В августе Мейерхольд уже чувствовал себя студентом: его зачислили в Московский университет на юридический факультет. Перед отъездом в Москву он выступает на студенческом вечере, состоявшемся 24‑го августа. Мейерхольд читал монолог Апухтина «Сумасшедший». Это выступление повело к неожиданным результатам, оно вызвало у него нервный припадок. «Да и не мудрено — пишет Мейерхольд в письме — каждую строчку я переживал. Одним словом, я чувствовал себя сумасшедшим. Дал себе слово никогда больше не читать этого стихотворения… Слава богу еще, что публика хорошо меня приняла. Встретила с аплодисментами; были овации, говорят, и потом, я их не помню. Все как в тумане».
Этот случай с чтением «Сумасшедшего», вызванный переживанием каждой строки, впоследствии отразился на будущем отрицании Мейерхольдом системы натуралистического переживания, как системы пригодной для игры на сцене.
Обозревая гимназический период Мейерхольда в целом, мы видим, как проходя ряд возрастных изменений, Мейерхольд с каждой новой ступенью своей сознательной жизни все ближе и ближе подходит к театру, все сильнее и сильнее укрепляется в мысли, что его назначение быть актером. В то же самое время постепенно расширяется и общественный кругозор гимназиста, от простого ухода в жизнь мечтательную он переходит к критике существующего быта и строя, начинает «болеть» душой, видя окружающую его пошлость провинциальной жизни.
С такими чувствами он начинает свой «год в университете» — этот последний этап на пути к окончательному решению — «быть актером».
Московский университет. — Профессура. — Московские театры. — М. Н. Ермолова. — «Горе от ума» в Малом театре. — Театральное образование. — Тоска по сцене. — Разочарование в студенчестве. — Музыка. — «Власть Тьмы». — А. И. Чупров. Решение бросить университет. — «Отелло» в постановке К. С. Станиславского. — Итоги года.
В конце августа 1895 года Всеволод Мейерхольд приезжает в Москву, на первый курс юридического факультета. Письма на родину дают нам возможность довольно подробно восстановить течение столичной жизни начинающего студента. В настоящей главе мы постараемся, при помощи указанного источника, очертить характер тех влияний и воздействий, какие получил молодой провинциал от университета, московских театров и обще-московской жизни того времени. Напомним, что Мейерхольду — студенту шел 22‑й год.
Первые университетские впечатления Мейерхольда сводятся к хождению по канцеляриям. «В четверг [31 августа] — пишет он в письме от 2‑го сентября… отправился в университет, чтобы записаться. Эта процедура заняла время от 10 до 12. Пришлось подавать миллион заявлений. Вообще, канцелярщина. Прежде всего дал подписку не участвовать ни в каких тайных обществах, вроде землячества; с этой подпиской явился к инспектору университета; после этого инспектор выдал мне вид на жительство; получив его, я отправился в свою аудиторию и написал заявление, какие лекции буду слушать в I осенний семестр». Проделав еще ряд процедур, Мейерхольд наконец получает основной документ — входной билет.
В этот же, полный хлопот, день Мейерхольд слушал и первую лекцию. Это была лекция по истории русского права, которую читал Дроздовский. Про лектора и лекцию Мейерхольд пишет: «Он уже человек не молодой и, как видно, консерватор во всех отношениях, даже в научном. Поэтому мало увлекает. История русского права небезынтересна. Освещает массу фактов, известных из гимназических курсов, и придает им, хотя и несколько специальный, но светлый колорит».
Кроме Дроздовского, читавшего историю русского права, на 1‑м курсе в том учебном году были профессора: Хвостов (история римского права), Чупров (политическая экономия), Числов (также история русского права), Зверев (энциклопедия права), Елеонский (богословие). Студентов на первом курсе числилось 462 человека. Так как лекции читались: три раза в неделю от 12 до 2, два раза от 9 до 2 и один раз от 9 до 11, — то свободного времени у Мейерхольда было больше, чем достаточно. И он собирается, поэтому, заниматься и чтением и музыкой и театром.
Посмотрим, что же представляла та театральная Москва, с которой впервые пришлось познакомиться мечтавшему о сцене любителю.
