После ухода Артыка Нияз-бек не сразу решил, как ему держать себя с человеком, прибывшим к нему, очевидно, по важному делу. Слово «турок» заставило его сердце забиться радостно и тревожно. Оно открывало такие перспективы... Однако Нияз-бек постарался взять себя в руки. «Кем бы ты ни был, а я тебя не звал», — мысленно проговорил он и вопросительно посмотрел на гостя. Тот повторил:

— Эфенди (Эфенди — господин (турецк.)), я — османский турок.

— Осман?.. Рад тебя видеть.

— Меня зовут Хамид-бек.

Если бы это слышали Артык или Эзиз-хан, они подумали бы, что существуют люди, похожие друг на друга, как две половинки разрезанного яблока, и не смогли бы подавить сомнений. Но Нияз-бек, сомневаясь в национальном происхождении гостя, принял на веру его имя.

— Откуда вы прибыли, уважаемый Хамид-бек?

— Я из Стамбула...

— Из Стамбула?

— Побывал у Нури-паши...

Слово «Стамбул» так же волновало Нияз-бека, как и слово «осман». Имя Нури-паши приятно ласкало слух: Нияз-бек знал, что так зовут командующего турецкими войсками, вступившими на Кавказ.

— А куда держите путь? — спокойно продолжал хозяин, как будто в той откровенности, с которой говорил гость, не было ничего необычного.

— К вашему превосходительству, эфенди.

— Ко мне?

В этом вопросе Нияз-бека уже проглядывало удивление и даже недоверие. Гость оглянулся на дверь и ближе наклонился к хозяину.

— Я благодарю аллаха за то, что именно мне оказана честь посетить ваше превосходительство.

Странный гость говорил, путая туркменские и турецкие слова. Нияз-бек не все понимал, но основная суть для него была ясна. Не доверяя так слепо, как Эзиз, хотя этот визит и отвечал его тайным стремлениям, он вежливо намекнул на необходимость предъявить документы.

Хамид-бек, еще раз удостоверившись, что они одни, быстро и ловко достал из-под фальшивых подметок своих коричневых ботинок бумаги, завернутые в тонкий прорезиненный шелк, и почтительно подал их Нияз-беку.

— Эфенди, — сказал он, при этом понижая голос до шепота, — если эти бумаги попадут в руки русских, все равно — красных или белых, мне грозит смерть. Но я доверяю вам, как брату, свою кровь и жизнь.

Нияз-бек развернул один из документов и кое-как разобрал написанное. Это был турецкий паспорт на имя Хамид-бека, уроженца Стамбула. Другой документ был удостоверением на то же имя, подписанным самим Нури-пашой. Теперь у Нияз-бека не осталось больше сомнений в том, что перед ним сидит настоящий османский турок, и его черные глаза заулыбались гостю:

— Хамид-бек! Приходящий — богатство в доме, уходящий — нищета. Благодарение аллаху за ваш приход! Я готов служить вам.

— Я счастлив быть вашим гостем, ваше превосходительство...

Не прошло и часа, как скромная комната, в которой Нияз-бек принял Артыка, неузнаваемо изменилась. Вместо грубой домотканой скатерти, разостланной на ковре, и простого угощения, на столе, покрытом белоснежным полотном, появились вина, ликер, разнообразные закуски. Хамид-бек, завладевший волей хозяина, чувствовал себя как дома. После сытного завтрака разгоряченные напитками гость и хозяин расположились на ковре, подложив под бок пуховые подушки, услужливо поданные тем же молодым молчаливым джигитом, который исполнял у Нияз-бека обязанности денщика. Он же разостлал между ними узорную скатерть, перенес сюда ликер и подал чай. Казалось, теперь странный гость спешил выполнить свое обещание, данное Нияз-беку в первую минуту, — раскрыть перед ним свое сердце. Но внимательный наблюдатель без труда заметил бы, что Хамид-бек, отвлекая внимание хозяина, несколько раз подменял ликер в своем бокале остывшим чаем. Он хотел казаться более пьяным, чем был на самом деле, старался укрепить веру Нияз-бека в то, что он вполне откровенен и искренен.

— Нияз-бек! — воодушевленно говорил он. — Вы были русским офицером. Теперь вы — сын и представитель своего народа... Вы понимаете, все мы — братья по крови. Сколько уже лет наши народы живут в горькой разлуке. Враги грызут наши кости...

