жейник.

– И потом, я так приучен к оружию и такое у меня мо-

гучее дыхание, что мало кто в этом со мною сравнится. Вот

она где, силища! – сказал коротышка, надувшись так, что

стал похож на чучело, и ударяя себя кулаком в грудь. – Тут

хватило бы места для кузнечных мехов.

– Дыхание у тебя, я сказал бы, могучее, и впрямь – что

кузнечные мехи… По крайней мере твой разговор выда-

ет…

– Мой разговор?.. Ах ты шутник! Шел недавно из

Данди вверх по реке громадина дромонд, так я распоря-

дился пригнать его ко мне и отрубить нос…

– Как! Отрубить нос Драммонду*? – вскричал ору-

жейник. – Да ведь это же значит ввязаться в ссору с целым

кланом – и чуть ли не самым бешеным в стране.

– Упаси нас святой Андрей! Ты не так меня понял… Я

сказал не «Драммонд», а «дромонд» – это большая барка.

От нее отрубили нос… то есть, наоборот, корму… обтесали

и раскрасили под султана или сарацина, и я на нем прак-

тикуюсь: вздохну во всю грудь, занесу свой двуручный меч

да как рубану! Потом по боку сплеча, потом пырну, и так

целый час.

– Таким путем ты, конечно, хорошо научился владеть

оружием, – сказал Смит.

– Еще бы!. А иногда я надеваю на своего султана

шапку (понятно, старую) и с маху рассекаю ему голову, да

с такою силой, что верь не верь – у этого язычника и че-

репа-то почти уже не осталось, скоро не по чему будет

бить.

– Очень жаль, ты больше не сможешь упражняться, –

сказал Генри. – А знаешь, мастер, давай как-нибудь я на-

дену шлем и нагрудник, и ты будешь по мне рубить, а я

палашом отводить удары и сам наносить ответные. Что

скажешь? Согласен?

– Нет, никоим образом, дорогой мой друг! Я нанес бы

тебе слишком тяжкие увечья… К тому же, сказать по

правде, мне куда способней бить по шлему или колпаку,

когда он сидит на моем деревянном султане – я тогда знаю

наверняка, что собью его. А когда мельтешат перед глазами

перья и яростно сверкает из-под забрала пара глаз и когда

все вместе так и пляшет вокруг, тогда у меня, признаться,

опускаются руки.

– Значит, если бы каждый стоял перед тобой чурбаном,

как твой сарацин, ты мог бы покорить весь мир – так,

мастер Праудфьют?

– Со временем, поупражнявшись, пожалуй, мог бы, –

ответил Оливер. – Но вот мы и поравнялись с остальными.

Бэйли Крейгдэлли смотрит гневно, но гнев его меня не

устрашит!

Ты не забыл, любезный читатель, что как только

главный бэйли Перта и все, кто был при нем, увидели, что

Смит поднимает растерявшегося шапочника, а незнакомец

отступил, они не дали себе труда подъехать ближе, решив,

что товарищ уже не нуждается в их помощи, коль скоро

возле него грозный Генри Гоу. Вместо того они пустились

дальше прямой дорогой на Кинфонс, потому что всякая

задержка в исполнении их миссии представлялась неже-

лательной. Так как прошло некоторое время, пока шапоч-

ник и Смит догнали остальных, бэйли Крейгдэлли стал

корить их обоих, и в особенности Генри Смита, за то, что

они вздумали тратить драгоценное время на погоню, да

еще в гору, за сокольничим.

– Как бог свят, мастер бэйли, я не виноват, – возразил

Смит. – Если вы сосворите обыкновенную дворнягу из

Низины с горским волкодавом, не вините ее, когда она

побежит туда, куда тот ее потянет за собой. Именно так, а

не иначе, вышло со мной и Оливером Праудфьютом. Едва

он встал снова на ноги, как тотчас с быстротою молнии

вскочил на свою кобылу и, взбешенный поведением него-

дяя (который так не рыцарственно воспользовался своим

преимуществом, когда под противником споткнулся конь),

ринулся за ним, точно дромадер. Мне ничего не оставалось,

как только последовать за ним, чтобы конь не споткнулся

под ним вторично и чтобы защитить нашего слишком

храброго друга и воителя, в случае если он у вершины

холма нарвется на засаду. Но негодяй – он оказался при-

спешником какого-то лорда с границы и носит опознава-

тельный знак, крылатую шпору – летел от нашего соседа

быстрей стрелы.

