— Меня теперь ничто не радует.

— Брось, Артык! Тоска старит человека.

— Дадут ли состариться?

Ашир не знал, что ему ответить.

— Ты подумай, — заговорил Артык, — когда мы сеяли, трудились, нас было двое...

— А когда приступили к дележу урожая, стало трое. «На севе нет его, на уборке нет, а на гумне ходжа тут как тут!» — слышал ведь ты такое?

— Этот «ходжа» Халназар высосал из меня все соки! А теперь покушается и на самую жизнь! — сказал Артык, сверкнув глазами.

Ашир знал, что притеснения и вымогательства Халназара приводили Артыка в бешенство. Он и сам терзался муками друга. Если б Артык сказал: «Бей!» — Ашир был бы готов убить. И все же он принялся его успокаивать.

— Артык, ты не поддавайся отчаянию. Мы этот жребий на его же голову и обрушим!

— Больше нет сил терпеть! Мы стали нищими, а он за наш счет богатеет. Теперь старается послать меня на тыловые работы вместо одного из своих сыновей.

Ашир сжал кулаки:

— Артык, мы еще повоюем с ним!

Но Артык словно переменился. Он в чем-то сомневался, чего-то боялся, стал нерешительным.

— И Айна от меня уходит, — глухо сказал он. Ашир тоже ни на минуту не забывал об этом. Он думал — что бы такое посоветовать Артыку? После некоторого раздумья он решительно предложил:

— Артык, если не хочешь, чтобы Айна погибла, беги с ней!

— Увезти?

— Чего ты боишься?

— Шекер...

— Шекер... мы заранее отправим к дяде.

Хотя этот совет и понравился Артыку. все же похищение Айны показалось ему трудновыполнимым.

— На словах это легко...

— Я же с тобой!

Артык невольно улыбнулся:

— А ты что — железная крепость? Устоим ли мы оба перед этими тиграми?

— Артык, я ведь не предлагаю тебе прятать Айну в моей кибитке!

— Куда же мы ее денем?

— Лучше всего временно увезти в Ахал.

— А как?

— Поездом. Не заезжая в Теджен, сядем в Такыре.

Артык задумался. Потом с сомнением покачал головой:

— Не так-то это просто. Раньше полуночи Айне не удастся выйти из кибитки, да и то, если посчастливится. А до рассвета разве мы сумеем добраться до Такыра?

— На Такыр сразу не пойдем. Достаточно, если дойдем до камышей. А там легко запутать следы. Они никогда не догадаются. Наоборот, будут думать, что ты ищешь защиты у кого-нибудь из почтенных людей.

— Ашир, а ведь ты порой дело говоришь!

— Гм... А ты Ашира и в грош не ставишь?

Артык был удивлен тем, как верно сегодня рассуждал Ашир, — заранее, что ли, все обдумал? Он хотел уже хлопнуть друга по плечу, но сомнения снова взяли верх:

— Трудное это дело. Арчин Бабахан говорит языком Халназара, волостной поддерживает его...

— Да ну тебя, Артык! — прервал его Ашир. — Ты, как упрямая лошадь... Брось яблоко в небеса, пока упадет — бог знает что может случиться!

— Как бы яблоко не поймали на лету!

— Тьфу, ей-богу! — рассердился Ашир. — А что, если небо упадет на землю?

— Ашир, недаром говорят: «Халат, который кроят, несколько раз примерив, короток не бывает!»

— Так-то оно так, но тут нужна смелость.

Артык ничего не ответил. Ашир принял это за согласие и продолжал:

— Халназар назначил свадьбу на двадцатый день месяца Мереда?

— Так.

— Тебе надо ночи превратить в дни, но собрать урожай и подготовить все остальное. Если нужна помощь — я готов!

— Пшеница почти вся обмолочена. Полдня достаточно, чтобы провеять и ссыпать зерно в чувалы.

Ашир бросил взгляд на угасавшее солнце. Сквозь облачную пелену оно просвечивало красным кругом, воздух казался насыщенным пылью. Ашир указал рукой на закат и сказал:

— Вот видишь, погода портится. Завтра обязательно будет ветер.

Артык взглянул на кунжут. Он пожелтел, казалось, раскрывшиеся стручки его улыбались.

— И кунжут пора убирать.

— Да ведь его не так уж много. Возьмемся вдвоем, уберем за один день...

Красный солнечный круг, опускаясь в серую мглу, коснулся края земли. Артык с мешком, наполненным дынями, вернулся к своему шалашу.

