Давид.  Натан, что делать? Я должен ему что-то сказать?

Натан.  Ответь ему, все равно молитва испорчена. Но на тебе нет греха, ты прервал молитву не по своей воле.

Давид.  Я не Мессия. Я обыкновенный человек. Отпусти меня, я ничего не сделал.

Септимий.  Кто вы такие?

Натан.  Мы – ученики академии Рабби Гамалиила в Лоде. Мы мирные люди, у нас нет оружия.

Септимий.  Что вы здесь делали?

Иосиф.  Мы молились.

Септимий.  Что за молитва ночью? Почему не отвечали на вопросы?

Даниил.  Молитва называется «Освящение Луны». Когда ее произносят, нельзя ни на что отвлекаться, тем более, разговаривать.

Марий.  И этих придурков мы приняли за демонов? Когда римский патруль спрашивает, надо отвечать быстро и четко, ты понял, жидок?  Бьет его.

Луций.  Так ты Мессия или нет?

Даниил.  Конечно, нет. Если бы я был Мессией, я бы…  Сжимает в бессильной ярости кулаки.

Марий.  Что? Ты бы сожрал нас и всю римскую армию?  Бьет его.  Ну-ка скажи, что ты Мессия! Быстро скажи!  Бьет еще раз.

Луций.  Быстро сказал, что ты – Мессия, иначе меч в брюхо!

Появляется  выпивший  Аристобул. Он идет,  покачиваясь, обращаясь к  невидимому собеседнику:

Аристобул.  А на это, Теодор, я собираюсь возразить так: если Бог любит меня, то, логично предположить, что Он рассчитывает на взаимность. Но если так – Он должен открыться мне, ведь  я не знаю Его, а никто не может любить неведомое. Раз Он до сих пор не открылся мне, значит, либо Он отнюдь не любит меня, либо Его вовсе нет. Заметь, что для меня это равнозначно, ибо  если Он есть, но не любит меня, это все равно, как если бы Его не было вообще. Как тебе такой аргумент? По-моему, он достоин лучших софистов. Теодор? Что ты молчишь? Ты где?  Тем временем солдаты продолжают измываться над учениками.

Марий.  Скажи, что ты Мессия, хуже будет!  Удар.

Аристобул.  Что тут происходит? Почему вы бьете этих несчастных? Разве не ясно, что они никакие не мессии, а обыкновенные глупые охломоны? Отпустите их во имя Зевса справедливого!

Луций.  А ты сам-то кто? Тоже грязный еврей? Хочешь получить свою порцию?

Аристобул.  Нет, я не еврей, а грек. Но я не вижу ничего зазорного в том, чтобы быть евреем. Главное, быть человеком, а не тупым животным, вроде тебя.

Луций.  Что ты сказал? Ну-ка иди сюда!

Септимий.  Не трогай его! Он, правда, грек. По разговору слышно. (Аристобулу) Эй, прохожий, иди своей дорогой! Это тебя не касается.

Аристобул.  Как это не касается? На моих глазах вооруженные головорезы издеваются над  безоружными простаками! Я не могу пройти мимо столь вопиющего безобразия. Я хоть и киник, но не могу смириться с несправедливостью.

Марий.  Ну, раз не хочешь проваливать по-хорошему, уйдешь, только когда заплатишь, и получишь на сдачу пару добрых тумаков.  Подходит к Аристобулу с угрожающими намерениями.

Аристобул.  Не приближайся ко мне, животное, если тебе дорога жизнь! Видишь эти руки? Они способны разорвать пасть нильского крокодила, опрокинуть наземь критского быка, остановить на бегу африканского слона!  Марий  останавливается в нерешительности, Луций  приходит ему на помощь.

Луций.  Не трусь, Марий!  Сейчас мы его живо стреножим! Оба вынимают мечи  и подходят к  Аристобулу. Тот хладнокровно и умело обезоруживает их одного за другим. Один меч он засовывает себе за пояс, рукояткой другого бьет каждого из них по спине, приговаривая:

Аристобул.  Вот вам метки, козлы Гераклова стада! Теперь вы носите клеймо философа у себя между лопаток. Бегом на пастбище! Рист, рист!

Марий, Луций.   Старшой, что делать? У него наши мечи!

Септимий.  Безрукие обезьяны! Трусливые хорьки! Клянусь доспехами Марса, я в жизни не видел таких баранов в человеческом облике! Беременные бабы дерутся лучше вас!

Марий.  Старшой, выручай! За нами не заржавеет!

Септимий.  Снимает меч, отдает им. Не дайте этим разбежаться! Приготовьте ремни! Смотрите, как надо!  (Аристобулу) Эй, Полидевк, старый дружище, ловко ты их отделал! Полидевк, ты, что не узнаешь меня? Подходит ближе.

Аристобул.  Ты это мне? Я не Полидевк, я – Аристобул.

