Клюев сосредоточился и извлёк ещё один кусочек информации: время и место. Он увидел поросшие лесом гористые склоны, где-то пологие, а где-то совсем крутые. Изредка лес расступался, обнажая скальные выступы, одинокими великанами возвышавшиеся над морем деревьев. Приуралье. Горным массивом ещё не назовёшь, но ведь и простой возвышенностью тоже. Севернее Ижевска и западнее Перми. Время: одиннадцать часов двадцать две минуты седьмого июля одна тысяча семьсот шестьдесят первого года от Рождества Христова. А вот и крошечная фигурка, прилепившаяся среди клочьев мха на безнадёжно гладкой каменной поверхности. Как назло — ни выступа, ни трещинки. Сюда-то ещё можно было вскарабкаться, а вот дальше как? До вершины метров тридцать, не меньше. Собьют, как перепела. Вон среди деревьев мелькают чёрные шляпы и блестящие штыки солдат. Они его ещё не видят, как он их, но уже чуют, что беглец рядом. Сами ведь из простого люда, следы читать умеют, особенно кровавые. Они на службе, и азарт погони плещет в крови. Ещё немного, и они настигнут отступника, пошедшего против воли графа Шувалова. Неважно, что приказал не сам, а через управителя. Местная власть ведь говорит его словами. Безнадёжно…

Макс вытянул руку, принял на раскрытую ладонь моток добротной пеньковой верёвки и переместился по пеленгу. Умел он уже такое — сам выбирать себе время и место, пеленговать координаты, вроде как персональный маячок устанавливать, и затем перемещаться в них. Не в белый свет наобум, а в чётко обозначенное пространство-время. Спасибо Бородину за науку. Точку выхода он определил удачно: этакий каменный карниз шириной в четыре ладони, как раз над плитой, где прилепился Евсей, рядом площадка, небольшая, но во всех отношениях удобная, а от неё вверх — уже не отвесная стена, а довольно пологая поверхность — изобилующая расселинами и выступами скальная твердь с редким, плотно закрепившимся кустарником.

Возникнув на карнизе, Клюев прижался спиной к прохладной шершавой поверхности и глянул вниз. Метрах в шести под ним виднелась соломенная макушка Евсея и вцепившиеся непонятно во что содранные в кровь, побелевшие пальцы, а у подножия утёса уже одна за другой выныривали из лесных зарослей словно игрушечные и совсем не страшные с такой высоты фигурки солдат. Они осматривались, задирали головы, начинали гомонить и тыкать маленькими ручками в направлении мастерового и его нежданного спасителя. Они не торопились: со скалы беглецу было деться некуда. Они только удивлялись, откуда взялся второй. Евсей издал еле слышный с карниза отчаянный стон.

Макс начал осторожно разматывать верёвку и стравливать её вниз. И сразу же понял, какого дурака свалял — при всём желании он не смог бы поднять предка наверх. Страховка отсутствовала, а при таком грузе ему на карнизе не удержаться. Шёпотом выругавшись сквозь зубы, он тут же сотворил по обе стороны от себя пару крючьев, вбитых в камень по самые карабины, и страховочный трос, пропущенный через них и закреплённый у него на груди так, чтобы предназначенная для спасения верёвка тоже проходила через карабин и сматывалась у его пяток. Теперь можно было продолжать.

— Эй, парень! — окликнул он Хлопова.

Евсей резко вздёрнул голову и едва удержался. Пальцы левой руки сорвались с едва заметного выступа, а правая заскользила по неровной поверхности.

— Верёвка! — рявкнул Макс.

И мастеровой успел разглядеть болтавшийся прямо над ним пеньковый конец с завязанным крупным узлом. Уже почти падая, он судорожно ухватился за канат и повис над пропастью.

— Держись! — свирепо сказал Клюев. — Держись крепче! Буду тебя поднимать.

Он начал медленно вытягивать верёвку на себя, легко напрягая и расслабляя тренированные мышцы. Широкоскулое и курносое лицо Евсея постепенно приближалось, а большие серые глаза таращились на ниспосланного свыше спасителя в немом изумлении.

Гомон внизу усилился. Вероятно, преследователи совсем не обрадовались такому повороту и тоже решили форсировать события. Они выстроились в шеренгу и подняли ружья.

