Рядом женщина, склонившаяся над телом раненной, подняла к нему голову, взглянула снизу вверх осуждающе:
- Да что вы. Что вы говорите! Руки на себя наложить – это грех смертный. Нет, батюшка не такой.
- А что ж он?..
- Грех это большой – человека убить. И в храме. И священнику. Но не смертный, нет, не смертный, потому как обстоятельства. Отмолим. Только священства теперь Отец Андрей не сможет отправлять, и таинства святые совершать не сможет... и храм нужно освящать... а сейчас... вы сами видите. Беда, беда большая всем нам...
Покачав головой: ‘Shit, ну и проблемы их тут волнуют!.. ‘Таинства отправлять!’ Их бы туда, ‘на поляну’, где трупы кучей лежали; впрочем, они и тут тоже кучей, и побольше будет, во дворе, успеют ещё полюбоваться... Тоже, проблема! – в алтаре двоих замочил... делов-то!’ – он уже двинулся к выходу, когда за стеной церкви глухо но отчётливо простучала короткая автоматная очередь.
Опрометью он кинулся к дверям, проклиная себя что не взял оставленный Вадимом у дверей дробовик.
Ничего, дробовик стоял как стоял. Схватив его, он выбежал из церкви, обежал угол. ‘Пленных’ не было. Дождь шёл не то чтобы сильный, скорее мелкий, но уже по-осеннему упорный, видно что надолго. Поскальзываясь, выбежал ‘во двор’ перед хозпостройкой. Раненых и убитых прихожан уже всех унесли в дома и бывший склад, под крышу, куда нападавшие поначалу и сгоняли всех. А убитые и раненые чурки так и лежали один на одном во дворе, и стекавшая с них дождевая вода в лужицах окрашивалась розовым.
- Брат... Брат!.. – опять послышалось ему, но он, не обращая внимания, побежал туда, откуда послышалась очередь – к распашным дверям хозпостройки, от которых внутри после небольшого проходного помещения шла лестница на второй этаж, – и коридор налево, где склады-кладовки были заполнены всякой нужной и ненужной в хозяйстве всячиной.
В дверях чуть не столкнулся с выходящим Вадимом. В руках тот держал автомат, из ствола еле-еле полупрозрачной струйкой выбивался дымок.
- Вадим, что случилось??
- Ничего... – тот отвечал нарочито лениво, – Как это у вас, в Америке, говорят?.. ‘Они отказались сотрудничать со следствием’... – и дунул в ствол, сдувая дымок.
Владимир мимо него просунулся за двери: там у стены лежали оба пленных. В полусумраке по безжизненным позам всё стало ясно; попахивало порохом. С верхней площадки лестницы выглянуло испуганное лицо женщины, одной из тех, что сопровождали священника. А, да, у него наверху же жильё, то есть келья! Увидела ‘своих’, юркнула обратно.
- Думаешь надо так было?
- Чо тут думать.
Вадим сплюнул в сторону, успокаивающе помахал Алле с дочерьми, высыпавшими из-под крыши склада под дождь с ружьями в руках; потом указующе потыкал пальцем в сторону колокольни, покрутил пальцем воздухе, рисуя окружность. Зулька согласно кивнула, пошла быстро к входу в церковь. Трофейное ружьё перед собой.
’Фак, он из них какой-то спецназ воспитал, чёртов татарин...’
Вадим снова перевёл невозмутимый взгляд на Владимира:
- Этот, в камуфляже, чечен – главный у них. Был. А второй – тот что с колокольни стрелял. В моих стрелял, и в тебя, кстати, тоже. Ну и вот. Ну и всё...
Оглядел Владимира, хмыкнул:
- Разгрузка самодельная, я погляжу?
- Вовчика.
- Угу. Якши. Так себе, конечно, но лучше чем ничего, да. Не в карманах же магазины носить.
Оглянулся за спину на лежащих, вздохнул, отдавая автомат и принимая назад старенькую двустволку Петра Ивановича:
- Этот ещё, кутак атмагыз, китель снимать не захотел!.. Да! Ты это... Надо с остальными дорешать. Сейчас вся деревня сюда припрётся – имей ввиду.
- Откуда знаешь?
- Да уж знаю. Этот, хроновский пацан тут засветился неподалёку. Как его – Лещинский? И внучка Викторовны тут отсвечивала уже. И ещё пацанва. Не сомневайся – сейчас все припрутся. И, конээээчно же, ‘представитель власти’, а как же! Кстати, заметь – ни одного долбака из ‘дружины’ этого вашего друга тут не нарисовалось, ни одного – пока всё не кончилось! А ведь у них, как не гляди, всё же два ружья, и как раз на такой случай, не по банкам же только стрелять!..
