Рано утром 23 января мы вышли из гавани Гранит и начали пробиваться сквозь льды. Теперь надо было забрать геологические образцы из Убежища Эванс, где Кемпбелл и его группа зимовали в пещере, и заложить там склад для будущих исследователей Антарктики. Сплочённый пак преградил нам путь, пришлось миль на двенадцать, не меньше, вернуться назад и искать проход.
«Здесь море замерзает, что для этого времени года поразительно. Сегодня утром тонкая ледяная плёнка затянула просветы между льдинами, и я уверен, что эти большие плоские ледяные полосы, из которых несколько попали в наше поле зрения, — остатки сравнительно недавно образовавшегося ледяного покрова»[348].
Гребной винт то и дело застревал во льду. Наконец мы оторвались приблизительно на 30 миль от мыса Бёрд и взяли курс на остров Франклина. Ночью хорошо продвинулись вперёд по довольно чистой воде и днём миновали остров Франклина. Но вечером (24 января) видимость настолько ухудшилась, что судно остановилось, огни пригасили.
«На этом месте мы стояли до 5 часов утра 25 января, когда лёд разомкнулся и мы медленно начали продвигаться — „Тихий вперёд!“, „Стоп!“ (команда машинному отделению) — удар, несильный скрежет — и задний ход на самой малой скорости; „Стоп!“ — снова осторожно вперёд и так далее, и только в 7 часов вечера после по-настоящему сильного толчка, от которого на столе в кают-компании подскочила посуда, Читэм вывел нас на открытую воду»[349].
Перед нами вырос обрывистый массив горы Нансен с плоской вершиной, а 26 января в 3 часа утра мы прошли тёмно-коричневый гранитный мыс северных предгорий. Затем плыли у кромки толстого морского льда протяжённостью ярдов в пятьсот, на котором ветер не оставил ни снежинки, и наконец среди холмов открылся проход, который Кемпбелл метко окрестил Вратами Ада.
Жаль, что я не видел их пещеру, закопчённые до черноты от топки ворванью стены. Те, кто её осмотрел, возвратились с выражением почтительного удивления на лицах. Мы заложили склад на самой высокой точке бухты, пометили его флагом на бамбуковом древке, повернули к дому и начали считать сначала недели, затем дни, а под конец часы. Ранним утром 27 января мы вышли из паковых льдов. 29 января поравнялись с мысом Адэр.
«Встречная волна, ветер, туман, очень трудно проводить судно, когда с носа еле различаешь корму. Затем туман поднялся, показался горизонт. Все страдают от морской болезни, в том числе большинство моряков с мыса Эванс. Чувствуем себя отвратительно»[350].
Ночью стоял густой туман, идти было трудно. В полдень (широта 69°50′ ю.) частично разъяснилось, и мы увидели, что идём прямо на айсберг. К вечеру поднялся настоящий шторм, мы с трудом удерживались в койках. Старались взять восточнее, чтобы потом идти под западными ветрами. То и дело встречали айсберги, которые перемежались с гроулерами. 1 февраля на широте 64°15′ ю., долготе 159°15′ в. долго шли вдоль айсберга протяжённостью в 21 географическую милю. Другая его сторона, хорошо просматривавшаяся, терялась за горизонтом. На широте 62°10′ ю., долготе 158°15′ в. пережили
«кошмарный день: с раннего утра встречный ветер, вокруг буквально столпотворения айсбергов. В 8 часов утра пришлось вклиниться между айсбергом и длинной полосой пака — иного пути не было. И тут лёг плотный туман. Выходя в 9.45 утра из двери кают-компании, я едва не упёрся лбом в огромный айсберг, который чуть ли не касался нашего правого борта. Тяжёлая зыбь с мрачным гулом била об лёд. Пересекши палубу, я сквозь туман разглядел, что и по левому борту стоит большой айсберг»[351],
оторвавшийся от Барьера. За айсбергом правого борта, обогнув его, мы наткнулись на скопище таких же ледяных гор, а приятель слева, казалось, вообще не имеет конца.
