Акива.  Тысячу человек?

Адриан.  Две тысячи, клянусь Юпитером! Из них тысячу детей! Какую возможность ты предпочитаешь?

Акива.  Разумеется, вторую.

Адриан.   Хвала Юноне, царице богов, благоразумие не оставило тебя.

Акива.    Но освобождение людей, наверное, связано с каким-нибудь условием?

Адриан.  Ты опять прав. Но это не условие, а моя просьба. Если ты удовлетворишь ее, я обязуюсь сделать все, о чем я говорил.

Акива.  Если в твоей просьбе нет ничего, связанного с вероотступничеством, клятвопреступлением или лжесвидетельством, я готов приложить все силы, чтобы ее исполнить.

Адриан.  Просьба состоит в одном вопросе. Разъясни мне, зачем ты все это затеял три года назад? Ради чего ты залил свою страну кровью и обрек столько людей на муки и смерть?

Акива.  Кровью мою страну залил не я.

Адриан.   Ты, Акива! Ты открыл врата для смуты, благословил фанатиков, внушил своим людям ложную надежду. Без твоих слов о мессии за этим авантюристом Бар Кохбой  никто бы не пошел, и бунт удалось бы подавить  за месяц. Твои евреи шли на смерть только потому, что верили тебе.

Акива.  Они бестрепетно шли на смерть, потому что верили в Бога.

Адриан.  Оставь риторику, Акива! Скажи мне, чего ты действительно желал?

Акива.  Правила симпозия предусматривают загадки. Попробуй догадаться сам, Адриан. Ты ведь наверняка думал об этом.

Адриан.   Конечно, думал. Ты надеялся на помощь парфян и хотел перейти под руку парфянского царя?

Акива.   Разве я кажусь тебе столь наивным?

Адриан.   Ты хотел поднять на восстание всех евреев империи, сокрушить Pax Romana и установить еврейскую власть?

Акива.   Разве я кажусь тебе столь безумным?

Адриан.   Ты верил, что этот мужлан Бар Кохба в самом деле посланник Бога?

Акива.   Разве я кажусь тебе столь легковерным?

Адриан.   Тогда почему, Акива? Клянусь алтарями предков, я не нахожу ответа! Разреши мое недоумение, и я прибавлю к освобожденным пленникам  еще тысячу человек.

Акива.   (Становясь очень серьезным).  Как бы это тебе объяснить, Адриан? Я хотел понять, есть ли Богу дело до нас? Вмешивается ли Он в ход событий, как раньше? Присутствует ли Он в человеческих делах?

Адриан.  И к какому же выводу ты пришел?

Акива.  К самому отрадному. Ему есть до нас дело. Он не оставил нас своим попечением. Он сражался на нашей стороне.

Адриан.   На вашей стороне?! Ты смеешься, Акива! Ваша страна лежит в руинах, поля усеяны трупами, города разрушены, деревни сожжены, всюду голод, запустение и хаос, евреев тысячами продают в  рабство! Скоро  самая память о вас изгладится из истории!

Акива.  Этого никогда не произойдет.

Адриан.  Это уже происходит! Я прикажу именовать эту землю Палестиной, вашу столицу назову Элия Капитолина или Адрианополь, а вас самих прикажу называть северными арабами или южными сирийцами. Через два поколения все забудут о вас, о вашей гордыне и вашем боге!

Акива.  Из этой затеи ничего не выйдет. Эта земля всегда будет называться землей Израиля, святой город будет именоваться Иерусалимом, а наш народ всегда будет помнить о том, что они –евреи. Народ мой никогда не исчезнет, а все враги его, какими бы могущественными они не казались, рассеются с лица земли.

Адриан.  (Овладевая собой). Время покажет кто из нас прав. Мне только жаль, что я не смогу там дернуть тебя за хитон и показать тебе, что все вышло именно по-моему.

Акива.  Отчего же? Из Вечности, куда мы все отойдем, мы сможем наблюдать за всем, что тут происходит.

Адриан.  О боги! Это уже слишком! Боюсь, мы теряем время, Акива. Я с сожалением констатирую, что ты не захотел удовлетворить мою просьбу. Ты выбрал язык откровенной издевки и досужих бредней. Я могу считать себя свободным от всех обязательств.

Акива.   Помедли немного, цезарь Адриан! Наш симпозий все еще длится?

Адриан.   Допустим.

Акива.  В таком случае, позволь и мне оспорить твой тезис. Мне кажется, я вижу, где ошибка в твоих рассуждениях. Ты позволишь мне высказать мое мнение?

