’Цыганка’ споро раскидала свои карты опять по столу, сдав их на ‘бубнового валета’, молодого блондина, красивого, неженатого. Нет, с картами она явно обращаться умела. Или в людях разбиралась, и ясно поняла что с этим крепким светлоглазым парнем так просто как с хозяином дома не прошелестишь, и потому, поняв что лёгкого хлеба тут не будет, стала выкладываться по полной. Несколько раз карты перекладывала, впиваясь в них цепким взглядом; не обращая внимания на следящих за нею друзей, и даже, кажется, сама в некий транс впала; во всяком случае платок у ней совсем с плеч на пол сполз, а она даже не заметила; и давай вещать ‘потусторонним голосом’:

  Владимиру, бубновому, значит, валету, выпадала жизнь долгая и богатая приключениями, чем он вполне был удовлетворён. Сообщила ему гадалка, что есть около него некая дама трефовая, и лежит у него сердце к ней, а у неё к нему; только другая дама, пиковая, этому воспротивилась, поскольку сама на него, бубнового валета, виды имеет... Что пиковый король имеет к нему свой чёрный интерес. И что выпадает бубновому валету дальний путь, далёкая дорога; и что ждёт его в том пути другая дама, светлая, и король крестовый; и будут у бубнового валета деловые хлопоты, и знакомства новые и разнообразные, дела денежные и полезные; риск будет и удача будет; и... Тут она смешала карты, и, не обращая внимания как бы на друзей уже, как бы и сама заинтересовавшись необычными раскладами, вновь стала, перетасовав, раскладывать мятые цветные картонки вокруг бравого бубнового валета с лихо закрученными рыжеватыми усами.

  И вновь легли по обе стороны бубнового две дамы: давешняя трефовая и та же ‘светлая’; но, плюс к тому же, через пиковую семёрку, означающую, как поведала гадалка, нешуточные хлопоты, легла к нему и третья дама, бубновая же.

  ’-Вижу – говорит, – Тебя в окружении трёх дам, большие хлопоты тебе с ними предстоят, казённый дом вижу; но пройдут хлопоты, и всё наладится... Поднимешься ты, возвысишься, счастлив будешь, семья большая... позолоти ручку!.. а позолоти ручку, драгоценный, а лучше дай консервов... О!..’

  Дальше рядком выкладывались карты всё красных мастей, и, вглядываясь в них, цыганка не то осуждающе, не то огорчённо покачала головой:

  - Много крови прольёшь... не будешь крови бояться, прольёшь её в своей жизни много... и своей – тоже!

  - Давай-ка ты это... не заговаривайся! – буркнул Владимир. На него тоже, как и на Вовчика, произвела впечатление убеждённость ‘цыганки’ в своём гадании, – Насчёт ‘крови’ не надо, не интересно это. Вот, насчёт вон той, бубновой дамы, скажешь что? Раскинь, а? Ага, на сердце её пиковый валет, сама же она под крестовым королём, у которого денежный интерес, интереееесно... больше не имеем информации? Не густо. Ясно. Оно и понятно. Но хоть что она есть где-то, не пропала – и то дело... Уважаемая, а что это у вас нигде бубновый король не фигурирует, а? Что с ним-то – не осветите ситуацию?..

  Но гадалка, до этого бывшая вся как-то напряжённая, как струна, уже расслабилась; и насчёт бубнового короля поведала, что ‘не видит она его’, нету, значит, бубнового короля. В обозримом будущем. И вообще, устала она. И давайте-ка, яхонтовые мои, рассчитываться...

  По гадалке видно было, что она действительно вроде как и не на шутку устала.

  ’-Ну так, столько по ушам-то ездить!’ – подумал Владимир.

  ’-В натуре медиум. Общение с тонким миром энергию высасывает!’ – подумал Вовчик.

  С гадалкой, в общем, рассчитались по-честному, без обид; проводили её до калитки, чтобы не потрепал лохматый сторож. Только Инесса напоследок испортила впечатление от вечера общения с будущим – высунулась из-за загородки и едко бросила:

  - Давайте, давайте, снабжайте цыганву всякую продуктами! А нам каждую ложку каши в упрёк!

  - Кто тебя кашей упрекает, дура ты!! – разозлился непрошенным вмешательством квартирантки Вовчик.

  - Да чувствую я, мы все чувствуем, что вам для нас продуктов жалко! Для чуркоты, небось, не жалко! – изобразила аж всхлипывание Инесса.

