Рабов отбирали в группу с умыслом: каждому было предопределено свое задание. На долю Айстиса выпало украшение колонны. Надсмотрщик дал ему глиняную табличку с рисунком, который предстояло высечь в камне, и бронзовый резец.

Айстис испугался: этой работы ему не сделать до конца жизни! Однако оказалось, что камень довольно мягкий. Работа спорилась…

Не всем работа давалась так легко. Старичок, который трудился рядом, вдруг потерял сознание, и его резец, звякнув о камень, полетел в пропасть.

Что сейчас будет? Ведь эти звери убьют старика!

Айстис схватил свой резец и положил его около старичка, а сам повернулся к надзирателю, который уже бежал к ним…

Стемнело. В небе зажглись звезды — маленькие, далекие, чужие. Совсем не такие, как в небе над родной деревней. Айстис повернулся на бок. Болели исполосованные плетью плечи, руки.

— Спасибо тебе, юноша, — послышались в темноте слова, произнесенные по-латыни. — Ты спас мне жизнь…

Так он познакомился с греком Сабоном, старичком, у которого из рук выпал резец, и услышал его историю.

В рабство Сабона продал собственный брат, которому захотелось овладеть семейным богатством и не давала покоя слава брата — каменотеса, скульптора, строителя. И вот он здесь…

Прошло несколько дней и ночей, пока Айстис посмел поведать Сабону о желании бежать. Старый грек усмехнулся:

— Ты видел, что они сделали с этим юношей? Помилуй бог! Я лучше буду надеяться на выкуп… Мои ученики не оставят меня в беде.

День шел за днем. Айстис и Сабон допоздна работали во дворе, вырезали какие-то линии, круги, орнаменты.

— Что это за знаки? — спросил как-то Айстис у Сабона. — Они отличаются от тех, которые я видел в Александрии…

— Эти знаки местные жители переняли от своих северных соседей — финикийцев, — пояснил Сабон. — Они уже тысячу лет пользуются своеобразными знаками для объяснения. Финикийская система очень удобна, она содержит только тридцать знаков. Кроме того, эти знаки легко запомнить, так как они непосредственно связаны с животными, растениями, вещами, которые обозначают. Вот смотри: знак «А» по-финикийски «алеф», что значит «бык». Знак действительно похож на бычьи рога. Знак «Д» — «далет», напоминает двери… Сейчас трудно установить, что было сначала — знак или название, однако бесспорно, что уже предки финикийцев сумели найти способ, как соединить мир вещей с миром ума.

— А почему финикийские знаки похожи на те, которые я видел в Риме?

— Потому, что римляне переняли письмена от греков, а те еще в древности научились писать от финикийцев… Грекам почему-то показалось, что знаки финикийцев удобнее, чем иероглифы египтян.

— А какие ты еще знаешь письмена, Сабон?

— Мне в Малой Азии пришлось видеть знаки, которые высечены на глине…

— Па глине? — удивился Айстис.

— Да, представь себе! Однажды мне пришлось отправиться в Хамат, поселение на северо-востоке, чтобы навестить своего дальнего родственника. Нашел я его легко: он был известным торговцем и жил у самого базара. Первый, кого я спросил, так указал дорогу: «Иди прямо, затем повернешь на угол и выйдешь к белому дому, в ограду которого вмурован заколдованный камень». Дом действительно оказался обнесенным высоким забором из камней, среди которых был и тот, меченый. Родственник нашел его за городом и приволок как редкость. Камень был весь покрыт знаками, напоминающими египетские иероглифы, но отличающимися от них. Здесь не было ни львов, ни змей, ни человеческих рук, но зато — множество птиц, человеческих фигур, странные треугольники, пересечения квадратов…

— А при чем тут глина? — не стерпел Айстис.

— Что за молодежь пошла! Дай закончить! — недовольно проворчал Сабон. — Так вот, эти знаки меня очень заинтересовали, и я попросил, чтобы родственник отвел меня на то место, где он нашел камень. Рано утром мы отправились за город и вскоре добрели до невысокого холма, где когда-то стоял дворец или храм. Поискав вокруг, мы больше не нашли таких камней, но зато обнаружили множество небольших плиток из глины, исписанных непонятными знаками — такими же, как на камне! До сих пор они мне снятся! Будто по глиняному полу босиком пробежали птицы, а затем кто-то разрезал это поле на плитки и обжег, чтобы следы сохранились на века[107].

