— Да сопутствует ей рука всемогущего!

— Сказала так, — продолжал Покги: — Если, дескать, можно будет что-либо сделать деньгами, то их достаточно.

Артык не вытерпел и опять начал:

— Да, если с каждого аула по пять тысяч...

Но Покги перебил его:

— Тетушка Гюльджамал говорит: «Если и на этот раз сумею сделать народу добро, то у меня не останется неисполненных желаний». Она ездила к Куропаткину-генералу, говорила с ним. Тот будто сказал ей: «Ты можешь ехать к белому падишаху, никто не осмелится встать на твоем пути!»

Мамедвели опять вставил свое слово:

— Если аллах захочет оказать милость народу, он надоумит белого падишаха. Вот видите, и сам наместник царя сказал, что никто не преградит ей дорогу!

— Так вот, тетушка Гюльджамал, стало быть, поедет к царю. «Надежда есть, — говорит она. — До сих пор мои просьбы без внимания не оставались... Пусть, говорит, народ не волнуется, пусть исполняет все, что прикажет господин полковник. Даже если и людей будет требовать, — пусть дадут, у меня, говорит, хватит сил вернуть их оттуда, куда пошлют», — так она сказала.

Артык насмешливо произнес:

— Гм... ловко! Последнее вырвали изо рта, отдали Гюльджамал, а теперь и сам иди в кабалу!

— Эй, парень, ты бы хоть раз открыл рот для доброго слова! — прикрикнул на Артыка Халназар-бай и обратился ко всем: — Люди, вы слышали Покгими-раба, теперь послушайте, что я скажу. Сегодня я ездил к старшине. Бабахан-арчин велел передать: от генерал-губернатора пришел приказ полковнику, полковник через полостных передал его старшинам. В приказе говорится вот что: кто будет мутить народ, распространять всякие ложные слухи, призывать к неповиновению царскому указу, тот будет наказан, того заставят платить тысячу рублей штрафу или посадят на полгода в тюрьму.

Не обратив внимания на слова о наказании, все наперебой стали выкладывать, кто что слышал:

— Говорят, где-то в Джизаке напали на царскую власть...

— А железную дорогу будто всю перевернули и власть взяли в свои руки!

— Да и Гарры-Молла, который ездил на базар, рассказывал что-то похожее!

— Эй, послушайте, вот я слышал новость! Халлы разговаривал с одним приехавшим из Гургена. Тот рассказывал ему: «Тегеран и Тебриз будто захватил халиф Рума (То есть турецкий султан). Через Астрабад и Мазандеран он хочет прийти сюда. Йомуды, говорит, уже готовятся сесть на коней.

Мамедвели не знал, кого слушать, кому верить, какая весть полезней; он потерял все пути и тропинки и сидел, беспомощно оглядываясь по сторонам.

Халназар, кашлянув для важности, нашел уместным сообщить самое важное из того, что он услышал от старшины:

— Послушайте-ка, люди! Старшина говорил мне еще про телеграмму, которую полковник будто бы получил от самого генерала. Говорил, будто в области Самарканд, особенно в Джизаке, расстреляно несколько тысяч человек, оказавших неповиновение воле царя. Имущество их уничтожено, дома сровняли с землей, и скот и земли отобраны. Эгу весть полковник велел распространить в народе. Пусть, говорит, ваши люди не заблуждаются, пусть не говорят потом: «Не слышали».

Но и эта попытка Халназара припугнуть людей не имела успеха. Языки у дейхан развязались. Зашла речь о Сары. Сочувствуя ему, люди говорили: «Бедняга! Его избили в тюрьме, на ноги надели кандалы и повезли в Ашхабад».

Артык, говоря о Сары, намекнул на Халназара:

— В сто раз почетнее быть мужественным и сгнить в тюрьме, чем ползать на коленях перед баярами и волостными, служить двум богам и быть проклятым всем народом!

— Вот это правильные речи!

За разговорами не заметили, как зашло солнце, как стало темнеть. Служка поднялся на маленькое возвышение и огляделся по сторонам. С востока поднялась тьма. Уже нельзя было различить стеблей травы. Там, где село солнце, красная полоса погасла, а на ее месте разлился молочно-белый ручей. Умолкли птицы, в поле не осталось скота. Только женщины все еще суетились около своих кибиток — несли дыни с бахчей, заканчивали выпечку хлеба. Под каким-то дейханином быстро семенил ногами серый осел и по временам, раскрыв пасть, наполнял аул своим ревом.

