На высоте 11 500 футов они достигли нового кратера, но на весь следующий день застряли здесь в облаке. Температура воздуха колебалась между -10° [-23 °C] и -30° [-34 °C], хотя в это же время на уровне моря держалась около точки замерзания. Но к часу ночи двенадцатого распогодилось, южный ветер разогнал пары с вершины. Партия поспешно снялась с места и через несколько часов добралась до края действующего кратера. Его дно скрывалось в густых испарениях; стенки футов пятьсот спускались под острым углом, но затем обрывались по вертикали, образуя пропасть; жерло имело на глаз в окружности около 70 000 футов. Вершина состояла преимущественно из пемзы, но попадались и кенитовые породы, почти такие же, как на уровне моря; старый же кратер — почти весь кенитовый, верное доказательство того, что он на острове самый древний; выбросы кристаллов полевого шпата происходили непрерывно — недаром они лежали поверх снега; один такой кристалл есть среди моих сувениров — его длина около трёх с половиной дюймов.

Двое восходителей спустились обратно в лагерь, так как один из них отморозил себе ногу, а Пристли и Гран попытались вскипятить гипсометр^{235}, но им помешал ветер, который то и дело менял своё направление и окутывал их паром и серными испарениями. Они оставили записку на гурии и начали спускаться. Но пройдя уже 500 футов, Пристли спохватился, что вместо записки оставил наверху баночку с заснятыми плёнками. Гран вызвался сбегать на вершину и поменять баночки. В тот момент, когда он достиг вершины, раздался грохот взрыва; из кратера вырвалась огромная туча пара, вулкан выплюнул гигантские глыбы пемзы. Гран находился совсем рядом, слышал урчание перед взрывом, видел

Это так называемые волосы Пеле. Позже Гран плохо себя чувствовал из-за отравления парами сернистого ангидрида. Шестнадцатого они вышли на мыс Ройдс — таким образом, всё это удачное путешествие заняло 15 дней.

Старая хижина Шеклтона, довольно сильно продуваемая зимой, в это время года очень уютна. Солнце ярко светит, под припаем урчит и плещет морской прибой, вокруг красивые горы, у порога гнездятся пингвины — чем не жизнь?

Куда лучше, чем на леднике Бирдмора, где мы могли в это время находиться. А что же должна была испытывать шестёрка, только что вернувшаяся от Врат Ада^{236}? К тому же еда — отличная:

Я провёл три недели на мысе Ройдс среди пингвинов Адели и собрал необходимые серии их эмбрионов. Уилсон всё время твердил, что на крайнем юге зоолога, занимающегося позвоночными, в первую очередь должна интересовать эмбриология. Выше я уже объяснял, что пингвин составляет важное звено в цепи эволюции, а какое именно место он в ней занимает, может выявить только изучение его эмбриона[342].

Пока не установлено, отличаются ли пингвины более примитивным строением по сравнению с другими нелетающими птицами, например киви, страусом, нанду. Известно, однако, что бескрылые птицы держатся на окраинах южных континентов, где у них меньше конкурентов, чем в густозаселённых районах севера. Возможно, что пингвины, и сейчас иногда пытающиеся взлететь, происходят от крылатых предков, живших в северном полушарии, и что они были вытеснены на юг.

Если пингвины — птицы примитивные, то логично предположить, что чем южнее обитает вид пингвина, тем он примитивнее. Таковы жители Антарктики — императорский пингвин и пингвин Адели. Последний — более многочисленный и преуспевающий вид, поэтому мы склонны видеть в императорском пингвине одну из самых примитивных, если не самую примитивную из современных птиц; отсюда и идея зимнего путешествия. Мне было приятно, что я смог дополнить его трофеи сериями эмбрионов пингвинов Адели. Я чувствовал себя этаким великаном, который попал на чужую планету и изучает образ жизни её коренных обитателей.