Однажды белый старик вызвал к себе Сабона:

— Мне сообщили, что ты — знаменитый строитель. Так ли это?

— Я действительно построил много дворцов людям и богам…

Так Сабон стал руководить строительными работами. С тех пор его часто приглашал к себе белый старик, соизволивший улучшить греку его жалкое существование. Сабон переселился жить в отдельное помещение. Его перестали полосовать плетью, давали кусок лепешки побольше и вместо воды стали приносить наполовину разбавленное вино.

Однажды Айстис, не вытерпев, спросил у Сабона:

— Чего же хочет этот старик?

Сабон махнул рукой:

— В нескольких словах не передашь…

Однако спустя некоторое время он сам рассказал, чего добивается белый старик, верховный жрец храма Звезды — Саддам.

Он оказался одним из правителей этого края, родом из эпонимов, высшего сословия жрецов, и имел титул мукариба, владыки. В дни великих праздников слуги носили его в белом паланкине и называли Могущественным.

Таких, как он, мукарибов во всей Южной Аравии насчитывалось шесть. На долю каждого из них выпала забота о какой-нибудь стороне жизни края. В основном мукарибы занимались общинами оседлых земледельцев, которые возникали там, где было достаточно влаги. Так, на протяжении всего Пути Благовоний процветали такие селения, как Харибет, где жили земледельцы, ремесленники, жрецы, купцы… По эти селения — еще не вся Аравия. Вокруг пути, по которому двигались караваны с солью, пряностями, благовониями, на тысячи стадий растянулась пустыня, в которой жили бедуины — такие же арабы, как и в Харибете, только вечно кочующие среди песков.

Жизнь в песках тяжелая. Непривыкший к пустыне только за час теряет литр воды, за несколько дней солнце его убивает. А кочевники научились ладить с природой. Не зря их называют «бадави» — жители пустыни. «Бада» — настоящая наука о том, как жить в песках. Тут надо учитывать все: что в пустыне ты не один, а рядом с кочевниками и их стадами, состоящими из коз, овец, верблюдов. Вокруг пасутся газели и антилопы, бродят лисицы, львы и гепарды, шныряют шакалы и гиены, обитают разные ящерицы и птицы. Бедуины почти не занимаются охотой. Им важнее сохранять свои стада, умело переправлять их с одного пастбища на другое, а они порой расположены друг от друга на расстоянии двух-трех месяцев пути. Бедуины знают все родники, дающие возможность напоить скот. Иначе говоря, «бада» — это наука о пустыне, которую бедуины постигают с младенчества. Особо ценят они одногорбого верблюда, веря, что боги создали его и датулевую пальму, чтоб люди могли жить…

— Хотя бедуины живут в песках, — рассказывал дальше Сабон, — они не могут обойтись без общения с оседлыми соплеменниками. Бедуины продают им излишки молока, масла, шерсти, кожи, чтобы приобрести зерно, оружие, украшение, одежду. Поэтому в поселениях часто увидишь черные шатры бедуинов, приехавших на торги. Они участвуют и в общих праздниках, которые устраивают мукарибы.

Сабон рассказал, что белый старик Саддам как раз и был мукарибом, он следил, чтобы почести богу богов Атару оказывались достойно, чтобы дворцы бога становились все краше, а люди все больше преклонялись перед богами и мукарибами.

Этими делами мукариб Саддам ведал уже много лет. Кое-кто ворчал, что пора уже уступить место другим, более молодым. Что он, мол, нарушил обычай, по которому быть мукарибом дозволено лишь на протяжении пяти кругов, то есть пять раз по пять лет.

Однако Саддам даже мысли не допускал, чтобы удалиться в храм, предназначенный для престарелых мукарибов, и посвятить себя лишь славословию богов. Он чувствовал себя еще достаточно сильным и не собирался уступать свое место кому бы то ни было.