Верховный бэйли города Перта слушал, недоумевая, с

чего это Смиту вздумалось пускать такую молву. До сих

пор Гоу никогда не придавал большого значения и не

очень-то верил фантастическим рассказам шапочника о его

небывалых подвигах, рассказам, которые впредь слуша-

телям предлагалось принимать как нечто достоверное. Но

старый Гловер, более проницательный, понял затею друга.

– Бедный шапочник у нас и вовсе спятит, – шепнул он

Генри Смиту, – он теперь пойдет трепать языком и под-

нимет трезвон на весь город, когда приличия ради ему бы

лучше помалкивать.

– Ох, клянусь пречистой, отец, – ответил Смит, – я

люблю нашего бедного хвастунишку и не хочу, чтоб он

сидел сокрушенный и притихший в зале у мэра, когда все

они, и особенно этот ядовитый аптекарь, станут высказы-

вать свое мнение.

– У тебя слишком доброе сердце, Генри, – возразил

Саймон. – Однако приметь себе разницу между этими

двумя: безобидный маленький шапочник напускает на себя

вид дракона, чтобы скрыть свою трусость, тогда как апте-

карь нарочно представляется боязливым, малодушным и

приниженным, чтобы люди не распознали, как он опасен в

своем коварстве. Гадюка, хоть и заползает под камень,

жалит смертельно. Говорю тебе, Генри, сынок, этот ходя-

чий скелет при своей угодливой повадке и боязливом раз-

говоре не так боится опасности, как любит зло… Но вот

перед нами замок мэра. Величавое место этот Кинфонс, и

для нас это к чести, что во главе нашего городского само-

управления стоит владелец такого прекрасного замка!

– Хорошая крепость, что и говорить, – подтвердил

Смит, глядя на широкий, извилистый Тэй, катящийся под

крутогором, где высился старый замок (как ныне высится

новый) и смотрел властителем долины, хотя на противном

берегу реки мощные стены Элкоу, казалось, оспаривали

его верховенство.

Но Элкоу в те годы был мирным женским монастырем,

и стены, его окружавшие, служили оградою затворни-

цам-весталкам, а не оплотом вооруженного гарнизона.

– Славный замок! – продолжал оружейник и перевел

взгляд на башни Кинфонса. – Он броня и щит на нашем

добром Тэе. Изрядно иззубрится клинок, прежде чем на-

несет ему ущерб.

Привратник Кинфонса, издали распознав, кто эти

всадники, уже отворил перед ними ворота и послал извес-

тить сэра Патрика Чартериса, что к замку подъезжает

главный бэйли Перта и с ним еще несколько видных го-

рожан. Славный рыцарь, собравшийся было на соколиную

охоту, выслушал сообщение с тем примерно чувством, с

каким депутат, представляющий в современном парла-

менте небольшой шотландский городок, узнал бы, что к

нему нагрянула в неурочный час делегация от его поч-

тенных избирателей. Иначе говоря, послав в душе непро-

шеных гостей к черту и дьяволу, он отдал приказ принять

их со всею пышностью и учтивостью, стольникам велено

было немедленно нести в рыцарский зал горячее жаркое из

дичи и холодные запеканки, а дворецкому – раскрыть не-

початые бочонки и делать свое дело, ибо если Славный

Город время от времени пополнял погреб своего мэра, то

равным образом граждане Перта не отказывались при

случае помочь барону осушать его бутыли.

Добрых горожан почтительно ввели в зал, где рыцарь в

кафтане для верховой езды и в сапогах с голенищами выше

колен принял их с любезно-покровительственным видом,

тогда как в душе желал гостям сгинуть на дне Тэя, ибо из-за

их вторжения пришлось отложить утреннюю забаву. Об-

нажив голову и держа шляпу в руке, он прошел им на-