушала и бросилась будить Халназара.

— Аю, отец! Слышишь, тебе говорю! — принялась она расталкивать мужа. — Вставай скорее!

— Что?.. В чем дело? — пробормотал Халназар, приподняв голову.

— Мама кричит...

— Э, скверная баба! — выругался Халназар. — Разве едут за невестой в такую рань? — И уронил голову на подушку.

— Отец, мы осрамились!

— Что? Что ты болтаешь?

— Мама кричит — сбежала девушка! Айна сбежала!

Халназара точно подбросило. В одной рубашке, босиком, с непокрытой головой он выбежал за дверь и даже не почувствовал, как его потное тело обдало утренним холодом. Он прислушался. Отчаянные вопли Мамы, казалось, раздавались совсем рядом:

— Аю-у-у, Халназар-баю-у-у! Помоги-и-те-е! Пропало де-е-ло-о-о.

Бай, обезумев от ярости, заорал страшным голосом:

— Э-э-эй! Вставайте! Все на коней!..

Волостной сел на постели, кулаками протер глаза. Первой его мыслью было: «Дейхане напали на Халназара!» Дрожащими руками он растолкал старшину. Баба-хан поднялся и ничего не понимающими глазами уставился на волостного. Оба прислушивались к переполоху, поднявшемуся в байских кибитках, к истошным воплям женщин и ржанью коней и от страха не могли вымолвить и слова. Волостной первый трясущимися руками стал надевать штаны. Через минуту оба, схватив халаты и набросив на голову папахи, выскочили за дверь.

Халназар успел поднять всех сыновей и родственников, съехавшихся на той, и сам спешил к волостному и старшине, уже одетый, с плетью в руке. Увидев его, перепуганные насмерть начальники бросились к нему: