Артык взглянул на Тыжденко, решив, что комиссар уже передал командующему их разговор, но виду не подал и бодро ответил:

— Как у командующего, так и у командира.

— Ты не сердишься на меня?

Артык уже с упреком посмотрел на Тыжденко.

— Может быть, что комиссар сказал тебе?

Тыжденко только пожал плечами, а Иван Тимофеевич, ничего не понимая, нахмурился:

— Я спрашиваю не комиссара, а тебя. Я отказал тебе в некоторых просьбах, — может быть, ты обиделся?

— Товарищ командующий! Бывает, что я не все понимаю.

Чернышов повернулся к Тыжденко, хотел что-то сказать, но Артык опередил его.

— Комиссар помогает мне, объясняет. Каков бы ни был приказ — я всегда готов его выполнить!

Прямая речь Артыка понравилась Чернышеву.

Он понял, что Тыжденко ведет неослабную работу, стараясь сделать из Артыка дисциплинированного командира.

— Артык Бабалы, — сказал он официальным тоном, — я могу сейчас исполнить одну твою просьбу: сегодня вечером с полусотней пойдешь в глубокую разведку.

Артык встал перед командующим в положение «смирно», поднес руку к папахе:

— Слушаю!

— По возможности воздерживайся от стычек, — продолжал Чернышов. — Главное — разведка. Нам мало знать о вооружении и численности врага. Надо знать все: о настроениях, о боеспособности частей. Поэтому надо постараться захватить в плен неглупого, осведомленного человека. Думаю, что вы справитесь с заданием. Готовьтесь!

— Готовы, товарищ командующий!

Артык и Тыжденко вышли из вагона и направились к своим конникам.

Было уже далеко за полночь. Полная луна плыла за редкой пеленой облаков. Конный отряд, обойдя Кур-ба-Кала с северо-запада, никого не встретил. Далеко на западе светились, как два глаза, огни паровоза. В песках выли шакалы.

Тыжденко, ехавший рядом с Артыком впереди отряда, сказал:

— Артык, по-моему, мы уже на байрам-алийских полях. Дальше ехать опасно. Как бы не нарваться на конников Нияз-бека.

— А приказ командующего?

— Командующий не приказывал доходить до Бай-рам-Али.

— Но он сказал — привести человека, да еще умную голову.

— Если на обратном пути будем держаться ближе к железной дороге, то, возможно, и достанем такого человека. Мы сделали слишком большой заход, наверное, прошли их наблюдательные посты.

— А по-моему, вблизи железной дороги мы попадем под огонь поезда. Не думай, что Артык боится.

Но джигитам не устоять против него. Я видел, знаю...

— Что же делать?

— Пройти еще немного вперед.

— Хорошо, — согласился Тыжденко, но тревога его не улеглась: он чувствовал, что Артык решил любой ценой выполнить приказ командующего и может ввязаться в рискованную схватку.

Прошло еще с полчаса. Артык вел отряд все дальше в глубь расположения противника.

Вдруг один из двух всадников, ехавших впереди дозором, поскакал обратно. Это оказался Ашир.

— Товарищ командир, — доложил он, — со стороны Байрам-Али показалась группа конных.

— Какой национальности?

— Туркмены.

— Заметили папахи?

— Нет, но кто-то из них поет по-туркменски.

Артык спешил отряд в ложбине, залег вместе с Тыжденко за гребнем бархана и стал наблюдать. Около двадцати всадников ехали не спеша. Они проходили в двухстах шагах, между отрядом Артыка и железной дорогой. Джигиты Артыка держали коням морды, чтоб те не заржали, и ждали приказа. Но приказа не было, Артык думал: «Что же делать? Стрелять — перебьешь половину, остальные уйдут. Погнаться — все могут уйти. Кони у них не хуже наших...»

Между тем всадники приближались. Тыжденко предложил пропустить их, отрезать с тыла. Но Артык, не слушая его, неожиданно встал во весь рост и закричал:

— Эй, джигиты! Хе-э-эй!

Всадники остановились. Артык снова крикнул:

— Сюда! Сюда-а!

При свете луны всадники видели только темный его силуэт на бархане. Они хотели было двинуться к нему, но вдруг все сразу спешились, и один из них на зов Артыка ответил:

— Сам подходи!

Артык, не колеблясь, шагнул вперед. Тыжденко бросился к нему, схватил за руку:

— Нельзя!..