Мы возвратились слишком поздно, для того чтобы стать свидетелями кладки яиц, а потому я не мог установить возраст эмбрионов. Правда, я загорелся надеждой, когда заметил, что некоторые пингвины насиживают пустые гнёзда — без яиц, но вскоре понял, что это холостяцкие квартиры самцов, чьи дамы сидят рядом. Тогда я стал красть яйца из гнёзд и с удовлетворением констатировал, что на их месте появляются новые. Я их старательно маркировал, но два дня спустя разбил одно яйцо и нашёл в нём зародыш по меньшей мере двухнедельного возраста. Тут только до меня дошло, что в дополнение к прочим порокам пингвины грешат ещё и склонностью к похищению детей. Кое-кто из обкраденных мною птиц с предовольным видом восседал на камнях, формой и размером напоминающих яйца, а одна даже на половинке красной консервной банки из-под голландского сыра. Пингвины положительно не блещут умом.

Все любят пингвина: ведь он во многом так походит на нас, а кое в чём воплощает в себе наш идеал. Обладай мы хоть половиной его храбрости — кто бы против нас устоял? А его материнский инстинкт? Да будь у нас хотя бы сотая его часть, нам бы следовало убивать своих детей тысячами. Его тельце так полно любопытства, что страху в нём не остаётся. Пингвины любят лазить по крутым склонам, кататься на льдинах, даже маршируют охотно.

Однажды в пургу на виду у всех осталось покинутое гнездо — кучка заветных камней. Вся колония совершала паломничество к нему, и каждый муж, желая возвыситься в глазах своей избранницы, приносил ей в подарок камень. Но это были простачки. Их перехитрил знакомый мне пингвин, с безразличным видом стоявший на скале; он и его суженая, уютно примостившаяся рядом.

Их жертвой стал третий пингвин, холостяк, которому улыбнулось счастье — наконец-то он сможет обзавестись подругой.

Со скоростью, на какую только были способны его коротенькие ножки, он метался взад и вперёд: вытаскивал из покинутого гнезда камень, относил к скале и спешил за следующим. А на этой самой скале спиной к нему стоял мой знакомец. Он, как только холостяк клал камень и снова убегал за добычей, соскакивал, хватал клювом камень, обогнув скалу, отдавал его жене и опять занимал свою позицию наверху (спиной к холостяку), причём всё это с такой быстротой, что за это время не успеешь сказать «косатка». Изредка он поглядывал через плечо — не лежит ли уже наготове новый камень.

Я наблюдал за ними минут двадцать. И всё это время и сколько-то времени до меня несчастный холостяк приносил камень за камнем. А они исчезали. Один раз он замер с удивлённым видом, взглянул вверх и чуть ли не вслух выругался в спину моего знакомца, но тем не менее, не теряя времени даром, повернулся и во весь дух помчался к гнезду. Ему и в голову не пришло, что, может, лучше остановиться. Я замёрз и пошёл своей дорогой, а пингвин продолжал бегать.

Жизнь пингвина Адели, как ничто в мире, далека от христианских заповедей. В ней побеждает тот, кто сильнее. У благочестивого пингвина не было бы ни малейшего шанса выжить. Посмотрите, например, как они идут купаться. Возбуждённой гурьбой в пятьдесят — шестьдесят птиц собираются они у кромки припая, заглядывают в воду и убеждают друг друга, как приятно будет окунуться и какой прекрасный обед их там ждёт. Но это чистейшее лицемерие — на самом деле их гложет страх: не подстерегает ли поблизости морской леопард первого, кто нырнёт. По канонам нашей морали истинно благородной птице следовало бы сказать: «Я пойду первой и если буду убита, то во всяком случае умру самоотверженно, положив живот за други своя»; и со временем все благородные птицы погибнут. В действительности же происходит нечто иное: вся компания уговаривает наиболее слабого духом пингвина нырнуть, а если он не поддаётся на уговоры, поспешно принимает закон о воинской повинности и сталкивает его в воду. А уж после этого — плюх! — в беспорядке кидаются и остальные.