— Утерял, — жалобно прошептал он и задрожал всем телом. — Видать, когда на гору полз.

— Не твой ли? — Макс решил утешить предка и протянул к нему ладонь, с которой свисал простой оловянный крестик, свободно болтавшийся на бечёвке.

— Мой! — возликовал Хлопов и попытался облобызать руку спасителя.

— Это лишнее, — обронил Макс, оставляя крестик в пальцах собеседника и поспешно отдёргивая ладонь. — Я не священник. А ты давай, вкуси от щедрот местных.

На этот раз Евсей отказываться не стал. Он ещё раз перекрестил пищу, предварительно нацепив потерю на шею, и сразу начал есть. Боже, как он уплетал! Таких скоростей Клюев давно не видывал. Через пару минут Макс заволновался и предостерёг:

— Не торопись, парень! С голодухи сразу много нельзя. Плохо будет.

Тот сначала замер с открытым ртом, потом медленно прожевал и проглотил очередной кусок и лишь после этого с любопытством спросил:

— Почему?

— Потому, — сердито сказал Клюев. — Знаю, что говорю.

Евсей отставил пустую бутыль из-под молока, вытер руки о рубаху и смиренно замер.

— Благодарствую. — Насытившись, он уже не вздрагивал от каждой мелочи. — Кто ты, добрый человек? И что делаешь один в такой глуши? — Он опять пожирал взглядом одежду, которой суждено появиться через века.

— Я хранитель, — индифферентно сообщил Макс.

— Охранитель? — не поверил Хлопов. — Охранитель золотого камня?

— Камня, — то ли спросил, то ли подтвердил Клюев. — Того, что наверху?

— Его! — Евсей перекрестился.

— Вот что, парень, — Макс, наконец, принял решение, — ты отдохни пока. И поспать бы не мешало.

— Да я… — шевельнулся Хлопов, и глаза его закрылись.

— Вот и ладно, — усмехнулся Клюев. — Настала пора и мне выступить в роли Никиты.

Он провёл рукой перед лицом предка, и царапины стали сглаживаться и сходить на нет. Потом он долго держал правую ладонь сначала у сжатых кулаков Евсея, а позже — у содранных вдрызг ступнёй. И лишь после всего этого совершил несколько плавных движений, словно закутывая мастерового в покрывало. Постоял, склонив голову набок и оценивая плоды своих трудов, встряхнул расслабленными руками и отвернулся. Теперь он знал о Хлопове всё. Годков ему минуло всего-то двадцать три с половиною. И не с Гороблагодатских заводов переведён он был в Ижевск для освоения новых производств к вящей славе матушки-императрицы Елизаветы Петровны. Нет, граф Пётр Иванович Шувалов прислал его из столицы, где обучался будущий рудознатец и мастер ковки своему нелёгкому ремеслу и зело превзошёл сии науки. А потому назначался ему на новом месте особый статус технолога и начальника экспериментального цеха, говоря современным языком. И маячило уже перед Евсеем блестящее будущее, да не сложилось.

Приглянулась ему красавица и рукодельница Настенька, числившаяся при строительстве прачкой. И хоть тяжела была работа, девушка — хохотунья и певунья — не унывала, унаследовав от родителей нрав весёлый и общительный. Но вот беда — глаз на неё и управитель положил, впрочем, не для матримониальных дел, а исключительно забавы ради. Девушка и в сторону-то его не смотрела, молодого мастерового привечая, но управитель не отставал, домогался упорно. Ну и не стерпел Хлопов, несмотря на характер покладистый, высказал супостату всё, что о нём думал, да ещё и пригрозил — не угомонишься, мол, отошью по-другому. В общем, нашла коса на камень.

Затаил управитель злобу неистовую и, поскольку сладить с юным соперником силёнок недоставало, настрочил донос в Тайную канцелярию, где приписывал Хлопову все грехи смертные, вплоть до оскорбления в пьяном виде святого имени государыни-императрицы и злоумышлении противу графа-благодетеля. Не поверил Пётр Иванович подмётной грамоте, ведь не с чужих слов знал Евсея, но здоровье его к тому времени уже весьма пошатнулось. Не смог защитить любимца.