Адриан.   Говори, Акива.

Акива.  То, что тебе кажется поражением, на самом деле – победа. То, что тебе кажется концом, на самом деле – начало.

Адриан.   Не понимаю.

Акива.  Я скажу тебе притчу. Вот сеятель бросает в борозду зерно. Какова его судьба? Если зерно не умрет, то так и останется в земле, во мраке и безвестности. Оно не даст плода, и память о нем сгинет. Если же оно умрет, оно принесет плод, и вырастет колос, а потом - заколосится нива. И хотя зерно умрет, но, тем самым и победит. И зерна не исчезнут, и память о них пребудет вовеки.

Адриан.  (После паузы) Зерно и поле?

Акива.  Да, цезарь.

Адриан.  Добровольное жертвоприношение?

Акива.  Да, цезарь.

Адриан.  Флегонт! Указ императора. Акива, сын Иосифа, должен  умереть. Разработку церемониала казни возложить на трибуна Валерия Пизона. Все главари еврейского восстания, так называемые рабби, учителя, наставники, мудрецы и прочие, должны быть преданы суду и осуждены на смерть.

Акива.   Но, цезарь, как можно осуждать до суда? Как же правосудие, римская юстиция?

Адриан.  Оставь пустяки, Акива. Речь идет о серьезных вещах. Флегонт! Пиши дальше. Все эти люди должны быть казнены в один день, при большом стечении народа, причем Акива должен умереть последним, видя мучения и смерть своих приспешников.

Акива.  Но, цезарь, эти люди ни в чем не виноваты! Никто из них никогда не брал в руки оружия. Они – просто ученые и толкователи Писания…

Адриан.  Умолкни, Акива! Наш симпозий окончен. Ты теперь пленник, которому надлежит смиренно слушать. Не открывай больше рта, если хочешь дослушать мой указ до конца. Флегонт! Мы продолжаем. Император повелевает отобрать из числа пленных пять тысяч детей обоего пола. Среди детей не должно быть больных, увечных, слабоумных и сирот. Детей надлежит отпустить на свободу и снабдить припасами. Родителей этих детей следует продать, мужчин отдельно от женщин, за пределы провинции Римская Сирия. Детям присвоить  наименование «Сыновей Акивы» с разъяснением им смысла этого названия и обстоятельств их освобождения. Далее. Евреям под страхом смерти  запрещается проживание в областях Иудея и Самария. Им также запрещается приближаться к бывшему Иерусалиму на расстояние ста греческих стадиев. Контроль за исполнением указа возложить на проконсулов  Секста Миниция Фаустина и Марка Тинея Руфа. Флегонт! Оформи указ по всем правилам  и представь мне на подпись завтра утром. Понятен ли тебе смысл указа, Акива?

Акива.  Да, вполне понятен.

Адриан.  Тогда ступай прочь, Акива. Мы больше не увидимся. Флегонт распорядится, чтобы конвой тебя не обижал.

Акива.  «И сказал Моисей фараону: «Верно говорил ты, ты не увидишь больше лица моего». Благодарю тебя, цезарь, за те милости, которые ты мне оказал. Жду тебя в вечности. Желаю тебе легкой смерти, Адриан.

Финальная сцена – перед  казнью Акивы.

Пизон и Акива.

 Акива в комнате под трибунами арены в Кейсарии. Он что-то читает. Входит Пизон.

Пизон.  Почтеннейший Акива! Сочиняешь очередное воззвание к бунтарям или обосновываешь избранность своего пархатого племени над остальными людьми?

Акива.  Что тебе нужно, Пизон?

Пизон.  Я пришел, чтобы рассказать тебе о твоей казни. Вообще-то, это дело глашатая на арене, но я не мог отказать себе в этом маленьком удовольствии.  Благодарение римским богам, ты должен сегодня умереть, и мы, наконец, решили как именно. Я предлагаю тебе казнь, при которой ты сможешь видеть судороги и слышать крики своих дружков, а они смогут видеть во всей красе тебя. Мы привяжем тебя к столбу, и будем сдирать с тебя шкуру острыми железными крючьями. Начнем с ног, потом все выше, выше… Наши палачи не дадут тебе потерять сознание, чтобы продлить удовольствие тебе и зрителям. Это будут лучшие часы в твоей жизни, чесночный мудрец! Видишь, как я забочусь о тебе! Но разве от жидов можно ожидать благодарности? Я на нее и не рассчитывал. Меня утешает мысль, что я исполню повеление цезаря и увижу, как ты корчишься в крови, жидовский ублюдок!