- Заметил... Нет, я добивать не буду!
- Эх, малай, малай, щен ты ещё... – оперевшись плечом о косяк и доставая сигареты, опять вздохнул Вадим, – Ну... Оставим эту ‘честь’ вашему товарисчу с газовым пистолетом в кобуре. Этот-то не откажется, ага. А потом везде будет трубить, что в одиночку перебил банду южан. Как думаешь, не откажется Витька?
- Он нам не товарищ.
- ‘Не товарищ...’ Бля. Надо было ево, поганца, ещё там, ‘на поляне’ заглушить. Вместе с теми.
- Надо было.
- Надо было, надо было, да, надо было... – снова вздох, – Знать бы кого и когда... чтоб заранее!
- Тогда, пожалуй, четверть деревни изводить бы пришлось – по твоему-то.
- Чо я, зверь?.. Совсем не четверть... Да, знаешь, егет, а тебе ведь линять отсюда нада... и поскорее, пока Громосеев не приехал! Раз ты так засветился, с автоматом-то. Не скроешь теперь, ага. Вопросы всякие задавать начнут... понимаешь?
- Да думал я уже про это. Да, придётся. Не скроешь...
- Вот! – Вадим оживился, отбросил окурок и вновь стал доставать сигареты, – Хорошо что понимаешь! А ты слиняешь – всё на тебя и повесим!
- Что... ‘всё повесим’??
- Ну – всё! Автомат. Пусть про Никоновку думают – не волнует. Может он, может не он, – не знаем! В смысле – ты. И – сбежал. И всё. А?
- Да... Пожалуй. Вовчик как только?
- А чо Вовчик? Вовчик как бы ничо не знал, да. Вовчик же без автомата. Отмажем Вовчика. А ты – двигай. Куда ты там собирался – в Оршанск?
Он оглянулся за спину, на трупы.
- И этих тоже... ты, в случае чего.
- Ещё я чего ‘тоже’??.. – возмутился Владимир.
- А – всё, – Вадим безмятежно курил, – Что за вопрос возникнет – всё на тебя и спишем. Раз тебя нет. Отработанная практика правоохранительных органов, хы!
- А Гузель??
- А что Гузель? Сам понимаешь, ей с беглецом под статьёй не с руки... Ну а... Щас обстановка быстро меняется, может со временем... сам понимаешь. Амнистия и всё такое..Поглядим.
- ‘Вот сволочь!’ – ясно прочиталось во взгляде Владимира, и Вадим поспешил сгладить впечатление:
- Да что ты?? Ты ж парень боевой, не пропадёшь! Ну а... потом, как всё нормализуется... или наоборот, если всё в такой развал придёт, что никого уже и волновать прошлые дела не будут... Да ты не волнуйся особенно-то! Я по своему опыту знаю: как дела налаживаться начинают – так за всё прошлое сразу амнистия! Ибо никому из властей неохота, чтобы палки в колёса вставляли и в спину стреляли!
- Ты, Вадим, прямо меня тут главным злодеем выставляешь! А сам?
- Да нет... Но с автоматом же ты засветился, так? А про меня никто ничего... Да ладно, не переживай так! Отсидишься где-нибудь какое-то время... Гулька тебя подождёт... или не подождёт – это уж как вы с ней...
- ‘В натуре сволочь!’ – подумал Владимир, – ‘Ну и родственничка в будущем мне бог подбросил! Или аллах. Что, в общем, один чёрт! Но в одном он прав – чем пытаться объяснить ‘откуда автомат’ проще слинять – а там как-нибудь устаканится. Со временем. А то могут под горячую руку... ‘по принципу правоохранительных органов’: был бы человек, статья найдётся!.. И: есть трупы – кто-то должен ответить...’
Вадим продолжал что-то говорить, Владимир прислушался:
- ... до конца. Так может ты и Хронова с собой заберёшь? В смысле – на себя возьмёшь? Если всё одно сваливать будешь.
- Как? ‘на себя’?
- Ну как. Он ведь тоже сейчас нарисуется. Ну и мочкани ево. За западло, за то, что помогать не поспешил. А? Тебе, как бы, всё одно...
- Вадим, ты совсем с катушек съехал?? – всерьёз уже разозлился Владимир, – Вот так вот возьми и ‘мочкани’ при всех, без разбора, просто от личной неприязни?? За автомат ещё как-то отмазаться можно; ну, автомат и есть автомат, а за убийство?? Да у всех на виду??