  - Не ваше дело! – отрезал Вовчик, – Наши продуты, как хотим так и распоряжаемся!

  - Нехороший ты человек... – покачала от порога готовящаяся уходить гадалка. Обоими руками она прижимала теперь к груди полиэтиленовый пакет с эмблемой ‘Гектора’, топорщившийся от продуктов.

  - А ты вообще молчи! – оборвала её Инесса, – Ты ж туркменка, не цыганка, что ты косишь??

  Вот тогда эта ‘туркменка-цыганка’ ей мстительно и выдала:

  - Я так вижу: недолго тебе на этом свете осталось, недолго! Плохо умрёшь, мучиться будешь! Тьфу!’ – плюнула в её сторону и вышла за порог, растворяясь в темноте сеней. А там уже залаял Артишок.

  Занятный такой вечер гаданий получился...

  *** В ГОСТЯХ У СТАРИКА

  БОЙНЯ В ЦЕРКВИ – 1

  - Ты, Кать, что ножик носишь постоянно – молодец, но ведь и точить надо! Дай-ка... Ну. Я так и думал – неточенный... режущая кромка замята – ты что, консерву им открывала?.. Давай поточу.

  Вовчик достал из бокового набедренного ‘инструментного’ кармана штанов алмазный надфилёк с облитой красной пластмассой рукояткой и принялся править лезвие Катькиного ножа.

  Они сидели за столом в ‘келье’ Отца Андрея, куда их отправил подождать его сам священник, сейчас занятый чем-то неотложным. Хотя они и сообщили батюшке, что и их дело не терпит отлагательств, но для того в данный момент нашлось явно что-то более нужное, и потому они сидели в тесной коморке, для которой вполне подходило определение ‘келья’ уже полчаса, слыша только зычный голос Отца Андрея со двора, где тот громогласно командовал своей немногочисленной паствой.

  Вообще Вовчик предполагал, что хитрый поп явно предвидит, о чём пойдёт речь, и потому проводит элемент психологического давления, заставляя пришедших чувствовать себя просителями, мешающими в работе такому вполне успешному хозяйству. Но делать было нечего, приходилось ждать пока батюшка освободится; и они сидели, поначалу просто рассматривая небогатое убранство комнаты: аккуратно, по-солдатски застеленную кровать в углу, иконы в другом углу с висящей под ними миниатюрной лампадкой; кухонный столик, заставленный разномастной посудой, какие-то мешки и коробки за и под кроватью; облицованный частично обвалившейся фаянсовой плиткой трубу-дымоход от печки с первого этажа – келья Отца Андрея была на втором этаже. Жестяной умывальник с раковиной над мятым ведром; и главное – большой книжный шкаф. Им Вовчик заинтересовался в первую очередь, но вскоре разочарованно отошёл и сел за стоящий посреди комнаты стол рядом с Катей – книги всё больше были ‘духовные, божественные’, всевозможные ‘жития’ и наставления старцев – на данный момент Вовчика это интересовало меньше всего.

  Сейчас стоявшая у окна Аделька скептически, с усмешкой наблюдала, как Вовчик неумело пытается ухаживать за как обычно сумрачной Екатериной:

  - Кать... Вот смотри. Вот так вот сначала правим режущую кромку... потом подтачиваем... вжик-вжик, с двух сторон. Можно надфилем, алмазным; но лучше брусочком. С водой, на мелком зерне. Поскольку надфиль, какой бы он не был тонкий, оставляет бороздки; и получается ‘микропила’, что для реза не есть здорово. На мокром ‘мелком’ камне получается не в пример лучше... Потом надо бы загладить все микрозадиры шлифовкой, я делаю на кожаном ремне с пастой Гоя... но пока что и так сойдёт! Ты это... если нужно будет подточить – обращайся! Эта... не стесняйся. Или хочешь – я тебе вообще брусочек для заточки подарю? У меня есть...

  Катя отмалчивалась, наблюдая за манипуляциями Вовчика с подаренным им же ей ножом. Да, после того памятного, до дрожи запомнившегося происшествия на поляне, когда их всех согнали в кучу бандиты, и речь шла, в общем, не то что о ‘половой неприкосновенности’, а о жизни; а она получила тогда этот жуткий шрам на лице; она уже никогда, даже во сне не расставалась с презентованным ей Вовчиком клинком. Собственно, в деревенской жизни нож пригождался сплошь и рядом, чем девчонки с коммуны бессовестно и пользовались: