- Да! Мама – правильная!.. – секунду подумала и добавила:

  - Да вы сами-то?.. Только и думаете где и как пристроиться, за кого удачно замуж выскочить!

  Тут же послышалось наперебой:

  - Угу. В промежутках между прополкой, заготовкой дров и стиркой. Только об этом и думаем!

  - Гляди, Кристинка, угоним у тебя Витьку, мы ведь девушки столичные, знающие...

  - Хи-хи-хи!

  - Придётся тебе другой вариант для удачного замужества искать.

  - Ольк, возьмёшь Витьку? А то я себе его... хи-хи-хи.

  - А он что, предлагал? Замуж? Насчёт ‘подружить’ – вон, полдеревни, и вся Никоновка. Приезжала. Ещё до тебя. Там такие парни! Кровь с молоком, куда там Витьке! Вернее – кровь с самогоном!

  - Вот он и не отсвечивал, когда они приезжали; скромненько, с боку стоял. Пока Вовчик с Никоновскими ‘вопросы решал’!

  - Успешно решал, кстати! Всем там хватило!

  Из угла, где на кровати полулежала раньше, а сейчас напряжённо сцепив перед собой кисти рук сидела Кристина, послышались какие-то сдавленные междометия, казалось вновь что она вот-вот заплачет, – но вновь она ответила резким и злым голосом:

  - Я давно чувствовала что вы дешёвки, девочки! А сейчас это проявилось! И я знаю почему: потому что я вам спиртное перестала таскать! Как таскала ликёры да коньяки – так хорошая была, а как... как ЭТО всё случилось, так вы так... проявились! Дешёвки!Правильно про вас в деревне говорят: шмары мувские!

  Наступило тяжёлое молчание. В полумраке сопели, и чувствовалось что сейчас последует взрыв...

  - Кто это говорит? Что ты выдумываешь? У нас со всеми в деревне хорошие отношения! – послышался одинокий голос.

  Катя встала со своей кровати, подошла и села рядом с Кристиной, попыталась обнять её за плечи, но та отстранилась. Сказала:

  - Кристина, это всё не ты говоришь, это зло в тебе говорит... Оттого что папа твой пропал, и ты не знаешь что делать... Мы же поможем тебе. Ты же, считай, в коммуне. А мы своих не бросаем. Но и ты брось эту напраслину наговаривать...

  Высвободившаяся от объятия Кристина дальше сдвинулась на край кровати и продолжила всё тем же резким, злым, неприятным голосом:

  - ...Витька мне всё рассказывал, как там, на поляне, было! Всё! И всё не так было, как вы тут врёте!

  - Что? Рассказал?

  - Как вас там чуть не оттрахали эти бандиты, а вы сидели и блеяли! И если бы не он!.. И что Гульку трахнули! Ха-ха-ха-ха!

  Она засмеялась злобным противным смехом и продолжила:

  - Ха, как её растянули и гловарь её трахнул! И... так ей и надо!.. Суке! И вам бы...

  Договорить она не успела. Звонкая оплеуха-пощёчина отбросила её к стене, так, что она стукнулась затылком о стену.

  - Ах ты тварь!! – Катя занесла руку чтобы вновь ударить её.

  - Уйди, сука меченая! – завизжала Кристина и вцепилась ей в волосы, что спасло её от повторной затрещины. Комната взорвалась криками:

  - Аааай!! Яя... Бей её, девки! Бей тварь хроновскую! – как по какой-то незримой но властной команде прежде лежащие или сидевшие на кроватях девушки вдруг, как подброшенные пружинами, ринулись к окну. В мгновение ока Кристину оторвали от Кати и тут же вокруг неё закипела толкучка: каждая норовила ударить её, дёрнуть за волосы, пнуть. Комнату огласили визг и яростные крики.

  Кристину били кулаками, а когда она оказалась на полу – стали пинать; пинать без обуви или в мягких домашних тапках было неудобно, и потому её топтали, топтали пятками, толкаясь, яростно сопя и выкрикивая грязные ругательства звонкими девичьими голосами.

  Кристина не менее яростно сопротивлялась, пыталась встать, но максимум что ей удалось, это подняться на колени и пытаясь отталкивать, столкнуть с ног двоих нападавших, но их место тут же заняли новые. Чей-то кулак разбил ей нос, брызнула кровь; нападавшие толкались и мешали друг другу, и только это спасло её, пожалуй, от увечий. Получив действительно несколько сильных ударов по рёбрам и лицу, задохнувшись от боли, она в исступлении рванулась, ей удалось ценой нескольких полученных ударов в лицо вскочить; она оттолкнула одну, другую... Загремела кружка, упавшая на пол, и тут же кто-то спиной натолкнулся на тумбочку с лампой. Круглое световое пятно на потолке стремительно рванулось в сторону, лампа хлопнула об пол...

