Палки с кусками ткани или клоками шерсти были воткнуты в землю и вдоль дороги. Айстис не мог догадаться, зачем они, пока не увидел, как маленькая ящерица, которая сползла с дороги в песок, вдруг стала в него погружаться! Как она ни старалась, как ни извивалась, но уже не сумела выкарабкаться и исчезла в песке.

Теперь Айстис с ужасом смотрел на песок. Чего доброго, он проглотит не только ящерицу, но и человека, а возможно, и целый караван!

Навстречу по дороге шли люди, подгонявшие перед собой коз. Единственная одежда на них — набедренные повязки из крашеной ткани.

Начался еще один подъем, на этот раз такой крутой, что Айстис стал ощущать нехватку воздуха. Он сильно испугался, когда почувствовал, что не только воздуха не хватает, но и зрение ухудшается. Чем караван выше поднимался в гору, тем Айстис хуже видел. Он тер лицо руками, пытался вырваться из своего мешка, но ничего не мог поделать: краски белели, дневной свет угасал. Наступил момент, когда Айстис, держа руку перед глазами, перестал ее видеть. Он ослеп…

Айстис не мог сказать, как долго они продвигались вперед во тьме. По-прежнему звенели колокольчики, покрикивали сопровождающие, блеяли овцы и козы. Только Айстис их не видел, как ни старался. Неужели придется смириться со страшным несчастьем, которое на него обрушилось? Он готов был уже броситься в засасывающий песок и погрузиться в его пучину, как та бедная ящерица. Какой смысл ждать, если наступил конец света? Если бы не веревки, которыми он был привязан к мешку, он бы так и сделал. Но врезавшиеся в тело веревки отрезвили его. Айстис вспомнил родную деревню, где до глубокой старости дожил их сосед — его называли Расскажу-Сказку. Он лишился зрения в военном походе еще в молодости и стал Вайдисом[103]. Расскажу-Сказку научился играть на канклес[104] и под звуки струн пел о том, что давно прошло и что происходит сейчас… Ни один праздник не обходился без Расскажу-Сказку. И стар и млад издали кланялись ему, говоря, что в душе Расскажу-Сказку живут боги… Вот и он, Айстис, как Расскажу-Сказку, будет теперь сидеть у очага и рассказывать о том, что видел в далеких краях. Его будут слушать все дети рода…

И тут же Айстис посмеялся сам над собой. А как он, слепой, вернется домой?

Звякнули колокольчики. Послышались крики, призывы остановиться. Видимо, наступила пора отдыха. Но нет! Верблюды продолжали идти вперед, только медленнее — вероятно, дорога повела вниз, в долину…

Айстис сидел, зажмурив глаза.

Караван долго спускался с гор. По-видимому, горы эти были выше всех остальных.

Наконец послышались новые голоса. Переговаривались между собой женщины. Кричали дети. Откуда они? В караване детей не было…

Повернув голову в ту сторону, откуда раздавались голоса, Айстис решился открыть глаза. И вскрикнул от удивления: он опять видел!

Перед ним был старый колодец, обложенный бревнами, покрытыми мхом. Мужчины при помощи длинного шеста с крюком на конце поднимали из него бурдюк, полный воды. Меж ними сновали голые детишки. Шумно переговаривались женщины, с любопытством оглядывая караван, который проходил мимо колодца. Айстису трудно было поверить, что он снова видит. Но именно так и было: он видел!

Вертя головой во все стороны, как бы вновь открывая мир, он с жадностью всматривался в пестрые краски, мысленно вознося молитву к богу Патримпасу, вернувшему ему зрение. Вернувшись домой, он всем расскажет, что пережил.

Айстису было невдомек, что нарушение зрения было вызвано непривычным климатом и крутым подъемом в горы…

Слева простирались пески, по которым гуляли ветры. Справа чернели горы. Между ними виднелись белые башни. С вершин в долину спускались белые тропы. Вдоль них к скалам, словно птичьи гнезда, лепились домики.

