Конечными датами этого периода являются сезоны 1898 – 1899 и 1907 – 1908. В их границах и развертывается деятельность Мейерхольда, сначала только как актера, потом и как режиссера. На фоне Москвы, Херсона, Тифлиса, Полтавы, Петербурга совершается эволюция его художественных взглядов и постановочных приемов. Теоретическим выражением данной полосы деятельности Мейерхольда является его большая статья «Театр. К истории и технике», в сборнике «Книга о новом театре», изданном в начале 1908 года.
Выход в свет «Книги о новом театре», вместе с рядом других фактов, завершает определенный театральный период, последняя глава второй части «На переломе» и посвящена обзору порубежных явлений.
Первое артистическое десятилетие Мейерхольда протекало в условиях сложной и бурной эпохи, на фоне распада и рождения художественных школ, революции «пятого года». Поскольку это было возможно, соответственные описания отдельных сторон эпохи нами включены в общую ткань изложения.
Основным тематическим ходом II‑й части является ход Мейерхольда от актера к режиссеру, сначала натуралистического и психологического толка, потом — пропагандиста условного театра. Поэтому заключением части является очерк: «Режиссер условного театра».
Первый день Художественного театра. — Начало работы над «Антигоной» и «Шейлоком». — Уклад жизни. — «Академия драматического искусства». — «Царь Федор Иоаннович». — Разработка корпоративного устава. — А. М. Ремизов. — «Ганнеле». — Неудача с ролью царя Федора. — Тирезий и Принц Арагонский. — «Чайка».
В то время, как старые московские театры сбор своих трупп назначали на август, молодой, только еще собирающийся жить, Художественно-общедоступный театр начал подготовительные работы с середины июня 1898. К 14‑му числу этого месяца все приглашенные в труппу актеры и актрисы должны были съехаться в дачной местности Пушкино, где в специальном помещении при даче члена «О‑ва Искусства и Литературы» Н. Н. Архипова (впоследствии режиссера Арбатова) предполагалось вести репетиции.
Этот «первый день Художественного театра», в его бытовых и официальных подробностях, Мейерхольд описывает в двух письмах.
В письме от 14 июня читаем:
Приехал я вчера в Пушкино (конечно, без вещей) часов в 12 дня. Со мной вместе приехал и Москвин (сговорились раньше). С этим же поездом приехали Дарский и Судьбинин. Только вышли из вагона, глядим — Савицкая, нагруженная коробочками, корзиночками и прочей ерундой, растерянная, ищет кого-то. Подходим Узнаем, что никак не может найти подводы «Найдете», отвечаем мы, не менее растерянные в совершенно незнакомой для нас местности, похожей по первому впечатлению на вокзале более на город, нежели на дачу — громадное движение, извозчики, мостовые, магазины. «Итак, найдете» успокаиваем мы Савицкую и направляемся дальше. За нашу неуслужливость эта «воплощенная добродетель» помогает нам выйти из затруднительного положения, направляет нас на дачу к Бурджалову, на дачу, снятую специально для артистов. Отправляемся. Еще не доходя дачи, встречаем Бурджалова, идущего на вокзал встречать «почетных гостей», приглашенных на молебен. С ним Ланской. Знакомимся. Я присоединяюсь к Бурджалову. Ланской и Москвин идут на дачу. На вокзале пробыли недолго. «Почетные гости» не приехали. Так как в два часа дня на даче Архипова (место для репетиций) назначен молебен, спешим туда. Приезжаем рано. Артисты еще не все в сборе, человек пять не больше. Спешу осмотреть нашу летнюю резиденцию. Довольно большой деревянный барак, состоящий из двух почти одинаковых частей; одну часть занимает сцена, другую зрительный зал. Сцена на высоких подмостках, довольно большая, невысокая. Занавес сшит из такой материи, из какой крестьяне шьют себе рубахи. Рампа будет освещаться керосином. К той части барака, где находится сцена, прилегают две комнаты с разных сторон; это женская и мужская уборные. Двери зрительного зала выходят на веранду. Вот наш храм Мельпомены. Когда мы пришли уже все было приготовлено к торжеству: в зрительном зале стоял стол, покрытый белой скатертью, на нем образа, вода и все необходимое для молебна. На веранде два стола с закусками и «пирогами для чая».