Служка обратился на восток и, закрыв указательными пальцами уши, закричал во весь голос:

— Аллахы экбер, аллахы экбер!..

Его крик заглушил голоса людей, рев осла. Все стали подниматься.

Во время молитвы Халназар думал о том, что услышал, — о восстании джизакцев, о разрушении железной дороги. Вспомнив все, чего он достиг при царской власти, прикинув выгоды от приобретения арендного урожая целого аула, он пришел к выводу: «Нет, нельзя идти против белого падишаха. Это лев, ударит—костей не соберешь. Джизакцы в этом убедились. Вообще, что плохого сделало царское правительство мусульманам? Требуют людей — что ж тут такого? Дадим! Разве нельзя вместо сына послать Мавы? Ну, на худой конец найму человека. Не так уж трудно выкроить каких-нибудь две тысячи рублей, хотя бы с того же арендного урожая. А этого Артыка надо обязательно отправить на тыловые работы. Добьюсь этого всеми правдами и неправдами! Слишком зазнался парень. Пусть помнит, с кем имеет дело!»

Заключительная молитва намаза, которую начал читать Мамедвели, нарушила ход мыслей Халназара, а голоса двинувшихся из мечети людей окончательно рассеяли их.

Возвращаясь из мечети, Халназар заглянул в загон верблюдов, посмотрел на привязанных быков, мимоходом бросил взгляд на Мелекуша и, уже подходя к кибитке, увидел чужих людей, сидевших на разостланной перед входом кошме. Двое были из йомудов: они приехали покупать зерно. Йомуды поставили свои шатры на краю аула, их предводитель вечерами приходил ужинать к Халназару. Халназар купил у них отрезы тонкой шерстяной материи для чекменей, чувалы для зерна, несколько верблюдиц и двухгодовалых верблюжат. Они и распространили вести о восстании йомудов.

Третий гость, увидев Халназара, встал и пошел ему навстречу. Халназар сразу узнал седобородого старика в халате оливкового цвета, в тонких козловых ичигах и желтоватой папахе.

— А-а, дядюшка Эсен-Али! Приехал?

Они горячо поздоровались. Взаимные приветствия, вопросы о здоровье затянулись надолго.

Эсен-Али был другом Халназара, выполнял его поручения по торговым делам. Этот человек из племени Алили был видным купцом, подвизавшимся в предгорьях Копет-Дага. Он присылал самому Халназару халаты, а семье — шелка. Когда скотоводы-курды спускались по эту сторону гор, он сотнями скупал для Халназара коз и курдских баранов, которых Халназар сбывал в обмен на пшеницу и хлопок. В доме бая Эсен-Али всегда был самым желанным гостем. Даже мехинку ему покупал он.

За зеленым чаем, после того как поговорили о делах, Халназар спросил:

— А Гара-ишан здоров?

— Того гляди лопнет от здоровья.

— Э-э, дядюшка Эсен-Али, а ведь он лет на пять старше тебя!

— А он не стареет.

— Зачем ему стариться?

— Да уж бездельник такой — руку в холодную воду не сунет. Съездит в управление, а потом сидит, чаек попивает, ест плов да обнимает молодую жену.

— А все же человек он хороший.

— Настоящий мусульманин. Хоть и стал баяром среди русских, но веры не забывает.

— А помнишь, как он зажал курдов, когда у нас была ссора с ними?

— Курды перед ним и пикнуть не смеют... Да, теперь он в большом почете у русских. Слышал, бай-ага? Йомуды сели на коней, не хотят давать рабочих царю Так сам губернатор вызывал к себе Гара-ишана, говорят, поручил ему уговорить йомудов подчиниться царскому указу. А сейчас он поехал для переговоров к генералу Мадридову.

Слова Эсен-Али подтверждали все, что услышал Халназар от самих йомудов и узнал из разговоров у мечети. Помолчав немного, он спросил:

— Что делается сейчас у йомудов, не слышал?

— Да что? Говорят, получают оружие от иранских йомудов, хотят соединиться с ними. Слышал я стороной, что здесь, кажется, не обошлось без руки халифа Рума. Приезжали оттуда какие-то люди, предлагали оружие. Во всяком случае это дело не одних йомудских племен — Атабаев или Джафарбаев. Да, а резня там идет крепкая.