— Харибет! Харибет! — кричал кто-то. — Харибет-эль-Бейда! Харибет-эль-Сауда!

Это означало: «Белые развалины», «Черные развалины».

Поводыри сообщали, что караван пришел в оазис Черных и Белых развалин. Обычно по пути из Газы караваны останавливались здесь на длительный отдых.

В оазисе Черных и Белых развалин дороги расходились в разных направлениях. Отсюда часть каравана должна была пойти на восток, через пески, в сторону Шабвы, а остальная часть — в направлении Мариба и оттуда на юг.

Айстис оглядывался вокруг. Его поразили огромные колонны высотой примерно в сто пядей. Они были сложены из огромных каменных глыб. Одни колонны возвышались среди зелени вокруг колодца — об них терлись овцы и козы. Другие виднелись по ту сторону дороги, среди песков.

Предводители каравана стали указывать, каких верблюдов куда направлять. Их отвязывали друг от друга. Верблюда, на котором приехал Айстис, повели, вместе с еще несколькими, через ворота в высокой каменной стене в просторный двор. Посреди двора находился большой бассейн, обложенный замшелыми камнями. Вода в бассейне тоже казалась замшелой, но верблюды стали ее с удовольствием пить.

В этот двор попали несколько десятков мужчин и десять девушек — все, кого купил на рынке рабов в Газе белый старик с красным камнем на белой головной повязке.

Спутники старика, как и он сам, одетые в белое, тут же отделили девушек от остальных и увели их. Наступила пора определять судьбу мужчин.

Айстиса и его товарищей по несчастью повели на вершину горы, где возвышалась ровная белая стена высотой примерно в шестьдесят пядей. Открылась узкая калитка. Друг за другом люди вошли внутрь. Звякнул тяжелый засов.

«Вот и все, — подумал Айстис, глазами измерив высоту стены, сложенной из обтесанных камней. — Ни взобраться, ни перепрыгнуть!»

В мощенном камнями дворе много места отводилось белым сооружениям — круглым, квадратным, приземистым или вроде колонн, которые Айстис видел внизу. Недавно построенные сооружения были расписаны невиданными знаками. Посередине двора, в лучах солнца, блестел водоем с чистой водой. Его стены были обшиты листами меди.

Рабов погнали в одно из строений. Каменный пол так и манил усталых людей прилечь. Не спрашивая разрешения, они повалились на него и сразу же заснули. Но выспаться несчастным не дали. Надсмотрщики вскоре разбудили их и повели в противоположный угол двора, где на возвышении из белого мрамора красовалась небольшая беседка. Внутри она была застелена пестрыми коврами. В беседке сидел белый старик и что-то объяснял низко склонившимся перед ним слугам.

Старик обратил взор на приведенных рабов и, взмахнув рукой, о чем-то спросил их. Группа невольников пришла в движение. Трое мужчин вышли па шаг вперед. Айстис, не понимая, о чем спросил старик, продолжал стоять. Старик снова гортанно заговорил. Еще несколько мужчин вышло из шеренги. Остальные продолжали стоять.

Тех, кто вышли из шеренги, увели в одну сторону, остальных повели в другую.

Группа, в которой оказался Айстис, была немногочисленна — пять мужчин. Все они были темнолицые и удивлялись, что у Айстиса светлая кожа: хотя он и сильно загорел на южном солнце, лицо его оставалось светлее других. Мужчины были темноволосы, а кудри Айстиса горели, словно медь.

Айстис спросил у крепко сложенного невысокого мужчины, стоявшего рядом, откуда тот родом. Ответа он не получил: видимо, тот его не понял. Остальные тоже не отвечали на вопросы — возможно, просто избегали лишних разговоров.

Вскоре стало ясно, что людей привезли сюда не для того, чтобы кормить их задаром. Надзиратели через некоторое время повели их в самый дальний угол двора, где над белой стеной возвышалась башня. Айстис увидел несколько сот человек, которые тащили вверх камни и кожаные мешки, наполненные белой кашицей. Люди наверху покрывали камни этой кашицей и укладывали их в стену.