Нияз-бек был одним из организаторов «Кокандской автономии». Он сам не раз выступал перед колеблющимися с туманными речами в исламистском духе. Но сейчас он впервые ощущал дыхание той силы, которая, как ему казалось, действительно могла стать могучей опорой автономистов и к тому же нуждалась в нем, Нияз-беке. Иначе зачем же прибыл к нему посланец Стамбула и Нури-паши?.. Короче говоря, если Эзиз-хан слепо доверился Абдыкерим-хану, то Нияз-бек последовал за ним с открытыми глазами. Но, несмотря на двойное опьянение — от сладких вин и от еще более сладких мечтаний, у него оставалась еще доля здравого смысла.

— Эфенди, — дыша ему в лицо, требовательно говорил Хамид-бек, — по этому вопросу я хочу знать ваше мудрое мнение.

— «Созрей яблоко, и упади мне в рот!» — такими словами, Хамид-бек, еще не сделаешь дела.

— Ха-ха! — деланно рассмеялся Хамид-бек. — Вы действительна мудрец, господин Нияз-бек! Легко сказать — «надо объединиться», но трудно объединиться на деле.

Всем своим видом Хамид-бек красноречиво показывал, что он очень огорчен сомнениями Нияз-бека и его неверием в могущество зеленого знамени. Он горячо говорил еще несколько минут о том, какие блистательные перспективы открываются перед Нури-пашой и его войсками на Кавказе. Но, внезапно оборвав речь, в упор взглянул на хозяина и задал ему неожиданный вопрос:

— А скажите, эфенди, как вы смотрите на союзников?

— На каких союзников? — переспросил озадаченный Нияз-бек.

— На союзников России, ну... хотя бы на англичан?

— У нас, — уклончиво ответил Нияз-бек, — самого хитрого человека сравнивают... с англичанином.

— Это я знаю, — прервал его Хамид-бек. — Но я хочу знать другое: если в Туркестан или в Закаспийскую область придут англичане, как вы на это посмотрите?

— Хамид-бек, не бывает ничего хорошего из дружбы с тем, кто выше и сильнее тебя. Если уж мы сами не сможем отвоевать себе автономию, то по поговорке: «С привычным врагом и воевать легче», — мы русских всегда предпочтем англичанам. Русские нам ближе, понятнее.

Ответ туркмена сильно подействовал на Хамид-бека. Чтобы скрыть свое волнение, он схватил рюмку ликера и, поднеся ее к губам, бросил быстрый взгляд на Нияз-бека. Теперь в его вороватых глазах блеснула открытая злоба. Но Нияз-бек ничего не заметил.

— Почему я спрашиваю об этом? — продолжал Хамид-бек. — Если турки займут Кавказ и пройдут в Туркестан, для союзников это — смерть. Поэтому англичане хотят опередить их. Конечно, на Кавказе они не смогут перерезать нам путь. Но сюда, в Закаспийскую область, у них есть возможность выйти через Иран. Через Кашгар они могут дойти до самого Ташкента. Так вот скажите, если сюда вторгнутся англичане, кому вы протянете руку: нам или союзникам?

Нияз-бек не особенно удивился тому, что Хамид-беку так хорошо известны военные планы союзников. Хамид-бек в его глазах был человеком дипломатической службы, которому должно быть известно все. Но вместе с тем он подумал, что и ему самому в этом разговоре надо быть дипломатом, и продолжал отвечать так же уклончиво:

— Хамид-бек, я вам уже говорил: если вы располагаете такой силой, что можете оказать нам военную помощь, то и мы протянем вам руку, если же нет... В таком случае не лучше ли будет протянуть руку русским и постараться вместе с ними восстановить прежний строй? «Лучше драться с врагом, которого знаешь», — так говорит наша пословица...

Когда закончилась эта беседа, Хамид-бек, несмотря на неопределенность ответов Нияз-бека, мог быть доволен: он все же узнал об отношении туркменских автономистов к англичанам и туркам. В конечном счете, как стало ему ясно из слов Нияз-бека, решает сила. Почти неделю прожил он в доме Нияз-бека в качестве почетного гостя и это время употребил на то, чтобы разведать настроения близко стоящих к нему людей. Ничего невероятного не было бы и в том, если бы оказалось, что Хамид-бек, облачившись в другую одежду и говоря на русском языке, обошел бы главные учреждения города. Может быть, он имел беседу и с эсерами, занимавшими руководящие посты в областном совете, может быть, заложил в Ашхабаде базу какого-нибудь правительства. Кто знает? Нияз-бек этого не знал и едва ли мог подозревать подобное. Он считал Хамид-бека и в самом деле посланцем Нури-паши.