Нурджахан уже подмела у входа, разостлала кошму, заварила чай. Артык растянулся, подложив под локоть шерстяную подушку. Нурджахан отнесла корове дынную кожуру и, вернувшись, села возле Артыка. Видимо, ей хотелось поговорить с сыном, но она не знала, с чего начать. Шекер снимала с навеса подсохшую дыню.

— Устала, мама? — спросил Артык. Нурджахан вздохнула:

— Твоя мать, сынок, устает, когда нет работы.

— Но ты что-то невесела.

— Откуда же быть веселой, сынок? Твой труд за целый год пропал даром.

— Мама, ты ни о чем не беспокойся. Завтра буду молотить на своей земле — там останется, голодать не будем.

— Не об этом думаю, мой ягненок. Пора бы и невестку в дом привести.

— Год не такой, мама, чтобы думать о свадьбе.

Хотя Артык и возражал матери, но при слове «невестка» он подумал об Айне и невольно улыбнулся. Нурджахан продолжала:

— Ах, сынок, говорят: «Бессильный только смотрит».

— Мама, ты слышала? Бросают жребий, кому идти на тыловые работы.

Нурджахан насторожилась, но сделала вид, что ничего об этом не слышала.

— Значит, и тебе, сынок, придется тянуть жребий? Артык решил немного подготовить мать и ответил:

— Придется, мама. Говорят, от каждых пяти кибиток должен пойти один человек. На меня жребий, быть может, и не падет. Но если даже и придется уехать, я долю рабочего не считаю тяжелее дейханской.

— А в какой пятерке, сынок, ты будешь тянуть жребий?

— Говорят, придется тянуть с Халназарами.

— Ой, сынок, дадут ли они тебе равное место рядом с собой?

Артык и не заметил, как у него вырвалось:

— А они уже без меня бросили жребий!

Нурджахан сперва растерялась, потом стала проклинать Халназара и его сыновей:

— Чтоб их всех земля проглотила! Чтоб его богатство принесло ему гибель! О боже, не дай ему умереть своею смертью! Он, проклятый, покушается на единственное мое дитя, на жемчужину моих очей!

Артык не мог сдержать улыбки и шутливо сказал:

— Ну, мама, от твоих проклятий ему теперь не подняться!

— Ах, если бы мои проклятия разрушили его жизнь!

— Мама, ты напрасно мучишь себя. Если он вздумает обмануть меня неправильной жеребьевкой, я сам расправлюсь с ним.

Нурджахан, вздохнув, проговорила:

— Дитя мое, от этого человека можно всего ожидать. Пусть его бог накажет!

— Нет, не так, мама! Уступи им раз, они сядут на тебя верхом. Я проучу негодяев!

Неизвестно, долго ли слушал Ашир их разговор, но только он неожиданно отозвался из темноты:

— Обязательно надо проучить!

— Ашир-джан, ты слышал наш разговор?

— Тетушка Нурджахан! Халназар с жиру бесится. И пусть бесится, это даже лучше. Мы покажем этой бешеной собаке...

— Как говорится, труса гони — он станет смелым... — присоединился к беседе Сахат Голак. Но хоть он и посмеялся над горячностью ребят, в душе был согласен с ними.

Беседа затянулась. Разошлись перед рассветом.

Все стихло вокруг. Только изредка слышался вой шакалов, да собаки откликались на него заливистым лаем.

Обитатели шалашей лежали на кошмах, глядя на звезды безлунной ночи, тускло светившие сквозь пыльную мглу.

Глава двадцать девятая

Артык и его пайщики, пропыленные с ног до головы, веяли на гумне зерно. Артык, засучив рукава и закатав выше колен штаны, стоял в пшенице и подбрасывал в руках большое решето. Тощие красноватые зерна непрерывно падали к его ногам, закрывали щиколотки, икры. Артык вытягивал ноги из вороха, поднимался выше и вновь принимался провеивать.

Когда зерно сгребли на середину гумна, образовалась огромная куча. Измерили окружность ступнями — получилось восемьдесят пядей. Артык приподнялся на носках, взглянул на другую сторону и не увидел своего напарника: из-за вороха поблескивали только зубья вил, которые тот держал на плече.

Прикинув на глаз, сколько вышло, Артык подумал: «Жаль, пшеницу хватило жарой и зерно неполное, а то дошло бы до ста двадцати верблюдов. Да и тут будет вьюков восемьдесят, не меньше». Он окинул взглядом вытянувшиеся по обеим сторонам гумна ометы соломы, стараясь определить ее количество.