— Почему нельзя? Это же — не политика!

Когда Артык попытался вырваться, на помощь Тыжденко подбежал Ашир.

Возиться было некогда. Чтобы не привлечь внимания всадников, Артык еще раз крикнул, и вновь послышался тот же ответ. Тогда Артык приказал Аширу:

— Иди к ним, не бойся. Скажи, что это я — Артык. Предупреди: тронутся с места — всех нанижу на пулю. У них только один выход: присоединиться к нам или погибнуть. А не поверят, пусть один из них подойдет, посмотрит.

Два всадника отделились от отряда и пошли навстречу Аширу.

Они не схватили Ащира, как предполагал Тыжденко, а начали разговаривать с ним и через минуту вместе с Аширом подошли к Артыку и поздоровались.

Артык узнал Токгу, одного из командиров эзизовской конницы. Токга с первых же слов заявил, что его всадники уже не первую ночь выезжают в степь, чтобы присоединиться к какому-нибудь красноармейскому разъезду.

Перебежчики рассказали, что Эзиз арестован, а Ни-яз-бек скрылся, что Кизылхан со своей сотней ушел с фронта и тедженским отрядом командует теперь Кельхан. Ахальские джигиты только и думают, как бы уйти с фронта, а многие хотели бы присоединиться к Артыку, да не знают, как это сделать. Артык спросил, не пострадали ли от руки Эзиза семьи джигитов, которые перешли с ним на сторону Красной Армии.

— Мы ничего об этом не знаем,—ответил Токга. — Сразу же после ареста Эзиза джигиты, приехавшие в Байрам-Али, говорили, что Эзиз посылал Пеленга в пески.

Эта весть заставила приуныть Артыка. Он знал, что Пеленг используется Эзизом для тайных убийств. Однако не время было думать об этом. Представлялся случай перетянуть к себе многих из отряда Кельхана. И Артык обратился к командиру перебежчиков:

— Ты, брат, возьми на себя ответственное дело: поезжай один назад. Передай от меня привет джигитам, подговори недовольных и постарайся привести их ко мне. Командование Красной Армии знает, что многие из них воюют не по своей охоте. Им ничто не угрожает. Пусть только не мешкают. Начнутся бои — тогда перейти будет трудней.

Токга колебался:

— Если один вернусь, Кельхан снимет мне голову. Что я отвечу?

Артык усмехнулся:

— Тебя не надо учить... Мало ли что можно сказать! Скажи, что твои джигиты хотели убить тебя и ты спасся бегством. Кто тебя проверит?

Опасно было поручение Артыка. Но, чтобы доказать свою преданность, командир согласился. Артык написал джигитам коротенькое письмецо. Второе, заранее заготовленное письмо он тоже передал Токге с просьбой во что бы то ни стало доставить его Дурды. В этом письме Артык требовал, чтобы Дурды немедленно отправился в Ашхабад, разузнал там, что нужно, и послал ответ. О семье он не писал, но втайне надеялся, что Дурды и сам догадается сообщить все, что знает.

На восходе солнца, не сделав ни одного выстрела, Артык вернулся в Равнину с семьюдесятью всадниками.

Командующий крепко пожал ему руку.

Глава двадцатая

После отъезда Артыка все заботы о семье легли на плечи Айны. Продав кое-что, она купила несколько овец, а один из лучших своих ковров обменяла на стельную верблюдицу. В самом начале весны у кибитки появились ягнята и маленький верблюжонок. Ба-балы, обхватив за шею ягнят, — таких же ростом, как и он сам, — возился с ними. Черноухий верблюжонок, еще не умевший стоять на ногах, неуверенно, раскачиваясь, делал первые шаги и падал, как Бабалы.

Вот уже шесть месяцев прошло, как от Артыка не было вестей. Ходили слухи, что он перешел на сторону Красной Армии и что Эзиз разыскивает его семью, чтобы расправиться с ней. Тревога давила сердце Айны. Ночами она не могла спать, днем не находила себе покоя. Однако перед Нурджахан и Шекер она старалась не обнаруживать своей тревоги и даже успокаивала их.

В конце зимы выпали обильные осадки, весна наступила ранняя. В начале марта на склонах барханов уже зеленела песчаная осока. Воздух был наполнен свежестью. Между землей и смеющимся солнцем пели жаворонки.