Мы очутились в узком проходе — между великаном с одной стороны и компанией его собратьев поменьше — с другой.
Только через час с четвертью большой айсберг остался позади.
Шесть часов спустя, в 4 часа пополудни, мы продолжали осторожно пробираться между ледяными горами. И это на широте, где мы вообще не ожидали встретить льды!
«Терра-Нова» — деревянный барк, построенный в 1884 году фирмой «А. Стефен и сыновья», Данди. Её водоизмещение 764 тонны брутто и 400 нетто. Размерения — 187′ + 31′ + 19′ футов{238}. Паровые машины двойного расширения с двумя цилиндрами мощностью в 140 номинальных лошадиных сил.
Порт приписки Сент-Джонс, Ньюфаундленд. По меркам судов для полярных исследований «Терра-Нова» совсем не маленький корабль, но команда у Пеннелла была меньше, чем следовало бы иметь среди айсбергов и ледяных обломков, чаще всего при большой волне и туманах, а то и в полной темноте. Несмотря на это нас миновали многие обычные для таких плаваний опасности. Стояло лето. Путешествие оказалось сравнительно лёгким. Почти всю ночь сохранялся сумеречный свет, на борту было сколько угодно помощников, уголь лежал кучами. А вот возвращаясь из Антарктики поздней осенью, Пеннелл с экипажем хлебнул лиха: угля оставалось в обрез, море замерзало, гребной винт застревал во льду. Пеннелл крайне скуп на слова, и всё же, рассказывая о шторме, настигшем «Терра-Нову» на пути в Новую Зеландию в марте 1912 года, он признался, что временами ему казалось, будто ветер переносит судно с одного гребня волны на другой, а ночи тёмные и вокруг айсберги. В те дни и не пытались сесть за стол, грызли всухомятку то, что могли удержать в руке. Был такой час, когда он не знал, что с ними будет через минуту. А окружающие, говорят, глядя на него, думали, что ему нравится всё происходящее.
«Терра-Нова» после отправления телеграммы на родину должна была ещё сутки оставаться в море из-за договорных обязательств перед органами печати и. необходимости избежать нежелательного просачивания новостей. Кроме того, было очень важно известить родственников погибших до того, как сообщения появятся в газетах.
Поэтому 10 февраля в 2.30 утра наше судно, словно призрак, прокралось в небольшую гавань Оамару на восточном побережье Новой Зеландии. Со смешанными чувствами вдыхали мы знакомые запахи лесов и травянистых склонов, разглядывали смутные очертания домов. Маленький маяк без устали вопрошал световыми сигналами: «Что за судно? Что за судно?» Не получив ответа, там явно удивились и встревожились. Спустили лодку, Пеннелл и Аткинсон отправились на берег. Матросам, севшим за гребцов, строго-настрого наказали держать язык за зубами. Лодка вскоре возвратилась, и Крин сообщил: «На нас, конечно, насели, но мы ни слова в ответ».
Мы вышли в море.
И вот рассвело, мы увидели вдали зелёные поляны, деревья, деревянные дома здесь и там. Нами овладело нетерпение. Все вытащили присланные из дома вещи для берега, помятые от трёхлетнего лежания в сложенном виде, примерили — они оказались неприятно тесными. Надели ботинки — те причинили настоящую боль. Сбрили бороды! Сразу стало чего-то не хватать. А мы всё плавали туда-сюда вдоль берега, старательно избегая встреч с катерами береговой охраны.
Вечером пароходик, совершающий ежедневные рейсы из Акароа в Литтелтон, сделал крюк и подошёл к нам. «Всё в порядке? Где капитан Скотт? Вы были на полюсе?» Получив невразумительные ответы, отстал от нас. Так состоялась наша первая встреча с цивилизацией.
Назавтра, на заре, «Терра-Нова» с приспущенным до середины мачты белым вымпелом{239} медленно вошла в гавань Литтелтона. Мы не могли оторвать глаз от деревьев, зданий, людей. Всё иначе, чем в день отплытия, и в то же время всё так же. Словно нам привиделся кошмарный сон и не верится, что он кончился.