Духовный отец, пятясь и кланяясь, вышел из помещения.

— А у вас что за вопрос, Михаил Дмитриевич? — обратился Завойко к полицмейстеру, чтобы потом наедине поговорить со своим помощником.

— О семьях, ваше превосходительство, надо побеспокоиться, — высказал предложение Губарев.

— Да, конечно, — сразу согласился губернатор. — Женщин, детей, стариков нужно незамедлительно отправить в безопасные места, согласно нашему прожекту. Для этой цели, как говорили, используйте казенные и обывательские подводы. Полагаю, помимо прочих селений, несколько семей можно разместить за Сероглазкой, в хуторе Авача. Впрочем, на ваше усмотрение. Распоряжайтесь!

— Слушаюсь! — Губарев козырнул и проворно исчез за дверью. Он понял главное: семью Завойко и близких к губернаторской семье надо немедленно отправить в хутор Авача. Это в двенадцати верстах от порта.

Арбузов приблизился к столу.

— Ваше превосходительство, — начал неторопливо он. — Я внимательно выслушал ваш прожект обороны города. Вы нигде не упомянули моей фамилии. В сложившейся ситуации получается, что я, как священник Георгий, не знаю куда теперь приобщиться.

— У вас на руках есть мое предписание, — сухо ответил Завойко. — Выполняйте его.

— Положение, ваше превосходство, у меня ныне должно быть иным, — возразил Арбузов. — Как я могу покинуть порт в такое время?

— Не сейчас бы вам заводить пустой разговор, — сказал губернатор и поднялся из-за стола. — Выполняйте то, что вам предписано.

Арбузов стоял обескураженным. Оскорбленный и униженный, он не находил слов, чтобы доказать, как неправ и несправедлив к нему губернатор. А Завойко, держа фуражку в руке, ждал когда освободит помещение его помощник.

— Честь имею! — козырнул Арбузов и удалился. С минуту постояв в раздумье у угла губернской канцелярии, он снова вернулся в помещение и почти столкнулся с Завойко.

— Извольте выслушать, — настойчиво сказал Арбузов.

— Постарайтесь изложить коротко, — предупредил губернатор. — Я спешу.

— При исключительных обстоятельствах, — произнес Арбузов, — ввиду угрожающего противника, применяясь к точному смыслу военного закона…

— Что вам угодно? — не выдержал Завойко.

— Я капитан 1 ранга, — нервно заявил Арбузов, — ваш помощник, капитан над портом и командир флотского экипажа. Военный закон гласит, что всякий служащий при исполнении возложенных на него обязанностей должен исполнять их по точной силе и словам закона…

— Ну-с?

— Далее в законе говорится, что капитан над портом под страхом смертной казни не оставляет своего поста…

Завойко предупредительно поднял руку.

— Не затрудняйтесь, господин Арбузов, перечислять все пункты военного закона, — хмуро сказал он. — У меня нет времени, но вам одну минуту уделю. С вашим прибытием в Петропавловск слышу от своего помощника только жалобы. Вы умеете превосходно канючить и ныть. Вы недовольны всем и вся. Вместо того, чтобы заняться в порту делом, распускаете вздорные слухи, говорите людям скабрезности. Вы ставите под сомнение честность вполне порядочных людей, за глаза мажете дегтем руководство губернии. Это гнусность! Непристойно при вашем положении утверждать, что в порту якобы насаждается негодная система управления.

— Откуда все это вы взяли? — вспыхнул Арбузов, — Вам наплели вздор! Это навет!

— Пользы от вас никакой не предвижу, — заявил губернатор, не беря во внимание возражения. — А посему отрешаю от всех возложенных на вас должностей.

Арбузов начал хватать ртом воздух.

— Как отрешаете?! — вскричал он. — Я назначен сюда высочайшим приказом по флоту…

— Я вас не задерживаю, — нарочито пониженным голосом произнес Завойко.

