— Я помню все, что сказал. Забыть не могу, — с горькой усмешкой прервал он. — Так же, как и то, что ты не ответила мне.

— Я не могла. Тогда не могла. Но теперь могу…

— Не сомневаюсь. Впрочем, не трудись озвучивать ответ. Я, конечно, идиот, но не такой, чтобы не понять его, даже если он и не в словесной форме. Я был у тебя дома, Молли, и слышал сообщения твоего… — Рэнди тяжело сглотнул, пытаясь пропихнуть вставший поперек горла противный сухой комок, и продолжил:

— Твоего любовника. Так что не пытайся что-то придумывать. Не унижай ни себя, ни меня жалкой ложью.

— И не собиралась. Я… я хотела сказать, что тогда не могла ответить… Я люблю тебя, Рэнди, люблю…

— О, ты прекрасно и убедительно продемонстрировала мне свое чувство. Каково же, интересно, придется тому, кого ты возненавидишь?

Молли словно и не заметила его замечания.

— ..Очень люблю. Но в тот день я не могла поклясться, что это по-настоящему, на всю жизнь. Я не знала, что будет, если вдруг Кларенс захочет вернуться в мою жизнь…

— Зато теперь мы оба это знаем.

— Нет, Рэнди, теперь я одна знаю это, — твердо сказала она, поднялась с кресла и подошла к нему почти вплотную. — Да, я поехала к нему, когда он снова позвонил. Но не потому, что хотела вернуться. Нет, Рэнди, не потому.

Мне нужно было убедиться, что чувство, которое я испытываю к тебе, самое, единственное и неповторимое, «безбрежнее неба», как ты говоришь… Мы с ним встретились… словно чужие люди. По крайней мере, он показался мне таким. Я… я даже поверить не могла, что когда-то этот пожилой мужчина занимал такое важное место в моей жизни!.. Мы сидели в ресторане и разговаривали на самые разные темы… нейтральные и личные. Я слушала его с вежливым интересом, отвечала на вопросы, даже на интимные. Честно сказала, что в моей жизни появился ты, человек, который мне очень нравится, которого я… люблю. Он не поверил, стал утверждать, что это не настоящая любовь, а просто вожделение, нормальное, естественное состояние женщины, долго лишенной сексуальных удовольствий. Я… признаюсь, я разозлилась и вспылила, наговорила не самых лестных для него слов.

Мы расстались почти враждебно… Но на следующее утро он разыскал меня в отеле и попытался убедить, что я по-прежнему люблю его…

Молли прервалась. Во рту у нее пересохло, но не от долгой речи, а от волнения. Слишком уж многое зависело от того, сможет ли она найти веские, правильные слова. Рэнди молча ждал продолжения, глядя через ее плечо на стену.

— Посмотри мне в глаза, Рэнди, посмотри и реши сам, лгу ли я тебе. Я не спала с ним. Не спала, потому что мне отвратительна была даже мысль о том, чтобы принадлежать кому-то, кроме тебя. Я люблю тебя, Рэнди, только тебя, по-настоящему, на всю жизнь! И никогда не буду принадлежать никому, кроме тебя! Если, конечно, ты захочешь меня… — закончила она упавшим голосом.

И он поступил так, как она просила, — заглянул в самую глубину этих зеленых озер, и увидел там…

Что именно?

Столько всего, что даже и не перечислить в одном предложении: и мольбу поверить, и искреннее, неподдельное чувство, и обещание счастья на долгие-долгие годы, и кипение страсти, от которой у него занялся дух, и призыв…

Такой призыв, что Рэнди позабыл обо всем на свете и сделал именно то, о чем думал, открыв дверь и увидев ее на пороге, — подхватил на руки, отнес в спальню, положил на кровать и принялся покрывать жадными поцелуями…

И Молли отвечала, отвечала со всей силой долго сдерживаемой и неутоленной страсти. У нее даже руки дрожали от волнения и нетерпения, когда она начала расстегивать пуговицы его рубашки. Они не могли ждать больше ни единого мгновения и соединились…