Гамалиил.  Я вновь призываю вас к порядку! Успокойтесь же! Что это нашло на вас сегодня? Требую тишины!  (Шум продолжается).

Акива.  Дети мои, нельзя ли потише?  (Шум сразу стихает). Я понимаю ваши чувства, но если вы будете так кричать, вы не услышите голоса истины. Рабби Гамалиил, ты позволишь мне высказаться по поводу сомнений, обуревающих наших учеников?

Гамалиил.  Говори, только коротко.

Акива.  Как можно короче! Мои дорогие, в ваших словах я чувствую  страх,  и даже отчаяние. Мне ваши опасения кажутся беспочвенными. Помните, что все истинные бедствия происходят от боязни мнимых. Чего боитесь вы? Что Мессия будет потрясен зрелищем руин Храма? А что ужасного в том, что Храм разрушен? Что есть Храм? Разве это не просто камни, железо, дерево, золото? Да, камни разрушены, дерево сожжено, золото расплавлено. Но ведь  разве это главное в Храме? Душа его, святая Шхина – присутствие Божие, разве она сгорела и уничтожена? Она покинула Храм, но не отправилась в изгнание! Она здесь, она незримо обитает среди нас, она в четырех локтях Закона! Она со всеми, изучающими Тору и читающими слово Божье!

Все.   Это правда! Ты утешил нас! Акива, ты – великий утешитель!

Акива.  Дети мои, вы опасаетесь, что Храм не удастся восстановить? Разве забыли вы, что сказали ангелы Господни нашей праматери Сарре, когда она усомнилась, сможет ли родить в старости? Они сказали ей: есть ли что трудное для Господа? Так и для посланника Божьего будет ли что трудное? Захочет он – и толпы народа устремятся в Иерусалим со всех концов нашей земли. И найдется новый зодчий Адонирам, и пошлет Господь строителям червя-камнееда Шамир, и люди будут с ликованием и радостью возводить стены дома Господня! Захочет он – и восстановит Храм в мгновение ока, так, что даже слово не успеет сорваться с ваших уст! Вы говорите, что Иерусалим полностью разрушен. Там не только нет царского дворца, но не найти ни одного целого здания. Где же мы посадим Мессию? Но что, если Мессии не нужно великолепие дворцов, мрамор, золото и хрусталь? Что, если он примет нас в простом пастушеском шатре, как принимал некогда ангелов праотец наш Авраам? К чему нам гадать, дети мои, если совсем скоро мы все узрим ясно? К чему нам сомневаться, если Господь посылает нам столь явные знаки? Чего нам бояться, если посланник Божий сам ободряет нас? Укрепись духом, народ Израиля! Вера твоя будет вознаграждена!

Все.  Как замечательно ты сказал, Акива! Ты говоришь как пророк! Ты утешил нас! Это наш Эзра! Это новый Моисей! Веди нас, Акива!

Акива.  Дети мои, умерьте ваши восторги! Вы переходите границы разумного. Я рад, если утешил вас, но прошу вас даже в радости не терять чувства меры.

Гамалиил.  Вот разумные слова! Акива, ты утверждаешь, что и разрушение Храма не столь важно, и что  восстановление его не должно нас заботить, и что Мессия может принимать поклонение народа не в царском дворце, а в пастушеском шатре. Что ж, видимо, все  наши представления о днях прихода Мессии неверны! Не скажешь ли ты нам, что ожидает нас в таком будущем? Какими явятся грядущие дни для всех нас?

Все.  Да, Акива, расскажи нам, что нас ждет?

Акива.  Мои дорогие, всех нас ожидает такое, чего мы и представить себе не можем. Не видел того глаз, не слышало того ухо, не постигла того мысль, что приготовил Господь любящим Его! Я расскажу вам притчу. Некая женщина зачала в добрый час от мужа и вот, в животе у нее тройня. Три зародыша эти, как и положено в притче, наделены всеми человеческими чувствами и, сверх того, зрелым разумом. Более всего братьев интересует окружающий их мир, а также то, долго ли им там пребывать?  Один из них, простак, все спрашивает: братья, неужели мы вечно обречены находиться здесь, в этом тесном и темном пространстве? Другой, злодей, мнящий себя умником, говорит: братья, не питайте напрасных иллюзий, не льстите себя пустыми надеждами! Конечно, мы все время будем оставаться здесь. Мир наш, правда, невелик и ограничен, но зато он обжит нами, он нами исследован. Здесь мы знаем, чего ожидать,  сам ход вещей нам понятен. Расставание с этим миром было бы для нас гибелью и катастрофой. Третий из братьев, мудрец, провозглашает: нет, братья, нам не вечно тут находиться! Это всего лишь наше временное обиталище. Настанет день, и мы покинем его, и тогда нас ожидает нечто небывалое и невообразимое. Я даже не могу описать вам этого, братья, в вашем языке нет слов для обозначения этого нового, невероятного для вас мира. Поверьте мне, не смерть нас ожидает, но жизнь! И вот приходит время родов.  Простак в смятении, злодей в страхе, мудрец ликует. Кто же из них в итоге оказывается прав?   Тишина, пауза.