То, что произошло между губернатором Камчатки и его помощником, удивит многих. Истинная причина их резкого разрыва останется загадкой, скрытой временем, над которой потом будут долго ломать головы историки, психологи, литераторы, но к общему мнению так и не придут. Однако факт остался фактом — Завойко и Арбузов поссорились между собой надолго и всерьез, поссорились в самый неблагоприятный момент для тех, кто в августе 1854 года готовился к обороне Петропавловска. Нудная, навязчивая настырность одного и упрямый характер другого сделали свое неблагородное дело. Генерал-губернатор и капитан 1 ранга разошлись в трудный час как недруг с недругом…

ПОД ЧУЖИМ ФЛАГОМ

В половине первого часа пополудни с дальнего обсервационного поста подали еще один условный сигнал: «Вижу корабль». Это сбило петропавловцев с толку. Был уже сигнал: «Вижу эскадру». Какой считать правильным? Явная путаница!

С Сигнальной батареи громыхнуло крупнокалиберное орудие, извещая окрест о приближении неприятеля. По распоряжению губернатора в порту ударили тревогу. На кораблях зазвенели колокола громкого боя, засвите-стели боцманские дудки, зазвучали горны, на берегу дробно забили барабаны. Минутами позже над Петропавловском разнесся тревожный звон церковного колокола.

Как надо занимать боевые места, без суеты и паники, показал лейтенант Дмитрий Петрович Максутов. Он выстроил прислугу недалеко от губернской канцелярии. Неторопливо пройдясь перед строем, офицер сделал одному, второму солдату замечания по внешнему виду, затем сказал:

— Братушки! Пришел грозный час, когда каждый из нас, не жалея живота своего, должен молодецки показать себя в ратном деле, защищая веру, царя-батюшку и Россию-матушку. Готовы ли положить свои головы на алтарь Отечества? Готовы ли умереть — не отступить?

И сто двадцать глоток рявкнули:

— Умрем — не отступим?

— Молодцы!

На похвалу командира ответили обрывисто:

— Рады стараться, ваше благородье!

Максутов повернул строй направо, скомандовал:

— К батарее номер два шагом — марш! — Дав строю сделать несколько гулких шагов, выкрикнул — Песенники, вперед! Запевай!

Над портом взвилось бодрое, задорное многоголосье:

За царя, за Русь святую Грянем песню в добрый час…

Мальчишки-кантонисты с деревянными саблями и ружьями, подражая старшим, весело зашагали за строем.

Солдатские дети, по воле судьбы лишенные родительской ласки, тянулись к военным. Жили они рядом с казармами в казенном доме, именуемым интернатом, воспитывались и содержались за счет государственной казны. «Солдатские сироты», как их называли петропавловцы, еще толком не осознали, почему сегодня так бодро шагают артиллеристы на свою батарею. Привыкшие к примерным тревогам, к громким орудийным раскатам, мальчишки и в этот день не испытывали страха. Наоборот, они предвкушали увлекательное зрелище: пушки будут палить по парусам-мишеням!

Губернатор заглянул на минуту домой. Семью не застал.

— Насилу выпроводил я их, — сказал главе семейства старый Кирилл, с кряхтеньем запрягая лошадь в нагруженную скарбом телегу, — Мальчонка старшой шибко просился остаться. С папой хочу, говорил, — и все тут дела. Догоню я их еще до Сероглазки.

Василий Степанович, бегло взглянув на в беспорядке наложенные в телегу вещи, сокрушенно покачал головой.

— Береги семью, Кирилл, — наказал он. — Следи, чтоб никто не простудился. Через воду ведь не раз проходить придется.

— Особо, барин, не кручиньтесь, всех ухраню, — душевно пообещал старик. — Сами-то берегите себя. Молиться за вас ежечасно будем, чтоб лихая напасть миновала. Ну, с Богом! — Кирилл неуклюже обнял хозяина дома и, шмыгнув носом, отвернулся к телеге.

— Вели не беспокоиться, — произнес Василий Степанович. — Оборона у нас крепкая.

— Трогай, милая! — прокричал старик. — Поехали! — Кирилл зашагал рядом с возом, не оглядываясь…

Губернатор обосновал свой командный пункт около аванпоста, на Сигнальном мысе. С этого места, как он знал, лучше всего наблюдать за бухтой. Отсюда люди первыми увидят корабль, вывернувшийся из-за Ракового перешейка.

— Пока, Петр Федорович, время терпит, — сказал Завойко капитан-лейтенанту Г аврилову, — распорядитесь, чтобы с берега доставили сюда бочку с керосином. Не полную, чтоб на воде могла держаться, якорек к ней привяжите.