  Мгновенно стало темно, теперь комнату освещал только слабый огонёк масляной ламны в противоположном углу на подоконнике. И тут же жидкая светящаяся синим струйка горящего керосина из упавшей лампы чиркнула по полу...

  - Ой!!..

  - Лампа!

  - Туши! Ту-уши!! Сгорим! – Кристина тут же была забыта.

  - Катька! Фонарик!

  - Темно, не фига не видно!

  - Бежим!

  - Туши, дура!! Набрось что-нибудь!

  Вспыхнул луч карманного фонаря, описал дугу по комнате, осветил центр с мечущимися фигурами.

  - Ааа, только не моё польто!!!

  - Покрывало вон набрось, одеяло!!

  Вскоре совместными училиями потенциальный пожар был ликвидирован. В суете никто не обратил внимания как стукнула, открываясь, снятая со всех внутренних запоров входная дверь.

  ***

  Через полчаса беспорядок в комнате был наконец ликвидирован, и упавшая лампа была вновь зажжена – но уже без разбившегося лампового стекла. Сильно воняло керосином.

  - Блииин, моё одеяло... Всё извазюкали, и керосином воняет...

  - Завтра постираешь. На вот, мой плащ. Им укроешься.

  - А мы-ыло? Стирать. Девки, что это с нами было?.. Кажется ещё немного, и я б её убить была готова!

  - Звереем тут потихоньку, дичаем...

  - Да что ‘была бы готова’, я б её и убила, паскуду! Правда, Кать?

  - Подруги, а мы и правда дичаем... Мы ж её ногами топтали... Кстати, где она?

  - Сбежала.

  - Иди дверь запри.

  Скрипнула дверь в комнату, опасливо вошла Аделька:

  - Что это у вас... идём – шум. Дверь распахнута. Керосином воняет...

  Оглянулась за дверь, сказала: – Ну ты иди, иди уже. Спасибо что проводил.

  - Кристинку воспитывали.

  - Стекло у лампы разбили... – послышался горестный голос Кати, – Керосин разлили, чуть пожар не устроили. Подругу свою ногами били... Бесы в нас...

  - Ой-ой, бесы. Так ей и надо. И не подруга она. И правильно.

  - Завтра в церковь пойду. Замаливать. Батюшка, может, посоветует что. Исповедуюсь.

  - Да брось ты, Катька, всё правильно было! Надо было проучить эту вертихвостку. Ишь, ещё НАМ будет рассказывать, как оно было там, на поляне, ага! Будет ещё нас оскорблять!

  - Если до завтра Хронов нас тут не перестреляет! – сказал кто-то.

  - Не. Забоится. – после паузы кто-то уверенно опроверг, – Пока мы вместе – забоится. Парни не поддержат.

  - Парней он муштрует... Кать? Завтра в церкву пойдёшь – поговори там с батюшкой, может нам туда перебраться?

  Идея понравилась:

  - А что. Там стены каменные, и свои вокруг. Ну, в смысле, не деревня. Церковь опять же.

  - Не, реально звереем, девки... Тоже завтра в церковь пойду.

  *** ПЛАНЫ. ЦЕПНАЯ РЕАКЦИЯ

  *** ПОДРУГИ

  ГАДАЛКА

  Это случилось позавчера, уже под вечер.

  Артишок залаял, явно как на чужого, и Вовчик вышел посмотреть кого это ПРИНЕСЛО. Оказалось, принесла нелёгкая нерусского вида тётку, лет 45-50-ти, точнее не скажешь, одетую разномастно и неопрятно, с кучей юбок и подъюбников над полной задницей, с полуседыми волосами, выбивавшимися из-под цветастого платка, и с взглядом цепким и вороватым.

  Такие, или почти такие уже не раз в последние дни захаживали почти во все дома Озерья, обычно сопровождаемые парой ребятишек, попрошайничали ‘на еду’. Причём тётки были разные, а ребятишки одни и те же, явно взятые для давления на жалость; но это не очень прокатывало ввиду уже не младенческого вида сорванцов, так и стрелявших глазам где и что стырить; но, видимо у ‘чурок’, как их называли, не разбираясь в национальностях в деревне, с детьми было негусто; да и откуда, если они были все в основном приезжими на заработки из среднеазиатских республик, кто же с собой на заработки грудничков потянет.