В центре театральной Москвы сезона 1895 – 1896 года стоял, как и в прежние годы, Московский Малый театр. Его труппа представляла мощный коллектив, слагавший в отдельных спектаклях замечательный ансамбль. Среди 65 актрис Малого театра значились такие имена, как М. Н. Ермолова (Ермолова 1‑я), Е. К. Лешковская, Н. М. Медведева, Н. А. Никулина, О. О. Садовская (Садовская 1‑я), Г. Н. Федотова. В числе 50 представителей мужского персонала были: Ф. П. Горев, А. П. Ленский (Ленский 1‑й), В. А. Макшеев, Н. И. Музиль, К. Н. Рыбаков, М. П. Садовский (Садовский 1‑й), А. И. Южин. Малый театр и является главной приманкой театральных влечений Мейерхольда. И быть может оттого, что Мейерхольд знал блестящую пору Малой сцены — и вышло таким страстным его «J’accuse», брошенное «Дому Щепкина» в год Театрального Октября (1920 – 1921).
Второе место среди драматических театров Москвы занимал Корш, обладавший также сильной труппой. Главные женские роли играли: Азагарова, Журавлева, Миронова, Кошева; мужские: Яковлев 1‑й, Трубецкой, Сашин, Греков.
Третьим большим драматическим театром Москвы был «Скоморох» Черепанова, где, наряду с литературным репертуаром, ставились, по выражению «Театрала», и разные «поддонки драматического репертуара» вроде «Ваньки Каина», «Чертовой супруги», «Нена Саиб» и т. п.
Оперные спектакли, кроме Большого театра, где пели Дейша-Сионицкая, Салина, Фострем, Власов, Донской, Хохлов, давались в Никитском Театре (антреприза Унковского), и в только что открытом Солодовниковском (антреприза Бернар) — где играли итальянцы.
Наконец, особо надо указать на возглавлявшееся К. С. Станиславским «Об‑во Искусства и Литературы», которое в сезон 1895 – 1896 г. осуществило свою знаменитую «мейнингенскую» постановку «Отелло».
Такова была та театральная обстановка, в которой Мейерхольд познакомился со столичной сценой. Он как раз попал в Москву в тот период, который Барнай назвал «девятым валом русского театра». Девятого вала, еще правда, не было, ко он нарастал и в тесной зале Охотничьего клуба, и в стенах филармонического училища, нарастал и через два года разразился, увлекши на свой гребень и скромного студента. Пока же не пробил час этого нового режиссерского театра — театр старых актерских традиций пышно догорал на подмостках Дома Щепкина, озаряя все еще ярким сценическим светом тусклые сумерки упадочной русской драматургии конца века.
В пятницу, 1‑го сентября, Мейерхольд в первый раз в жизни попал в Малый театр на «Последнюю жертву», с участием М. Н. Ермоловой. Отказываясь «передать на бумаге» то впечатление, какое на него произвела игра великой артистки, Мейерхольд только пишет: «Как хорошо делается на душе, когда сидишь в этом храме». Во вторник, 5‑го, Мейерхольд снова в Малом театре, на этот раз он смотрит «Горе от ума». Его внимание привлекает исполнение ролей Чацкого, Софьи и, разумеется, Репетилова. «Южин, исполнявший роль Чацкого, — пишет Мейерхольд — … не понравился. Мало чувства, но много крику. Он был скорее Отелло, чем Чацкий. Зато Софья была безукоризненно хороша. Я никак не мог даже представить, чтобы такую роль, как Софья, можно было провести так, как провела Яблочкина. Она положительно выдвинула ее, дала тип, что так трудно в данной роли. Правдин — плохой Репетилов. Я его видел вчера второй раз и он также плох, как и был прежде. Ансамбль пьесы замечательный, особенно ансамбль 3‑го акта».
Вместе с театром Мейерхольд начинает знакомиться и с интересующим его вопросом о театральном образовании. Благодаря тому, что сестра его будущей жены Е. М. Мунт приезжает в Москву, чтобы поступить в императорское театральное училище — Мейерхольд, живо захваченный судьбой своей партнерши по пензенским спектаклям, и сам втягивается во все ее волнения.