Натан.  Рабби, эта притча  нуждается в толковании.

Акива.  Дети мои! Я сказал вам более  чем достаточно. Сейчас нам нужно идти в синагогу. Нас все ждут, пора начинать молитву!

Сцена в Доме Учения вечером. Гамалиил с Акивой. Разговор про Мессию.

Дом учения, поздний вечер. Акива сидит за столом и  при свете лампады что-то пишет. Появляется слуга.  

Слуга.  Рабби Акива! Мой господин Рафаил Бен Амрам приглашает тебя на пир в честь обрезания его сына. Он просит тебя оказать ему честь своим приходом.

Акива.  Передай своему господину мои поздравления, благодарность за приглашение и скажи, что я скоро приду.

Слуга кланяется и  уходит. Заходит Гамалиил.

Гамалиил.  Ты позволишь мне нарушить твое уединение, Акива?

Акива.  Заходи, Гамалиил, садись, милости прошу. Не ожидал тебя увидеть, я думал, ты уехал в свое поместье.

Гамалиил.  Я решил остаться в Лоде. Мне нужно поговорить с тобой, и я понимал, что, прежде всего, нужно отправиться сюда. Почему ты не идешь домой?

Акива.  Дом мой пуст, как тебе известно. Меня там никто не ждет, кроме Якова, моего домоправителя. Но он уже очень плох, почти все время дремлет у огня, как старый пес.

Гамалиил.  Почему бы тебе не сменить его?

Акива.  Как это сменить? Выгнать? Куда же старик пойдет? Бог с тобой!   Он и его Мирьям  прислуживали еще на нашей свадьбе с Рахилью.

Гамалиил.  Акива, мое письмо с возражениями ты, конечно, оставил без внимания?

Акива.  Конечно.

Гамалиил.  Там ведь излагались доводы еще четырех человек.

Акива.  Какое это имеет значение? Все эти соображения мне известны, и я дал на них ответ. Все равно ведь академия уже проголосовала. Моя позиция полностью принята. Я мог бы ответить из вежливости, но мне было жаль времени. Его в обрез у каждого из живущих, а у меня сейчас в особенности.

Гамалиил.  На что же, позволь спросить, ты нашел время, которого у тебя не хватило для главы Синедриона?

Акива.  Да будет известно главе Синедриона, что я пишу письмо тому,  кого я считаю единственно достойным быть главой Синедриона.

Гамалиил.  Ишмаэлю?

Акива.  Да.

Гамалиил.  Он пишет еще кому-нибудь, кроме тебя?

Акива.  Наверное, нет. Он и мне пишет не так часто. Пару строк о себе, всегда только о болезнях, а потом – комментарии к Писанию.

Гамалиил.  О законах не пишет ничего?

Акива.  Ничего. Он даже в суде больше не заседает. Занимается только Писанием и ничем другим заниматься не хочет.

Гамалиил.  Он бы одобрил твое решение?

Акива.  Не знаю. Я написал ему, но даже не рассчитываю получить ответ.

Гамалиил.  С ним бы ты говорил так же, как со мной? (Молчание). С ним бы ты говорил по-другому?

Акива.  С ним – да. Что ты хотел спросить? Ты же пришел зачем-то.

Гамалиил.  Тезисы готовы, академия высказалась однозначно. Теперь решение Синедриона предрешено?

Акива.  Безусловно. Но ты можешь написать возражение  в Высший суд при Синедрионе. Так когда-то поступил Рабби Элиэзер. Прецедент есть.

Гамалиил.  Это тоже ничего не изменит. Так, пустая формальность. Что бы ты делал на моем месте?

Акива.  Я бы не оказался на твоем месте. А уж если бы так вышло, то или пошел бы за большинством, или покинул бы свой пост.