Септимий.  Да кто там упомнит ваши греческие имена? Тогда, в Остии, ты был  Полидевком. Так тебя звала та рыжая краля, Сильвия, ты еще ее называл богиней!  Подходит еще ближе.

Аристобул.  Сильвия? Какая Сильвия? Ты кто?

Септимий.  Я – Септимий, моряк из Остии, сейчас служу в армии. Видишь, с каким дерьмом приходится служить?  Еще ближе.  Да ты что, и впрямь, не узнаешь меня? Ты, я вижу, крепко набрался! Ну, посмотри на меня!  Подходит вплотную, резко бьет Аристобула, вырывает меч, валит его, приставляет меч к его шее. Не вздумай дернуться, греческий брат, а то живо отправишься к богам в Элизиум! Эй вы! Марий, ремни, быстро! А ты, Луций, смотри за ними!  Вместе связывают Ариста, дают ему тумаков, возвращаются к ученикам.

Луций.  Ну, старшой, ты – герой! Ты заслужил венок за храбрость!

Септимий.  Я – обычный солдат, а вы – жалкие крысы!

Марий.  Мы даже и не спорим, старшой! С нас выпивка всю неделю.

Луций.  (Ученикам) Ну, суки, сейчас вы у меня попляшете! Кто тут Мессия?

Септимий.  Хватит! Давай без Мессий! Ты вообще поостынь, свою храбрость и прыть ты уже показал.

Луций.  Так что же, отпустить их просто так?

Марий.  Зачем просто так? Давай поиграем с ними в гусей!

Септимий.  Это можно.

Марий.  Эй, жидки! Вы сейчас будете изображать гусей. Ну-ка, присели! На этот раз я не шучу!  Бьет их, они садятся на корточки.  Руки за голову! А теперь хлопаем крыльями и говорим: «Мы – прекрасные жирные гуси, спасители Рима!»   Ученики сначала медленно, а потом, повинуясь ударам, все быстрее, ходят вприсядку и приговаривают.

Луций.  Приближаются враги! Гуси – давайте!   Один солдат бьет учеников древком копья, другой отбивает ритм, только Септимий  не принимает в этом участия, а с презрением смотрит. Дружнее! Убрать картавый акцент! Вы же римские гуси! Ой, умора! Все ржут. Внезапно  появляется  Элиша с фонарем в руке.

Элиша.  Прекратить! Немедленно прекратить!

Марий.  Это еще кто на нашу голову? Еще один картавый?

Элиша.  Кто старший в патруле?

Септимий.  Ну, я…

Элиша.  Подойди! Тот подходит. Посмотри сюда! Видишь,  что это такое? Септимий  вглядывается в какой-то предмет в руках Элиши. Внезапно вытягивается во фрунт.

Септимий.  Да, господин, вижу! Это личная печать проконсула.

Элиша.  Твое имя?

Септимий.  Септимий Рустик, вторая когорта легиона Фретензис.

Элиша.  Эти двое с тобой?

Септимий.  Да, господин. Мы не в патруле, мы шли к девицам.

Элиша.  То-то я вижу… Скажи им, чтобы встали как следует.

Септимий.  Встать смирно! Это личный представитель проконсуа Руфа.  Солдаты повинуются.

Элиша.  Распорядись, чтобы всех пленных отпустили!

Септимий.  (Ученикам) Вы можете встать.  Те пытаются встать, но в изнеможении падают на землю.  Развяжите этого!  Быстро! Солдаты с опаской развязывают Аристобула.

Аристобул.  Встает, разминает руки.  Клянусь милостивой Афиной, это ты, Теодор? Ты явился как нельзя более кстати.

Элиша.  Ты как ребенок, Аристобул, тебя ни на минуту нельзя оставить одного! Ты не пострадал?

Аристобул.  (Ощупывая себя) Благодарение Асклепию – врачевателю, все,  вроде, цело.  Даже то, что не нужно философу… Но за мной должок этому молодцу!

Элиша.  (Не допускающим возражений тоном) Никаких долгов! Что сделано, то сделано. Окажи мне любезность, друг Аристобул, посиди тихо некоторое время.  Мне надо закончить здесь дело.  (Септимию) Вот что, Септимий Рустик, доложишь центуриону Фабию о  происшествии. Скажешь, что на ваших глазах толпа бунтовщиков из местной черни, подогретая проповедями в синагоге, угрожала жизни личного представителя губернатора и его секретаря. Вы призвали толпу к порядку, но она выказала неповиновение. Пришлось прибегнуть к силе. После короткой, энергичной стычки вам удалось рассеять толпу, состоявшую из десяти, (смотрит на учеников), нет, пятнадцати человек с палками, камнями и ножами. К сожалению, задержать никого не удалось, смутьяны скрылись, пользуясь темнотой. После этого вы продолжили свой путь в лагерь. Ты все запомнил?