— Опоздали, ребята! — весело выкрикнул Макс. — Хрен вы теперь нас достанете! — И уже Хлопову, макушка которого поднялась до уровня его башмаков. — Цепляйся за меня, не бойся. Я к скале привязан.

Прозвучавший внизу залп не принёс солдатам успеха. Пули не долетели до людей у вершины. И вовсе не потому, что расстояние оказалось велико, просто Клюев не пожелал.

Когда Евсей оказался рядом с ним и прохрипел: «Благодарствую, вызволитель!», Макс ограничился лишь кивком и жестом, мол, пробирайся на площадку, здесь три шага ступить, сопроводив его словами: «Подожди меня там». Всё это произошло не потому, что он торопился, а из-за двойного потока внимания, прикованного к ним. Причём первый поток он засёк ещё в тот момент, когда только появился на карнизе, а второй образовался с приближением солдат. «Самое время разобраться, — подумал Макс, добросовестно отследив передвижение вытащенного из западни предка до безопасного места, — раньше-то недосуг было». Он опять глянул вниз и хорошенько так шевельнул кусты, где скрывались любознательные невидимки. Преследователи к этому моменту уже закончили перезаряжать ружья, и шумное сотрясение веток оказалось как нельзя более кстати. Служивые тут же сосредоточили внимание на внезапно возникшей угрозе, рассыпались и залегли за валуны, во множестве торчавшие у подножия утёса. «Хорошая выучка», — мысленно похвалил их Клюев, плавным движением рук уничтожил своё страховочное снаряжение и двинулся к притулившемуся на площадке Евсею.

Предок по-прежнему таращился на него широко распахнутыми глазами. Правда, изумление в них постепенно сменилось любопытством пополам с естественной опаской. Так ведь было отчего. Во-первых, Макс явился, аки ангел с неба, во-вторых, его одежда, с точки зрения аборигена, не лезла ни в какие ворота — он так и оставался в камуфляже, только футболку и куртку сменил, и, наконец, в-третьих, он оказался в непосредственной близости от того самого места, куда так стремился беглый мастеровой.

Добравшись до скрытой от наблюдения снизу расселины, где, собственно, и помещалась площадка, обильно покрытая белёсым мхом, Клюев присел на обломок породы и тоже уставился на Евсея. Выглядел предок неважно. Хотя по возрасту они, скорее всего, отличались мало. Исхудавшее, поцарапанное лицо, обросшее негустой, короткой бородой, сбитые пальцы босых ног, из одежды — лишь холщовая домотканая рубаха, такие же штаны да потёртый кожаный ремешок, охватывающий длинные соломенные волосы. Чувствовалось, что он много дней в бегах и питался всё это время исключительно дарами леса. Макс хмыкнул, склонился вбок и сделал вид, что нашаривает за обломком нечто, ранее туда положенное. Затем он извлёк на свет божий видавший виды мешок, известный в народе под названием «сидор», развязал горловину и стал доставать оттуда то, что едва не привело его визави в состояние голодного обморока, хотя всего-то перед ним появились: каравай чёрного хлеба, бутыль молока, заткнутая деревянной пробкой, и вяленый кусок оленины с двумя большими луковицами. Правда, хлеб и мясо благоухали так аппетитно, что понять обессиленного Хлопова было нетрудно.

— Поешь, парень, — сказал Макс, приветливо улыбаясь. У него возникло отчётливое состояние дежа вю: Кондратий очень похоже глядел на разложенное перед ним изобилие. — Укрепи силы.

Евсей зыркнул на него серыми глазищами, склонил голову в поклоне и перекрестил снедь.

— Благодарствую, добрый человек, — пробормотал он, — но не смею.

— Почему же? — искренне удивился Клюев.

— До человеческого жилья много дней пути, а ты как же будешь?

Макс видел, что он еле сдерживается.

— Обо мне не тревожься, — ответствовал он, — Я здесь живу.

— Здесь? — Хлопов беспокойно оглянулся. — Тогда откуда всё это? — Он опять уставился на пищу голодными глазами.

— То промысел божий, — не терпящим возражений тоном произнёс Клюев и ловко переключил внимание собеседника. — А вот на тебе креста я не вижу.

Евсей испуганно схватился за голую шею, не обнаружил искомого, и глаза его помертвели.