Грозил Хлопову не просто острог, а пытки на дыбе, да не учёл управитель прыти и авантюрного склада ума юноши. Опоздала стража, ушёл оклеветанный, пообещав напоследок Настеньке вернуться, а управителю голову открутить. В чём был, в том и ускользнул. На север двинулся, в места дикие и малодоступные, шалыми людишками облюбованные. Зато по народным преданиям где-то там скрывался таинственный золотой камень, желания исполняющий. Вот только видеть его мало кому удавалось, а уж приблизиться — и подавно. Но молодой рудознатец упорен был в намерениях своих и отступать не собирался. Так и бежал через леса, спасаясь от погони и выбирая направление одному ему ведомыми уловками.

«Ай да Евсей! — подумал Макс. — Как любовь окрыляет человека! Не убоялся ведь ни гниды-управителя, ни Тайной канцелярии». Он подошёл к кромке обрыва и глянул вниз. Выяснение отношений там продолжалось с неослабевающей энергией. Солдаты Её Императорского Величества схлестнулись с настоящими хранителями артефакта — аборигенами-идолопоклонниками. Некоторое время понаблюдав за баталией, Клюев погрузил обе воюющие стороны в глубокий сон, как перед этим своего предка, а потом зеленомундирников отправил поближе к Ижевску, а лесных обитателей подальше от утёса. На этом в битве была поставлена большая жирная точка.

Хлопова же наоборот извлёк из царства Морфея. Пробудившись, молодой знаток кузнечного дела полупал глазами, прислушиваясь к своим ощущениям, рывком встал и принялся рассматривать свои руки-ноги. Вид у него при этом сделался совершенно обалделый. Мало того что конечности оказались целы, так он ещё и благоухал чистотой, как младенец после купели.

— Святые мученики! — потрясённо прошептал он, поднимая голову. — Кто же ты, добрый человек?!

— Сказано же — хранитель, — подчёркнуто спокойно произнёс Макс.

— Значит, правда! — с пылом нетерпеливого влюблённого вскричал мастеровой. — Значит, в преданиях истина!

— Истина, истина, — ворчливо подтвердил Клюев и опять развязал горловину «сидора». — Давай-ка, оденься, как подобает.

Он потащил из мешка сначала чистую белую рубаху, за ней — кафтан, кушак и широкие штаны кремового цвета, последними — исподнее и мягкие яловые сапоги. Всё — с иголочки и в соответствии с нынешними стандартами. Евсей принял дары осторожно, проверил ткань и кожу на ощупь и лишь затем начал примерять.

— Размер подходящий, — заверил его Макс. — Можешь не сомневаться. Камень знает, что делает.

— Золотой камень, — с некоторой оторопью повторил Хлопов. — Всё, как загадано, сбудется?

— Ежели хороший человек — сбудется. А плохого он и близко не подпустит.

— Как же такое возможно?

— Тайна сия велика есть! — отчеканил Клюев. — Ты сюда шёл, верил? А вера чудеса творит! Не тяни, одевайся. Я отвернусь. Потом наверх пойдём.

— К нему?! — потрясся Евсей.

— А то куда же. Воочию убедишься и даже потрогать сможешь.

Макс повернулся на каблуках и вновь шагнул к обрыву. «А ведь мне и самому чрезвычайно любопытно, — внутренне усмехнулся он, — что же там за чудо такое…» Как ни странно, он так и не сумел на расстоянии определить характер и вид артефакта, скрывавшегося на вершине. Он только чувствовал, что тот чрезвычайно притягателен для него. Блестящая штуковина не являлась капризом природы, она имела ярко выраженное рукотворное происхождение — она «фонила», и излучение это никак не походило на естественные аномалии.

Сзади шуршал одеждой Хлопов, он всё ещё облачался, тихо посапывая и шёпотом читая молитвы. Макс рассеянно прислушивался и обозревал лесные просторы. В абсолютно прозрачном воздухе восемнадцатого века видимость была превосходной. Во все стороны, насколько хватало глаз, простиралась ажурная зелёная вуаль, укрывавшая землю. Она не выглядела ровной и однотонной, наоборот, она завораживала своими прихотливыми изгибами и неожиданными сочетаниями. Она вызывала ощущение застывшего шторма, когда изумрудные волны вздыбились, но по каким-то неведомым причинам не покатились дальше, а так и замерли на взлёте. Среди этого затвердевшего кипения изредка проглядывали верхушки скал и утёсов, то голые и безжизненные, то поросшие кустарником и даже редкими деревцами.