В письме от 17 июня находим продолжение этого описания:
После молебна Алексеев [К. С. Станиславский] произнес речь в высшей степени горячую и красивую. Жаль только, что глава Товарищества, созданного со специальною просветительною целью — учредить в Москве общедоступный театр — не отказывается от девиза: «искусство для искусства». После речи Алексеева, встреченной шумными аплодисментами, артисты были приглашены к чаю. После чая открылось заседание. Председательствовал Алексеев Прежде всего были прочитаны приветственные телеграммы от тех, кто не мог присутствовать на «открытии». Были телеграммы: от Немировича-Данченко, от директоров, из артистов только от Кати [Е. М. Мунт]. Заседание было несколько официозно по работе: составление отчетных телеграмм, чтение протоколов и проч. Неофициальная часть заседания была посвящена раздаче ролей (Антигона, Шейлок и Гувернер). Этим и кончилось заседание.
Мы позволили сделать столь длинные выписки из писем В. Э. Мейерхольда, потому что они, сообщая ряд фактических данных об историческом дне, условиях жизни и работы, вместе с тем характеризуют их автора. Так, с одной стороны обращает на себя внимание сухой и четкий стиль изложения, а с другой общественный подход к явлениям театра. Сожаление о проводимой К. С. Станиславским линии «искусство для искусства» в ущерб целям просвещения, являются как бы предварением взглядов Мейерхольда поры «Театрального Октября» (1920 – 1921).
14‑е июня было днем официального рождения театра. Регулярные же работы начались с 15‑го, а 16‑го состоялось первое заседание актеров, участвующих в «Антигоне». Пьесу ставил А. А. Санин. «Вчера он читал ее — пишет в письме от 17‑го Мейерхольд — читал прекрасно. Постановка “Антигоны” предполагается “античная”», т. е. с сохранением обстановки древнегреческого театра. В «Антигоне» Мейерхольд получает роль Тирезия, «бешено трудная роль, чувствую, что ничего не выйдет». Одновременно с начитыванием Тирезия, Мейерхольд начитывает роль царя Федора, так как он слышал, что ему придется дублировать ее.
17‑го начинается работы и над «Шейлоком». В этот день Станиславский читал пьесу труппе. Письмо от 21‑го, т. е. через неделю после открытия, уже сообщает, что «работа в театре кипит, репетиции два раза в день, в 12 1/2 час. (до 4‑х, 5‑ти часов) и в семь часов вечера (до 10‑ти, 11‑ти часов). Репетируют: “Антигону” “Шейлока”, “Самоуправцы”, “Гувернера”. В “Самоуправцах” играю небольшую роль дворецкого».
Но все внимание Мейерхольда устремлено на роль Федора, на ее изучение он тратит все остающееся от текущих занятий время. Его надежды на получение этой роли, в которой, кроме него даны пробы Ланскому и Платонову, питаются следующими словами Станиславского, сказанными ему 21‑го перед репетицией «Шейлока»: «Почти наверное, что вы играете Федора, сегодня во время грозы не спал и думал о вас: вам непременно должна удаться эта роль».
В «Шейлоке» Мейерхольд получил роль принца Арагонского, впоследствии ставшей одной из лучших в репертуаре Мейерхольда-актера. О ней Мейерхольд в том же письме от 21‑го пишет: «Алексееву очень нравится мой тон в “Шейлоке”. Моя роль, по его мнению, самая неблагодарная в пьесе».
К «Шейлоку» Мейерхольд возвращается и в письме от 22‑го. Нижеприводимая выписка дает прекрасное представление о замыслах постановки, но ее главный интерес в том, что она полна увлечения Мейерхольда личностью К. С. Станиславского. Читая ее, ясно видишь как вчерашний ученик В. И. Немировича-Данченко, делается учеником актера и режиссера К. С. Станиславского. Вот что пишет Мейерхольд:
Репетиции идут прекрасно и это исключительно благодаря Алексееву. Как он умеет заинтересовывать своими объяснениями, как сильно поднимает настроение, дивно показывая и увлекаясь. Какое художественное чутье, какая фантазия.